Три года счастья

Гни свою линию, горят огни.

Сплин - Гни Свою Линию.

София Воронова не верит в сказки, где в конце побеждает добро и справедливость, где принц обязательно спасает принцессу от дракона и усаживает рядом с собой на лошадь, чтобы увезти за собой и жить и там долго и счастливо. В реальности ты просто-напросто не встретишь прекрасного мужчину, отдашь ему свое сердце и вы будите целоваться в блестящем солнечном свете, просыпаться в одной постели и дракон наверняка не сожжет твою деревню, а потом покорно поддастся благородному победителю, чтобы ты призналась в любви.

Ну уж нет, такого не происходит.

Да и Люсьен, не принц, а Клаус Майклсон - злой дракон. Дракон, который не сжег, а розарвал своими клыками глотки тех, кто был дорог Софии.

Она видела все своими глазами.

Она открыла для себя ночь.

Серая полоска дороги.

София смотрит на мирно спящую Алекс на заднем сиденье автомобиля, ведь ведьма, которая напророчила Майклсонам падение – самый важный свидетель и игрок в этой игре, переводит взгляд на Касла. У него пронзительные светлые-зеленые глаза, заставляющие ее бедное сердечно вздрагивать и прижиматься к самым ребрам в попытке, видимо, выскочить наружу, и глубокий баритон, мягкий, обволакивающий, но так часто делающий слишком больно. Больно, потому что может и не нужно было затеивать все это. Если все это обречено на провал? Если не нужно ехать в Новый Орлеан?

Касл лично дал указание выстреливать волков обитающих на болотах Нового Орлеана.

Это ведь тянет на дно.

Ужасным драконом же может стать кто угодно. Клаус Майклсон или Люсьен Касл. Ей не нужен особый дар ясновидения, чтобы предугадать, что в этой войне победитель будет только один.

Что-то останавливает.

Что-то мешает.

Или, у Софии более обоснованно, чувства, спрятанные глубоко-глубоко.

Защитить себя.

Защитить тех, кто дорог.

Этот дракон может уничтожить все: страх поглощает ее с виртуозностью самой неизлечимой болезни, впитываясь в кровь, замедляет ее течение и приливая к неизменно бьющемуся сердцу. Оно, спрятанное в клетке из ребер, будто чувствует, что Люсьен самоубийца — при виде Клауса ухмыляющегося и испачканного кровью. Она до сих пор вздрагивает вспоминая его ухмылку и подбородок испачканный кровью. Даже если попытается убедить остановиться, то Люсьен не послушает ее, какая теперь разница, ведь уже поздно и он жаждет мести.

Не убедит остановиться и это потащит ко дну. Клаус Майклсон убьет его, как только все карты раскроются и он поймет, кто его настоящий враг.

Она видит перед собой свет фар.

Софии кажется, уже который год она стоит на обочине темной дороги с протянутыми ладонями, держа бьющееся в конвульсиях сердце, а по запястьям вниз течет кровь. Мимо неизменно проезжает, но на нее бросают лишь быстрые взгляды, не замечая главного.

Главное, что кроме жажды отмщения за семью София еще не желает, чтобы пострадали те, кто вошли в ее сердце.

Смотреть, но не наблюдать.

Похоже на правду, ведь Люсьен смотрит на нее, но ни черта не видет. Не слышит ее внутренного крика и мольбы развернуть машину.

Но она всего лишь наемница и ведет свою игру.

Внезапно вибрирует телефон, и конец представляется вполне очевидный.

Конец – смерть.

А что здесь фантазировать?

Все же очевидно.

Алекс вдыхает, отворачивается.

Низкий голос в динамике Тристана, который говорит, что прибудет в Новый Орлеан, как только убедится, что Авроре понравится в Тибете. Как бы глупо это ни было, во второй раз Люсьен верит ДеМартелю и улыбка проскальзывает, когда Люсьен слышит голос Авроры.

Это просто и болезненно одновременно. Как сорвать пластырь с незажившей раны: резкая, отупляющая сознание боль, а затем — только тишина.

Он отключается, а Касл жмет по тормозам, что Алекс даже выругивается, цепляется руками в кресло, но Касл молчит и покидает автомобиль.

Ну что же, кому-то в жизни достается.

— Ты вообще выжил из ума, Касл? Что происходит?

— Ты останешься здесь, София, потому что я не желаю, чтобы твоя жажда мести может испортить все веселье. Я позвоню, когда будет нужно, а пока контролируй все.

Говорят, что сила в правде, а значит в споре с Никлаусом Майклсоном прав Люсьен Касл.

Но в этом мире нет правды.

Бесполезно искать правду.

Дорога, у обочины которой она стоит, освещена единственным фонарем, сердце наконец останавливается — наверное, просто жутко устало. По дороге никто не едет — полнейшее одиночество — и София остается стоять так, с протянутыми ладонями, минуту как погибшая, но так и не разучившаяся дышать.

Люсьен оставляет ее, говорит, чтобы она не вмешивалась, пока он не даст позволения.

Так он защищает ее?

Отдалив?

Нет, в этой сказке не разобрать, кто принц, а кто дракон.

Эту ночь ей придется провести в придорожном мотели.

Кипяток в чашке давно остыл, и она бы наверняка заметила это, если бы не была так увлечена ничем. Сидя на полу, спиной к двери, она пустым взглядом смотрит на то, что осталось — ненужные предметы в ненужной жизни, не иначе.

У нее была цель отомстить.

Внутри разливается вселенская пустота.

Если земля прямо сейчас разойдется у нее под ногами, станет ли она сопротивляться? Нет, конечно. Да и на кой черт оно ей надо? Падать вниз проще, чем пытаться подняться наверх. Уж это она запомнила сполна.

Время переходит с бесконечных секунд на долго тянущиеся часы. Она понемногу осознает, что сидя здесь, у двери комнаты , исправить ничего не удастся. Ну, а что, по сути, она может исправить? Люсьен ясно дал знать, что в этой игре ей нет места.

У Софии дрожат пальцы, но она все же встает и идет в сторону ванной. Включает холодную воду в умывальнике, набирает воду и умывает лицо. Смотрит в зеркало и видит не себя, нет, другую, уставшую и жутко ко всему безразличную женщину. Впрочем, это и не удивительно — она все еще не плакала с его тех самых пор, как стала наемницей. Зачем?

Ей хочется поскорее закрыть глаза, как будто завтра утром она проснется в другом мире, где все –начиная от начала и до конца — сказки — не вымысел. Где принцы спасают принцесс из и побеждают драконов, где долго и счастливо в конце, где справедливость.

Но Софии пора бы признать: она не принцесса, поэтому и Люсьен не принц . Только вот дракон — уничтожил все до того, как главный герой ее сказки узнал о своей роли. Узнал о смерти и том, что долго и счастливо не выйдет.

Как жаль.

*** Новый Орлеан. ***

Ей жутко хочется спать: глаза режет от света, хотя в гостиной горит только торшер. Ее племянница только уснула, а Никлаус решает, что ему нужно поохотится. Каким бы хорошим отцом Майклсон не был, но даже его личному ангелу Камилле не удается уговорить Майклсона послушать его. Видимо их беседы не такие уж и полезные, если Клаус более не заинтересован в исцелении души и того, как вымолить прощение брата, и при любом удобном случае закрывается в мастерской.

Фрея тянется к халату, запахивая полы и подвязывая их пояском.