ТРИ БРАТА

В таком подавленном состоянии он и въехал в Бурлацк. Подводу завернули в просторный двор с несколькими сараями, артезианским колодцем, корытами для водопоя и всем тем, что отличает крепкое кулацкое хозяйство.

Бандиты расседлали копей, ввели их в конюшню, приказали и Беру распрячь своих лошадей.

– Ну, теперь пойдем к атаману, – обратился к Беру чубатый бандит.

Атаман сидел у стола, нарядный, в неизменной украинской рубашке и в до блеска начищенных хромовых сапогах.

– Вот одну подводу с большим трудом отбили, а остальные ушли…

Танхум докладывал, размахивая руками, будто хотел показать, куда ушли остальные подводы.

– Куда же ушли эти подводы? – строго взглянул на Танхума атаман. – Ослы, солому бы вам жевать, а не драться с большевиками.

– Как мы ни обстреливали их, они все-таки прорвались, – ответил Танхум. – Уж кому-кому, а мне-то мой хлеб наверняка дорог.

– Это кто? – кивнул атаман на Бера.

– Возчик, – неуверенно промямлил Танхум, – он…

– Возчик? Большевик, значит? – спросил атаман с угрозой.

Танхум пожал плечами, как будто не зная, что ответить.

– Ты откуда? – спросил атаман Бера.

– Из Садаева.

– Много хлеба забрали в Садаеве большевики?

– Откуда мне знать?

– А для кого хлеб вез, тоже не знаешь?

– Откуда мне знать? Власть велела везти, я и повез.

– Власть? Какая власть? – повысил голос атаман.

– Новая, конечно.

– Так, значит, для красных хлеб возил? – Лицо атамана исказилось от долго сдерживаемой злобы, в глазах забегали зловещие огоньки.

– Я уже сказал, что не знаю, для кого возил.

– Не знаешь? Забыл, может? Так вот я тебе сейчас напомню… – Атаман сжал кулак и поднес его к носу старика.

– Как я могу вспомнить то, чего не знаю?

– Ты еще огрызаться вздумал, зубы показывать, которые у тебя еще не выбили?

От страха у Бера задрожали колени, потемнело в глазах.

– Чужой хлеб забирать умел, а рассказать об этом – язык отнялся?… – закричал атаман и снова поднял тяжелый кулак.

Старик в отчаянии беспомощно развел руками:

– Ничего я не знаю…

– Ничего он не знает!… А ну-ка, напомни ему, кому он хлеб вез, – повернулся атаман к Танхуму. – Чего стоишь? Ну!

На лбу у старика выступили капли холодного пота. От волнения он дрожал всем телом, ноги его подкашивались, он едва стоял.

– Всыпь-ка ему, Донда, штук двадцать горячих, – злобно бросил атаман и подал Танхуму шомпол. – По голой заднице всыпь, чтобы почувствовал!

Лицо Бера исказилось, глаза готовы были вылезти из орбит. Он бросил отчаянный взгляд на атамана и тут же перевел его на Танхума.

– Вот видишь, из-за твоего проклятого хлеба я попал в руки разбойников! – завопил старик. – Для того ли я растил тебя, чтобы ты стал разбойником, чтобы поднял руку на меня, своего отца?

– Что он там гавкает? – вскинулся атаман. – Добавить ему за то, что осмелился раскрыть свою гнилую пасть, еще десять горячих!

Танхум стоял как в воду опущенный. Он бессильно помахал в воздухе шомполом и выронил его из рук.

