Три года счастья

И он ищет ее руки, несущие исцеление.

Может быть они исцеляли друг друга.

Когда перед ним все в черно-белом цвете и Элайджа наталкивается на тайный уголок его памяти, касается ручки и пытается открыть эту черную дверь что-то идет не так. Кто-то подпирает ее изнутри, не желает впускать.

Она боится и борется, подпирает дверь плечами, боится, упирается, думает, что это Ад и сам Дьявол пришел, чтобы мучить ее душу.

Кетрин Пирс борется до конца.

Кетрин Пирс никогда не сдается.

Сейчас она не желает впускать Элайджу Майклсона, а он так боится потерять и ее. Потерять

и отпустить даже в уголке своего разума.

Он не уйдет, подождет, но войдет в эту дверь.

Не сдастся так быстро.

А что между ними было?

Хороший секс, ее слезы, признания и это было веселье, когда они убивали и питались, была ложь и правда, искренность, улыбки, касания, сжатые ладони, тепло, взгляды.

Они были настоящими и та боль, тоже настоящая.

Нелепо вышло.

Он оставил ее, потерял, так и не узнал настоящую. Не узнал, что она была искренней и могла вновь полюбить того, кто защищал ее и заботился, мог обеспечить ей место в вампирской иерархии и вряд ли бы кто-то посмел прикоснуться к женщине Элайджи Майклсона. Даже бы Клаусу пришлось смириться с выбором брата, а ей бояться жить со своим злейшем врагом под одной крышей. Но Элайджа был бы рядом и страх бы покинул ее и сердце вновь бы поверило в любовь. Он бы точно смог сделать так, чтобы она не боялась, не отпустил бы. С ним не нужны никакие маски.

Сейчас она бы даже не посмотрела та то, во что превратил себя Элайджа Майклсон, не просто упал на дно, он начал быстро и резво закапывается в ил.

Потерял или просто боится быть счастливым?

Кетрин Пирс как лекарство для Элайджи Майклсона.

А теперь это кажется тяжелейшей формой зависимости.

Оставил в реальности, а здесь не смог.

Что, если его руки больше не обнимут ее, а она не согрет?

Он привык ощущать теплоту ее дыхания на своих ключицах, ее руки, которыми она обнимает его пресс, прижимается сзади, когда они просыпались в одной постели и тогда он был уверен в то, что Кетрин Пирс.

Она привыкла тому, как он целует ее упругий живот, когда они занимались любовью, это был не секс. Кетрин Пирс поняло это. Поняла, что это и есть другая сторона любви, которую она и не знала. Постоянно боялась и бежала, а в итоге боялась потерять его и боли. Была только его и запах волос, шеи и его влажные дорожки поцелуев, от которых она прикрывала глаза. А когда сжимала его ноги своими. Во вздохах и запахах. В поцелуях и в кусании губ, крови. Она чувствовала , что с ним что-то еще больше. Это был не секс. Это было наслаждения и одно чувства на двоих

А сейчас?

Влюблены.

Не друг в друга.

Или эти чувства сильнее всего?

И это бы пора прекращать.

Ему прекращать возвращаться к этой черной двери.

Ей просто не вспоминать и жить дальше.

Не могут друг без друга, и поэтому оказались в замкнутом круге боли, у самой пропасти.

Эта любовь умрет, когда завянут сорняки.

Сорняк в его разуме.

Сорное воспоминание в ее голове.

— Последний раз ты входишь в эту дверь, Элайджа Майклсон, — а в голосе неуверенная дрожь.

Из их двоих Пирс явно смелее, но в этот раз дверь поддается и он вправе переступить порог комнаты.

Шаги.

Его шаги и этот стук каблуков мужских туфель она узнает.

Думала, что потеряла его навсегда, а сейчас он стоит перед ней.

Через какое-то время он понимает, что она не спит как должно было быть, стоит перед глаза влажные от слез. Она плакала, но Элайджа не желал, чтобы она плакала и грустила. Тогда почему она плачет? Возможно, это плачет его душа? На этой скомканной постели в остались только воспоминания о поцелуях со вкусом кленового сиропа, пульс, учащенное сердцебиение и вагоны недосказанности.

« Прощай, Катерина.» - остро режут ее сердце, когда она заглядывает в глаза цвета виски.

Сейчас не уйдет.

Сейчас узнает все о ее боли и чувствах, то, что она хотела быть с ним до конца.

Реален ли тот, кто отпустил ее?

Пару шагов в его сторону и как прежде коснуться ладонью его лица, а Элайджа, как прежде сожмет своей теплой рукой коснется его лица, проведет пальцами по складке кожи рядом с ухом, по скулам и щеке и только тогда поймет, что он реален, здесь, а его голос окончательно протрезвит ее.

— Элайджа, ты здесь… Рядом… Это и вправду ты…

— Катерина, я не желал видеть твоих слез… Я не смог выбросить тебя из своего разума. Я здесь, чтобы сказать тебе, что Никлауса не спасти и ты была честна в своих чувствах, Катерина… Слишком поздно молить о прощении и я повяз в грязи… Грязи… Мне нужно, чтобы ты выслушала меня…

— Я знала, что была права, Элайджа, а ты отпустил меня… Ты идиот, а я стерва… Я дрянь, Элайджа и столько всего произошло, что уже слишком поздно…

А в последний ли раз Элайджа Майклсон переступает порог этой комнаты?

========== Глава 67. Из Ада не ходит прямой поезд. ==========

У женщин странная привычка: прижимать к сердцу нож, который нанёс им рану.

Джером Клапка Джером.

*** Новый Орлеан. 2015 год.***

Прожить жить впустую: во лжи, не обращать внимания на мимо пробегающих людей, не любить.

Так долго…

Попасть в паутину лжи и одиночества.

Стоят посреди комнаты в которой только он и она и смотрят друг на друга.

Сейчас она плачет, а он не сможет уйти.

Не сможет.

Сам ведь пришел и все рассказал.

Сам ведь растерзал душу, а сейчас ищет исцеления.

— Зачем ты сказал мне это Элайджа? Я могла бы простить тебе любую другую женщину, но Хейли, не ту, которая внесла в твое сердце грязь, — Майклсон падает на пол от ее удара, сплевывает кровь, а Кетрин шипит.

Если нужно, то она будет его бить.

Бить, чтобы он пришел в себя. Бить по лицу, хватать за пиджак, крепко удерживать своей цепкой хваткой за плотную ткань пиджака и смотреть взглядом полыхающей ненавистью и ничем больше.