Три года счастья

Утопаю без остатка, тону в твоих глаза-ах.

Давай молчать лишь об этом.

Не раскрывая секретов.

Изучи меня по легким движениям.

Попадаю в твое притяжение.

Изучи меня по легким движениям.

Понимаем, что хотим продолжения.

Елена Темникова - Движения.

“ Ты будешь помнить меня, и это твоё проклятье”.

– 1939

*** Новая Шотландия. Галифакс. 2013 год. ***

Кетрин Пирс должна ненавидеть всю его семью.

Кетрин Пирс должна подчинить свое сердце разуму и знать, что может ошибиться. Должна знать, что совершает ошибку. Должна знать, что даже в расчетах можно допустить ошибку.

Ей вообще-то плевать, потому что Элайджа Майклсон ее последняя надежда.

Ей наплевать, что сделает Клаус и как Элайджа поступит с лекарством, главное только свобода и то, что останется с ней до конца. Главное, что она поверила и Элайджа Майклсон – ее единственный шанс заполучить все то, что она желала больше всего – защита, любовь, верность, преданность. Главное, чтобы он шептал ее имя.

Она недостойна быть любимой.

Он считает иначе и считает, что она все должна оставить все в прошлом и верить в будущее рядом с ним.

Он не должен верить лживой и эгоистичной шлюхе Кетрин Пирс. Мог бы просто воспользоваться, она ведь предлагала. Предлагала себя, когда появилась в одном нижнем белье, в гостиной его квартиры.

Не смог.

Ему было важнее узнать что она чувствует в реальности. Реальные чувства важнее ночного увлечения.

Ему было плевать до того момента, когда она бесшумно появляется на пороге его квартиры с легкой улыбкой, а волосы заплетены в две маленькие косички.

А потом, ночью, он задыхался – от ярости, заплесневевшей тоски и одиночества, того, что желание полюбить ее может погубить его. Любовь губит.

Не переставал думать о ней.

Вкладывал очередную дозу : « Все в порядке», « Семья превыше всего» в собственные мысли, когда лежал ночью без сна, сверля взглядом до безобразия белый потолок.

Как возможно молчать, если желаешь сказать, что все еще любишь? Любишь пропащую, лгущую женщину и желаешь посвятить всю свою жизнь спасая ее.

Элайджа – совсем не изменился, поправляет запонки, смотрит на неё, когда она впервые увидела его в Бруклине, с мягкой улыбкой, но взгляд суровый, ведь изменилась она. Она больше не хотела любить и чувствовать то, что чувствовала. Желает сама управлять своей судьбой.

У розы три дня, прежде, чем опадут прекрасные лепестки и она увянет. У Майклсонов век за тысячелетие. Сколько же эта семья ходит по земле?

Кетрин – роза, которая рано или поздно увянет, если ее не защищать. Увянет, даже ее ты не сможешь защитишь.

Увянет, чтобы возродиться.

Элайджа должен защитить ее.

Словно кинолентой в памяти проносятся долгие разговоры, первая встреча после стольких столетий, изящная темно-алую розу, Рождество и то, что сбегая она все равно она возвращается.

Дальше. Привязанность дикая, обоюдная, когда прирастаешь душой, пускаешь корни глубоко в сердце , когда каждое утро –желаешь быть только с ним и каждая улыбка – ему одному.

Элайджа смотрит, как тихо, почти неподвижно спит Кетрин в его постели. Сколько раз он просыпался один, когда Кетрин тихо ускальзывала на рассвете – сбегала, потому что привыкла к этому.

Элайджа думает, что ни разу еще не видел, как она спит. Сейчас – неподвижно и тихо. А потому он придвигается близко-близко, чтобы услышать дыхание, ощутить на своем лице.

Осторожно, почти невесомо, - ладонью по волосам, пропуская темные прядки сквозь пальцы. Дышать. Просто смотреть и дышать. Вдохнуть полной грудью ее терпкий запах.

“Я же думал, что потерял тебя, понимаешь? Думал, что невозможно быть счастливым и ты вновь сбежишь, а ты, как и я сдалась. Сдалась в плен любви. “

Пирс вздыхает чуть громче и чуть поворачивается, устраиваясь удобнее щекой на подушке. Он поправляет сползшее с его плеча одеяло.

“Ты здесь. Ты здесь, ты со мной. Ты мучаешь меня. Ты роза, чьи шипы ранят и я готов поранится, пролить кровь ради этой любви. “

У него события вчерашнего вечера перемешались в голове, будто скиданные в коробку пазлы, и в памяти остался лишь неподвижный, не верящий взгляд Кетрин и ее холодная кожа под пальцами, и сердце, колотящееся под несколькими слоями одежды. Она боится, а он слышал, как бьется ее сердце. Колотящееся так громко, что уши почти заложило. Страх, что отпустил моментально – в тот самый миг, как Элайджа шагнул вперед и взял ее ладонь в свою. Ведь он был прав и в истории не было того, кому семья Майклсонов не принесла конец, не смогла убить. Страх, что держал так крепко, ядом просочился под кожу, страх смерти, вдох драл горло изнутри колючей проволокой, этот страх разжал ледяные пальцы и шагнул назад, как только Элайджа согрел ее ладонь.

Все прошло. Все прошло, когда Майклсон обнял ладонями бледное измученное лицо, тогда в порту, и шепнул прямо в губы: “Ты не одна”. Когда длинные ресницы дрогнули, опускаясь, когда она задержала дыхание, будто прислушиваясь к чему-то внутри. Пришло время ей слушать сердце.

Словно пытаясь отличить реальность ото сна. А он уже тогда понял – просто не отпустит больше никуда и никогда. Никогда.

“Я устала терять, я устала плакать, я устала думать, что это конец” – твердо решила Кетрин.

Еще раз пальцами – по щеке. Осторожно, чтобы не разбудить.

Ритм дыхания меняется, и Элайджа понимает, что она проснулась – за секунду до того, как Кетрин открывает глаза.

Плечи чуть расслабляются, когда Элайджа тянется, чтобы тронуть губами висок. Или это непроизнесенное: “Я буду рядом. Я буду рядом, потому что тебе нужен кто-то рядом. Тот, кто будет рядом и тебе больше не нужно бежать от счастье. Я разочаровался в любви, а ты доказала обратное. Ты удивила меня. “

Потому что это и есть то, что называют любовью. Потому что это и есть то, что чувствует он к ней.

Элайджа переплетает их пальцы, утыкается носом в шею.

Что плохого в том, чтобы проснуться в объятьях любимой женщины. Встреть рассвет, так как желал. Встретить рассвет наблюдая за той, которую ты любишь. Уснуть и проснуться в одной постели.

Шторы на окне зеленые или, скорее, с зеленым отливом. Постельное белье шелковое – зеленое. Щурится от лучей солнца.

— Уже рассвело, - на ее лице улыбка, проводит своим тонким пальчиком по скуле его лица. — Мне пора вставать и заварить для нас кофе, завтрак. Боже, Элайджа Майклсон ты понимаешь, что ты единственный мужчина для которого я готовила завтрак. Знаешь, обычно готовили для меня. Ради тебя я готова на любое безумства.