12

После стычки с бандитами Давид долго не мог прийти в себя. Он укорял себя за то, что не обеспечил обозу должной охраны. Ведь командир предложил ему взять с собой бойцов, а он отказался. Что теперь сказать в свое оправдание? Шутка ли, своими руками отдать врагу подводу с хлебом!… Всю дорогу Давид был начеку, боясь нового нападения бандитов. Он объезжал опасные места, от одного селения до другого подводы с хлебом сопровождала вооруженная охрана из актива местных ревкомовцев и комбедовцев. К вечеру Давид с двумя подводами прибыл в Гончариху, завернул во двор, куда из разных районов свозилось продовольствие для отправки в город, поставил охрану возле подвод и пошел в штаб отряда. Рывком открыл входную дверь, стремительно вошел в коридор и остановился в недоумении: перед его отъездом в район здесь всегда толкался народ, стоял шум и гам, а сейчас не было ни души. Давид даже подумал: не уехал ли куда и командир? Но тут распахнулась дверь, из комнаты вышел он сам с двумя пожилыми, седобородыми мужчинами. Все трое о чем-то степенно беседовали. Командир шел по коридору, как всегда слегка раскачиваясь. Он проводил посетителей до самой двери.

Возвращаясь в свой кабинет, командир продотряда увидел Давида.

– Ты? Когда приехал?.

– Только что.

По лицу Давида командир понял: что-то неладно.

– Ну, рассказывай, как там, в районе? – сказал он, пропуская Давида вперед в свою комнату.

– Да вот собрали хлеб, ну и… – Давид запнулся.

– Ну и как? Много собрали?

– Три подводы… две привезли, а вот третью… Командир обеспокоенно взглянул на Давида: что же случилось с третьей подводой? Но Давид никак не мог решиться выложить все начистоту.

– Почему не доставили все три подводы? – спросил командир.

– Одну у нас перехватили. У садаевской плотины на обоз напала банда… Бандиты устроили засаду в Камышовой балке.

– Так я же приказал не отправлять хлеба без надежной охраны, – рассердился командир. – Выходит, что мы для этих черных коршунов хлеб собирали! Для них, что ли, делилась наша беднота последним куском хлеба? Да ты знаешь, что теперь для нас значит каждый фунт хлеба? А ты целую подводу загубил!

– Кто мог ожидать засаду? – оправдывался Давид. – Мне и в голову не пришло, что эти псы решатся напасть… Но, мы этот хлеб вернем…

– Ты почем знаешь, что они с хлебом сделают? Они с тобой своими планами делились, что ли? – возмутился командир. – Да бандиты, если хочешь знать, и сжечь его могут, лишь бы нам не достался. А если он и к кулакам попадет, там его черви да крысы сожрут, а рабочим так и этак подыхать с голоду.

– Ни одного зернышка из собранного хлеба для рабочих мы им не оставим, – решительно сказал Давид. В глазах его зажегся недобрый огонек, он сжал кулаки. – Мы вернем все, что потеряли, – тихо, как будто давая себе строгий наказ, добавил он.

– А как ты вернешь?… Сейчас я не могу дать тебе ни одного человека, бойцы будут охранять обоз, который мы завтра же отправляем в город. Неизвестно, что может случиться в пути… В Яниселе и Дурдубе были кулацкие выступления.

– Я и не прошу подмоги. Мне бы только добраться до Садаева, а оттуда в Святодуховку и в окрестные хутора. Там все найдется – и люди и оружие.

– Оружие? Где ты там найдешь оружие?

– Найду, – уверенно ответил Давид. – Там есть солдаты, которые с фронта оружие привезли. Они сквозь огонь и воду готовы пройти, если революция прикажет.

– Пойдем посмотрим, что нам делать.

И они отправились во двор, где стояли готовые к отправке подводы с хлебом.

13

Танхум стоял перед отцом, опустив руки.

– Что стоишь как истукан? – гримасничая, спросил рябой. – Боишься всыпать ему по мягкому месту дюжину шомполов за то, что он помогал красным? – Сам же сказал, что будешь бить своих вместе с нами… – поддержал рябого чубатый. – Если ты его жалеешь, я ему уплачу долг.

– Он не виноват, – мямлил Танхум. – Большевик, который забирал хлеб, удрал.