Три дня в Дагезане

– Откуда ж мне было знать, что из этого ружья на вас покушались? Вот и доставил хозяину. Еще чайку позволите?

Мазин подвинул пустой стакан.

– Налейте. Вы здесь, значит, обитатель не постоянный?

– Временный. Пчелок подкормиться вывез.

– Калугина давно знали?

– Что вы!
– покачал головой пасечник, снисходя к простодушию собеседника.
– Откуда мне такого человека знать? В Тригорске по случаю пришлось познакомиться. Медок у меня Михал Михалыч брал. Он там в санатории лечился. Понравился ему мед, беседовать стали. Он и посоветовал пчел сюда на лето вывозить. Место тут подходящее. И народ любопытный.

– А вы любитель понаблюдать за людьми?

– Есть грех, Игорь Николаевич.

Пасечник часто и охотно называл Мазина по имени и отчеству, твердо и отчетливо выговаривая оба слова.

– Поделитесь, Демьяныч.

– Да о покойнике мы с вами уже рассказывали, и о Валерии с Мариной Викторовной.
– Два последних имени прозвучали вместе, случайно или преднамеренно объединенные.
– А других вы сами знаете: друг ваш Борис Михайлович, Филипенко - лихой человек.

– Лихой?

– Вот именно. Не уважаю я людей, которым живую тварь жизни лишить ничего не стоит. Да еще бахвалится. По-настоящему, зачем эта охота? Государство обеспечивает, в магазине продукты продаются, зачем же живодерствовать? Тем более заказник, природа Советской властью охраняется. А он, вишь, пушку какую завел и стреляет.

– Однако карабин вы ему вернули.

– Это, Игорь Николаевич, вопрос другой. Людей не переделаешь. Осудить я Матвея могу, а переделать не в силах. Если уж природа подогнала характер, с тем и помрешь. Горячий егерь, обидчивый, непростительный, а уж такой есть. Отбери у него карабин, другой заведет, а стрелять не перестанет.

– И по людям может?

– Охота все ж и человекоубийство - вещи разные.

– Несомненно. А что про Олега скажете?

– С неделю всего как в поселке объявился. Замкнутый парень. Гордец. С чего бы это, Игорь Николаевич, молодежь такая пошла? Вроде мы, старые люди, обидели их чем. Предками называют, за первобытных людей считают, вроде обезьян, от которых они, человеки, произошли. А вся цена этим человекам - что машинками разными обзавелись: один мотоцикл гоняет, другой Магнитофон крутит. Да так к этому барахлу прикипают, что ни мать, ни отец на дороге не становись. А уж чужого враз стопчут.

– И Олег вам таким показался?

– Не скажу. В себе парень. Что-то ищет, рыщет...

– Он искал самолет, который обнаружил Филипенко.

Демьяныч почесал худой, покрытый короткими, выцветшими волосками затылок.

– Зачем ему самолет?

– Он журналист, хочет написать о погибших летчиках.

– Вот оно что... Ну, вроде я вам обо всех рассказал.

– Про Кушнарева не говорили.

– Что про него скажешь? Ближайший друг считался...

"Считался... казался... вроде бы..." А на самом деле? Кто есть кто в действительности?

Об этом думал Мазин, возвращаясь от пасечника. Снегопад почти прекратился. Белый покров скрадывал наступающие сумерки, но светло было только внизу, над головой, и по ближайшим склонам по-прежнему висели тяжелые, неповоротливые тучи.

Сосновский хозяйничал. В печи теснилось энергичное пламя. Стало тепло и уютно. Пахло жареным мясом.

– Перцовочки, старик, отведаешь? Перцовка собственного изготовления. Хороша, бесовка! Чем порадовал Демьяныч?

– Ларчик просто открывался. Он нашел карабин и отвез егерю.

– Ты поверил?

– Сам не знаю. Налей-ка горькой!

– Забавно, Игорь, получается. Знаменитый сыщик в тупике! Ты мне Печорина напоминаешь. Из "Тамани". Помнишь, как его контрабандисты околпачили?

– И прикончить хотели.

– Вот это не смешно. Значит, ничего из старика не вытянул?

– Определенного нет. Пожалуй, несколько изменилось мое отношение к нему.

– В какую сторону?

– Если говорить упрощенно, оно ухудшилось. Старик не такой доброжелательный, каким хочет казаться.

– Выпустил коготки? На кого?

– Он никого не подозревает, даже вступался, когда речь заходила, и все-таки не удержался, о каждом сказал такое, что может при случае наслоиться на тот или иной факт, создать неприятное впечатление.

– Это подозрительно.

– Вряд ли. У него не было необходимости покушаться на Калугина вторично, убивать тоже вроде незачем. История с карабином правдоподобна.

– Кого же подозревать?

– Пока я всех считаю невиновными.

– Обидно, что мы ничего не выяснили до приезда милиции. Даже то, что убил Калугина тот же тип, что стрелял в тебя, по существу, не доказано.

– Меня другое тревожит. Боюсь очередного кровопролития и не знаю, как его предотвратить. Как Архимеду, не хватает рычага. Если б знать, почему хотели убить меня?

– Ты опасен.

– Чем? Кручусь по поселку? Этого ж мало для убийства. Убивать меня имеет смысл в одном случае: если я напал на след, если получил преимущество в поединке, если противник попал в безвыходное Положение. Только в этой ситуации любой риск оправдан. Но я не вижу в своей позиции никаких, даже элементарных, преимуществ.

– Значит, видит он.

– Находится в приятном заблуждении?

– Не очень-то приятном. А что касается заблуждения... Не проглядели ли мы чего? Не выплеснули в ажитации с водой и ребенка? Что-то не заметили, не оценили! А он думает, что оценили.

Мазин заходил по комнате.

– Утверждать, конечно, невозможно, но это мысль. Нужно заново пересмотреть каждый шаг, каждую мелочь.

– Тигр! Осел! Стол не опрокинь!

– Тесно у тебя, Борька!

– Я ж не рассчитывал на взлет твоей неукротимой энергии. Думал, отдыхать человек едет. Будет рыбку довить, на коечке полеживать с журналом "Огонек", кроссворды решать.

– Не подначивай! Я по воздуху пройдусь, подышу, подумаю на морозце.

– Смотри не простудись. По-моему, ты уже сопишь.

– Есть немного. Нужно платок взять, кстати. А то я калугинский затащил из мастерской.

Игорь Николаевич показал выпачканный в краске платок.

– Он не из мастерской. Ты взял его в избушке на озере, когда я перевязал твоим платком рану, - вспомнил Сосновский.

– В самом деле? Не обратил внимания. Да, он валялся на койке, где лежал Валерий. Старею, Борис. Нервы сдают, память отказывает.

– Не прибедняйся!

Мазин вышел из домика. Снег больше не шел.

Луна

Было еще светло и очень тихо. Река примолкла, истощив нерасчетливо растраченные силы. Хотелось идти долго, отрешившись от беспокойных мыслей, но на пути вырос Валерий.

– Видели пчеловода?

Казалось, он поджидал Мазина.

– Демьяныч подтвердил мое предположение.

– Выкрутился?

– Не суди ближнего... И возьмите свой платок.

Художник посмотрел на платок.

– Не такая уж ценность. Но если вы щепетильны... Из хижины утащили?