Три года счастья

Забыть и в этот раз.

Кем он будет, если отпустит ее?

Разве это любящей мужчина?

Не отпустит.

Ей бы поднять руки, ударить его, оттолкнуть и бить головой об стену, притворитбся, что ничего нет, освободиться от его объятий и отступить назад, как можно дальше, а лучше и вовсе уйти. Уйти от любви.

Навсегда?

Не отпустит, крепко держит ее в своих объятьях. Это преступно ведь, любить ее. Элайджа знает, что Никлаус расценит его любовь к ней, как предательства. Предательства семьи. Тогда он предатель, потому что привязан к ней и семье одинаково.

Своей привязанностью к семье, он ее губит — эта мысль всплывает в его голове почему-то чаще всего.

Своей превязанностью к ней, он губит семью – предает младшего брата.

Но он не может. Не избавляется от наваждения, не убирает рук с ее тонкой талии, и только ему под силу полностью и прижать к себе, чтобы никогда-никогда не отпускать. Не отпускать и справить с ее характером.Ни за что на свете. Он и не отступит назад, потому что иначе ему не почувствовать запаха ее волос, что-то цветоцное вперемешку с карицей. Что-то легкое, едва-едва уловимое, чуть терпкое и такое родное. Что-что, что люди называют любовью.

Болеть ею ведь она куда-то под кожу, ее яд уже давно достиг его сердца. Кетрин Пирс пропитывает его с головы до ног, от первой и до последней мысли, от ночи до утра, от боизости до разлуки. Иногда Элайджи казалось, что он сходит с ума.

Ее губы горячие, сухие, проходятся по его щеке в миллиметре от уголка рта, слегка задевая, будто дразня. Элайджа глядит на нее сверху в низ и видит, полувопросительный взгляд. Хочется отвернуться, но он не может.

Не тогда, когда его любовь так близко и они могут быть свободными.

— Я ничего не боюсь, - зачем-то шепчет она, уже не улыбаясь. — Ничего, Элайджа, я выживу. Отпусти меня и спаси себя от гнева Клауса. Сделай это для меня. Прийди в себя и будь счастлив без меня.

— Я не могу сделать этого, Катерина, если Клаус посчитает меня предателем ради любви, то так тому и быть. Если лекарства – средства, плата за наше счастье, то мы добудем его. Если я отпущу тебя то, только чтобы ты воплотила свой план и добыла лекарства, а я заключил сделку с моим братом. Я не отпущу тебя, и завтра мы играем по твоим правилам. Ты обещала подарить мне день.

— И возможно не только день… У меня есть идеально Дьявольский план, Элайджа. Если он не сработает, то есть план H. Доверься мне… Это стоит того.

Без нее он не сможет жить.

Жар, невыносимый, плавящийся в воздухе, повисает над ними, растопляя ее последние слова в голове. Что за план H? Давит на мысли, но Элайджа ведь знает ее и на что она способна. Ему трудно дышать, скапливающаяся внутри буря грозит вырваться наружу, сметая все на своем пути. Буря чувств к ней, после того, как он вновь нашел ее.

Мир останавливается лишь на мгновение.

Неправильно любить ее, зная, что этим он предает брата, семью. Предает все, что так ценил. Но ведь и любовь он тоже ценил и верил в то, что это чувства меняет все. Неправильно и мгновение, когда Элайджа ничего не боится, касаясь ее губ своими губами.

Иногда жить такое же храброе решение, как умереть.

Он принял решение жить ради нее.

Она приняла решение умереть, чтобы иметь возможность любить, быть рядом с ним, быть только его. Приняла решение пойти до конца ради этих чувств.

*** Мистик Фоллс. 2012 год. ***

Клаус Майклсон слышит приближение, слышит, как открывается дверь в его мастерскую. Он и так не в лучшем состоянии, особенно, когда пришлось пожертвовать гибридами, ради спасения Елены и убийства Кетрин. Размазывает краску, в последнее время, он слишком много рисует. Рисует, пытается прийти в себя, успокоить бурю эмоций, которая вырвалась наружу. Не контролирует эмоции. Слишком всего произошло за последнее время. Ему необходимо прийти в себя. Может ему лучше побыть одному? Рисование и необъяснимое чувства к Керолайн Форбс – единственное, что помогают ему бороться со всем. Бороться, контролировать и жить. Клаус Майклсон за свою долгую жизнь пережил многое не один раз слетал с катушек и приходил в себя. Всегда был первым. Никогда не знал милосердия и считал любовь слабостью.

Запускает кисточку, которую держал в своих руках, прямо в грудь, вошедшего в мастерскую вампира. Боль и кровь только забавят его.

На коленях и даже не пытается вытащить кисточку из груди, стискивает зубу и наблюдает за медленно расползающемся пятном крови. Он лишен своей воли, и только пересек черту города, поспешил к создателю с новостями.

— Это был мой брат… Я прав… Эта шлюха сумела завладеть и его постелью?!

— Джейса и Пролу убил Элайджа и с ним была кареглазая брюнетка, которую должны были убить по вашему приказу. Элайджа спас ее, все, как вы и сказали. Я стоял в тени и наблюдал за этим, потом поспешил к тебе с новостями. Я сделал, что вы приказали. Но я заметил нечто иное… Иное, когда взглянул в глаза.

У Клауса чувство, что земля уходит у него из под ног, и железные тиски сжимают все сильнее сердце, намереваясь раздавить орган который у людей отвечал перекачку крови.

У Никлауса Майклсона черное, подлое сердце.

Черное сердце, которое он не использовал для любви.

Бесполезный орган, пустое, мертвое сердце.

— Ваш брат любит ту женщину. Любит потому что я видел, как тот сражается за нее, как дрожал от страха, видя, что ей грозит опасность, как подхватил на руки, как он смотрит на нее. Это называется любовь, то, что заставляет сердце биться быстрее.

— Заткнись!

Скрывает за мрачным весельем страх, хватает кисть, стоявшую в прозрачном стеклянном стаканчике, оказывается рядом, вонзает кисть в его горло, только бы не слышать его слов. Только бы он загнулся и Клаус не слышал это слова : « Любовь.» Потому что, для слабости не его бремя. Потому что слова, о любви лишь пустой звук, отражающийся от стен мастерской.

— Разве я не говорил, что не признаю любовь? Разве я не говорил, что любовь величайшая слабость вампира. Мы не любим. Мы не слабые, - он улыбается своей фирменной улыбкой впервые за этот длинный и тяжелый день.

Вампир заставляет себя улыбнутся в ответ, преодолевая ужас, сковавший каждую клеточку ее тела после слов Майклсона, словно знает, что следующей удар будет в сердце. Его мертвое и остановившееся сердце, которое сейчас является слишком бесполезным органом и уже не качает кровь.Но Майклсон улыбается оставляя кисть, для батика, в сердце вампира. Клаус Майклсон всегда попадает в цель. Сердце – его цель. Дерево пронзило ненужный орган. Ненужный балласт, от которого избавился Клаус Майклсон.

Впереди его не ждет ничего хорошего, и вампир еще слышал последние слова своего создателя : — Я позволю моему брату любить или сделаю так, чтобы тот никогда не познал минуты счастья.