Три месяца на любовь

— Вот, хорошая девочка…

Скривилась.

— Не называй меня так.

— Не нравится?

— Не нравится.

Говорила категорично и серьёзно, он не мог не почувствовать этого.

— Что-то не так?

— Ненавижу эту формулировку. Из меня родители всю жизнь лепили хорошую дочь и достойного члена общества.

— Ты поэтому учителем стала?

Отрицательно покачала головой.

— Как раз наоборот. Я очень сильно читать любила, в книжках можно было всё, не то что в жизни…

— Кто был твоим любимым книжным персонажем в детстве?

— Их было много.

— А всё же?

Изобразила серьёзные думы, хотя ответ давно вертелся у меня на языке, но мне отчего-то было неловко делиться с ним подробностями своей жизни. Короче, просто заниматься сексом было в разы легче.

— Пеппи Длинныйчулок, — в итоге призналась я.

Андрей улыбнулся:

— Я почему-то так и подумал. Хорошо, не буду считать тебя хорошей девочкой, буду верить в то, что ты та ещё хулиганка. А если вспомнить наше знакомство, то не так уж я и не прав.

Фыркнула:

— Ты мне ещё долго это будешь припоминать?

— Да-а-а-а, — растянул самодовольно.

Я сделала ещё глоток вина.

— Так, теперь твоя очередь.

— Моя очередь?

— Да, ты обещал. Почему «Француз»?

— А, это… — он махнул рукой. — На самом деле ничего особенного. Мне в школе всё никак английский не давался, читал совсем паршиво. А в классе пятом родители переехали и я перешёл в новую школу. Там Пашка ещё учился, он, правда, был старше на несколько лет и подружились мы сильно позже, но это не важно. Помню, на первом уроке английского меня попросили прочитать текст, а я ни бе ни ме… Стрёмно же. Ну я тогда и ляпнул, что в предыдущей школе учил французский. Попросили сказать что-нибудь эдакое, ну я им и задвинул речь минут на пять из набора картавых слогов.

— И что, тебе поверили?

— Прикинь. Меня потом ещё целый месяц этим донимали, спрашивали, как какое слово переводится, кто-то особо одарённый даже попросил написать признание в любви.

Хихикнула.

— А ты?

— А я написал, правда, насколько это был французский, не ручаюсь.

— Как тебя разоблачили?

— Наша англичанка заболела, и пришла какая-то старая грымза. Ну мои одноклассники и решили похвастаться своей местной знаменитостью.

— Она знала французский?

— Без понятия, но, видимо, что-то там понимала, потому что раскусила в два счёта.

— Тебя за это не убили?

— Попытались, прямо там же в коридоре у кабинета, но мне повезло… Мимо проходил старшеклассник один — гроза местных окраин, — он и заступился за меня. Сказав, что, если кто-то обидит Француза, будет иметь дело с ним.

— Это был Пашка? — догадалась я.

— Ага. Его тогда опасалась едва ли не вся школа. Поэтому бить меня не били, а вот прозвище… и по сей день со мной.

— Тебе идёт.

— Чем?

— Не знаю. Просто есть в тебе что-то такое… непростое.

— Да ладно тебе. Я примитивен, как пять копеек — меня нужно кормить, любить и хвалить. И я ради тебя хоть Луну с неба достану.

Сказано было бахвальски и скорее всего не всерьёз, но я поверила.

***

Вечер прошёл незаметно. Было вкусно и интересно. Вино всё же ударило мне в голову, но как-то мягко и почти незаметно. О том, что я пьяна, догадалась лишь в машине, когда стала засыпать, прижавшись к стеклу.

— Говорил же… — было последнее, что я расслышала через пелену сна.

***

Проснулась я в уже знакомой квартире. Правда, на этот раз меня милостиво уложили в кровать, а не оставили куковать на диване, чему я была искренне рада. Всё-таки спать, прижавшись к Андрею, было куда приятнее, чем в одиночестве рассматривать потолок его гостинной.

А разбудила меня наглая лапа Исаева, которой он беспардонно прошёлся по моему телу и притянул меня к себе. Он был настойчив, а я не возражала, расплывшись в сладкой улыбке. Мужские губы как раз успели накрыть мой рот глубоким поцелуем, когда в наше уединение ворвалась трель телефона.

— Я тебя прибью, — пообещал Исаев, не разрывая поцелуя.

— Как хочешь, — фыркнула я, — только это не мой…

Француз на мгновение замер, после чего красноречиво выматерился и начал шарить по тумбочке в поисках трубки. Глянув на экран, он повторил свою нецензурную тираду, резко оторвался от меня и, схватив телефон, вышел из комнаты, грозно бросив в динамик: «Да!»

Я же раскинула руки в позе звезды и таки в одиночестве уставилась в потолок.

Вчера вечером мы приехали поздно, да и усталость дала о себе знать на фоне выпитого. И если лично я ещё была готова на умеренные сексуальные подвиги, то Исаев решил побыть джентльменом, сообщив, что он предпочитает иметь дело с «резвой кобылкой, а не вымотанной клячей». Я его, конечно, от души лягнула за это, после чего Француз несколько перефразировал сказанное:

— Свет, я ратую за то, чтобы обе стороны были в состоянии получить удовольствие, а ты выглядишь так, словно готова заснуть прямо в процессе.

Я порывалась доказать обратное и даже попыталась изящным движением стянуть с себя платье, но, забыв расстегнуть молнию, застряла в нём, чем изрядно повеселила хозяина квартиры.

В итоге легли спать «не кушамши».

— Утром наверстаем, — заверил меня Исаев.

Однако сейчас, лёжа в одинокой постели и слушая гневные возгласы, доносившиеся из-за закрытой двери, думалось мне о том, что воздержание наше продолжается. И ладно я, привыкшая быть вне отношений годами, а вот за Андрюшку и его мужское достоинство было тревожно.

Что переживала я не зря, стало ясно, когда хмурый он появился на пороге спальни.

— Всё плохо, — озвучила вслух очевидное.

— Не то чтобы… но мне нужно отъехать на пару часов, — голос его звучал недовольно, хотя взгляд постепенно начал менять свою холодность на… живой интерес, особенно когда добрался до моей груди.

Грудь была единственной частью тела, по поводу которой я абсолютно не испытывала никаких комплексов. Являясь гордой обладательницей честного четвёртого размера, я ещё будучи подростком просекла, чем можно привлекать внимание противоположного пола. Поэтому простынь потянула вверх скорее из кокетства, чем из желания прикрыться.

Реакция Француза порадовала.

Он рыкнул, грозно приказав:

— Не смей.

— Кажется, ты куда-то опаздывал.

Невинно хлопнула пару раз ресницами и продолжила движение простыни дальше.

— Света… — на этот раз прозвучало почти страдальчески. — Мне на работу срочно нужно… ненадолго… пару часов.

Его речь становилась менее связной, а глаза практически чёрными.

— Езжай, — пожала плечами и, всё-таки дотянув простынь, прикрыла все свои прелести.

Со мной творилось что-то невообразимое. Плавясь под его тёмным взглядом, я словно ощутила власть. Отбросив все свои переживания на счёт внешности, я вдруг ощутила, что могу если не всё, то многое… И та жадность, с которой он смотрел на меня, являлась самым лучшим комплиментом на земле. Наваждение длилось недолго, и уже через пятнадцать минут Андрей вышел из квартиры, на последок велев не терпящим возражений тоном: