Три дня в Дагезане
Шрифт:
– Что вы знаете?
– Знаю, что вы приехали сюда не случайно.
– Вам не дает покоя батумский ресторан?
– Вспомнили меня?
– Это вы меня вспомнили. Но раз уж у вас такая хорошая память, вы должны помнить и другое: я говорил открыто, гибель этого самолета меня давно интересует.
– Почему?
Он мог бы возмутиться, надерзить, но ответил обстоятельно:
– Я работаю в авиационной газете, приходилось встречаться с ветеранами, они вспоминали этот случай. Самолет пропал без вести в сорок первом году. Произошла авария. Он выполнял важное задание, и погибшие заслужили, чтобы родные узнали, где они погибли.
– Почему никто не искал самолет до вас?
Олег снял очки и протер стекла носовым платком. С каждым вопросом он становился суше и спокойнее. Трудно было понять, насколько правдивы его ответы, но он не увиливал от них.
– Искали. Безрезультатно. Видимо, мешала лавина.
– А вам повезло?
– Не мне, а Филипенко. Машину нашел Матвей.
– Нашел там, где искали вы.
– Нашел там, где она находилась.
– И все-таки вам повезло. Даже неоднократно. Калугин оказался жителем поселка, рядом с которым разбился самолет, предложил вам гостеприимство...
В спокойствии Олега пробилась первая трещина.
– Ну и что?
– Ничего особенного. Удачно, что вам не пришлось жить в палатке. Сыро, холодно. Радикулит подхватить можно.
– У меня отличное здоровье.
– А тренаж неважный. Озеро не одолели.
– И это известно?
– Тесно живем, - повторил Мазин слова Демьяныча.
– Однако удачи не кончились. К озеру поднялся Филипенко. Не по совету ли Калугина?
Олег достал из кармана штормовки спички и сигареты. Первая спичка сломалась. Вторая тоже не зажглась. Наверное, коробка отсырела. Мазин вынул зажигалку и протянул журналисту.
Ответ после паузы прозвучал с вызовом:
– Возможно. Калугин любил советовать.
– А у вас не сложилось впечатление, что советы его на редкость безошибочны?
– Если и сложилось, какое отношение имеет это к смерти Михаила Михайловича?
"Резонно. Нельзя же думать, что парень сошел с ума и убил Калугина, чтобы не делить с ним славу первооткрывателя? Да и что за открытие? Случайно разбившийся самолет, летевший в тыл... Однако сложилось!"
– Когда погиб самолет, Олег?
– Двенадцатого октября.
"Знает даже день. Нет, не могла обыкновенная, непримечательная история так заинтересовать их обоих. Калугина тоже. Но чем? И что произошло в тот день? Калугин ехал из госпиталя в Ашхабад. Ехал поездом. Из окна вагона за сто километров не увидишь. Но услышать, узнать что-то в пути можно. Только обязательно значительное, чтобы запомнить на два с лишним десятка лет!"
– Калугин знал эту дату?
– Я сказал ему.
– Давно?
– Порядочно.
– Странно. Вы же тут неделю всего живете. Или вам случалось встречаться с Калугиным раньше?
– Нет.
"Вот и попался", - подвел итог Мазин без особого торжества, потому что победа далась легко.
– Алексей Фомич, зажгите лампу, пожалуйста.
Кушнарев сидел, опустив голову на руки, и Мазину пришлось повторить свою просьбу, прежде чем он встрепенулся и заспешил, не попадая стеклом в выгнутый ободок.
– Покажите бумагу, которую вы нашли, Алексей Фомич.
– Не нужно, Игорь Николаевич, не стоит.
– Лучше разрешить недоумение сразу, чем держать камень за пазухой. Это ваша телеграмма?
Олег поднес бланк к лампе, посмотрел, поправил очки.
– Как она к вам попала?
– Объясните, что здесь написано. И почему вы не сказали, что давно знакомы с Калугиным.
Игорь
Николаевич выдвинул фитиль. Стало светлее. Олег положил бумагу на стол. Он не делал никаких попыток оспорить право Мазина задавать вопросы, но держался по-прежнему ровно, не роняя себя.– Не понимаю, почему он ее не выбросил. Это была его затея. Калугин не хотел, чтобы в поселке знали о нашем знакомстве.
– Как вы познакомились?
– Он приезжал в наш город, писал летчиков. Мы разговорились, оказалось, что у него здесь дача. Я рассказал, что меня интересует самолет. Последняя телеграмма с борта была из близкой точки. Он предложил остановиться на даче.
– А условие?
– Я не придал ему значения. Калугин просил, если я найду самолет, не упоминать его фамилию в газете. Я счел это за обычную скромность.
– Откуда он знал, что самолет лежит у озера?
– Он никогда не говорил, что знает, но упорно советовал искать в верховьях Красной речки.
– Упорно?
– Упорно. Когда я не одолел, как вы выразились, подъем, он послал Матвея. Обидно. Подняться было можно. Я ходил туда сегодня с Галиной.
– Когда вы вышли?
– Рано.
– Олег откашлялся.
– Может быть, достаточно, доктор? Я стремился, как мог, удовлетворить ваше любопытство.
– Спасибо.
– Всего доброго.
"Самоуверенный парень. Не битый. Современный. У Демьяныча верный глаз".
– Игорь Николаевич!
– услыхал Мазин. Впервые архитектор назвал его по имени и отчеству, и в этом обращении Мазин уловил доверие и еще другое раскаяние.
– Все я напутал, насловоблудил, сам не пойму зачем. Ведь зарекался не болтать... А наплел про скважину, бред всевозможный. К счастью, прояснилось, рассеялось.
– Что прояснилось, Алексей Фомич?
– Да галлюцинации мои. Что Олег странно вел себя, и вроде Миша скрывал, зависел от него. Вот уж ахинея!
– Не уверен. На мой взгляд, ничего этот парень не прояснил, наоборот, замутил. Что знал Калугин о самолете? И почему журналист к нему прикипел? В такую погоду жизнью рисковал. Зачем? Самолет нашли. Никуда он не денется. Зачем к черту на рога в такой спешке взбираться?
– Характер, Игорь Николаевич. Спортивный, упрямый.
– Ладно, Алексей Фомич. Понимаю вас. Поймите и вы меня.
– Мазин решил бросить свою карту.
– Факты мне требуются и ваша помощь. Расскажите, как Калугин попал в тюрьму. Я не ошибся? Ведь вы встретились с ним не на свободе?
Кушнарев сник. Ему стало больно.
– Как это я... как мог проговориться...
– Вы не проговорились. Я сопоставил ваши слова о помощи Калугину с датами его жизни. Не вините себя. Он совершил серьезное преступление?
– Серьезное? Он напился водки.
– Кушнарев вдруг заторопился, спеша поскорее избавиться от всего, что таил, что давило на него.
– Он выпил. Первый раз в жизни выпил. И друзья, нет, не друзья, подонки, враги злейшие, решили сломать замок на киоске или ларьке, а его попросили постоять, посмотреть, предупредить, свистнуть. Вы знаете, как это делается. Он свистнул или не успел... Все попали в милицию. Признали предварительный сговор группы лиц... Беда заключалась в том, что мальчик органически не мог переносить неволи... Художник! Хотя он не был еще художником, а ребенком, мальчишкой, шестнадцать лет! Он не мог покориться этой страшной нелепости. И совершил еще две непростительные глупости. Сначала он... Поймите только правильно!