Три мгновения
Шрифт:
Да, я забыл сказать, - взглянув на часы, усмехнулся Эними, будто на самом деле приберегал эту новость напоследок, - кровь Поттера и впрямь творит чудеса. С ее помощью Оборотное зелье действует не час, а двенадцать часов. Мне все рано приходилось принимать его в полночь и днем, а Гарри еще шутил по этому поводу - над моими исчезновениями ровно в двенадцать. Вот и сейчас пришло время пить зелье, но я не буду, чтобы ответить на ваш главный вопрос - кто я.
Альфред замолчал, и почти сразу же в гулкой тишине часы пробили полночь, и на глазах Драко красавец-профессор превратился в хохочущего Темного Лорда. Если бы Драко был способен думать,
– Петрификус Тоталус!
Драко оцепенел, а Волдеморт рассмеялся:
– Ну я же говорил, Драко, что никто не в силах убить меня, тем более вы - сейчас. Но я не злопамятен. Без Поттера вы мне больше не угроза, поэтому я дарю вам жизнь. Может быть, вы не захотите жить после этого, - ухмыльнулся Лорд, взглянув на распростертого на парте Гарри и продолжал:
– Но это уже вам решать. Если пожелаете - усладэль к вашим услугам, - и, развернувшись, они с Камелией ушли, оставив Драко под действием заклятия.
* * *
Он не мог остановить их, не мог даже пошевелиться или глубоко вздохнуть. Только смотрел на Гарри, и ему казалось, что вот сейчас дрогнут черные ресницы, с приоткрытых губ слетят слова, а рука, расслабленно - как если бы мальчик спал - свесившаяся вниз, поправит волосы... Но Гарри лежал неподвижно, как будто неизвестный великий скульптор так мастерски вылепил его чудную фигуру и оставил здесь.
Утром, едва тонкие предрассветные лучи солнца коснулись стен замка, в кабинет прорицания зачем-то заглянула профессор МакГонагалл, и на минуту замерла в дверях, увидев ужасающую, но прекрасную картину. На парте, раскинувшись, лежал Гарри Поттер, и на губах его, казалось, застыла странная улыбка, а рядом с мальчиком, не двигаясь и не отрывая от него взгляда, сидел Драко Малфой, по бледным щекам которого без остановки текли слезы.
* * *
– Мистер Малфой, вас хочет видеть директор, - негромко произнесла МакГонагалл, наклонившись к блондину, который и через несколько часов, когда с него сняли заклинание, все так же неподвижно сидел рядом с Гарри, теперь уже в больничном крыле. Когда гриффиндорца принесли туда, мадам Помфри вскрикнула, всплеснула руками и попыталась нащупать пульс, но вошедший Снейп сказал:
– Не утруждайтесь. Он мертв, - и, повернувшись к Драко, мрачно добавил:
– Мистер Малфой слишком способный ученик.
– Профессор!
– бросился на колени Драко.
– Я умоляю вас!.. Неужели ничего нельзя сделать?
Снейп выдернул мантию из рук юноши, оттолкнул его и прошипел:
– Вам прекрасно известно, что у Живой Смерти нет противоядия, - и, бросив на любимого ученика уничижающий и, вместе с тем, какой-то полынно-горький взгляд, зельевар вышел за дверь.
Драко, не отвечая ни на какие вопросы, сидел у кровати Гарри уже несколько часов, вглядываясь в такие дорогие черты лица, гладя всегда теплые, а сейчас холодные руки, и не в силах признать и поверить в то, что больше никогда, разве что только во сне, не увидит глаза цвета весны. Он уже не мог плакать, и поэтому боль сдавила сердце еще сильнее. Сейчас ему казались ничтожно мелкими все прежние несчастья и печали; Драко отдал бы все, чтобы зачеркнуть последние несколько часов своей жизни, и неважно, что любимый остался бы с другим, ничего не важно, просто он был бы жив...
Драко
очнулся, только когда МакГонагалл легонько потрясла его за плечо, и уже в третий раз повторила:– Мистер Малфой... Директор ждет вас!
Слизеринец поднял ничего не понимающие глаза и, кивнув, послушно встал и пошел за ней.
Войдя в кабинет директора, Драко прислонился к стене и почему-то не мог услышать слов Дамблдора и МакГонагалл, хотя профессора были рядом и он видел, что они о чем-то говорят. В глазах вдруг потемнело, и Малфой собрал все силы, чтобы не потерять сознание. Драко принял решение: от Дамблдора он пойдет в кабинет прорицания и найдет там забытую всеми бутылку усладэля.
– Он даже не слышит нас, Минерва, - тихо сказал Дамблдор, глянув на Драко.
– Этот парень слишком много перенес...
– Но он сам... Он убил Гарри, Альбус!
– воскликнула МакГонагалл.
– Нет, Минерва, его околдовали или напоили зельем. Я могу только догадываться, что это, но оно значительно сильнее Империуса и, кажется, имеет немного другие последствия. Я знаю похожее зелье, которое на несколько часов лишает человека рассудка, и очень боюсь, что Драко находился именно под его влиянием.
– Но он останется жив?
– спросила МакГонагалл.
– Да, - грустно ответил Дамблдор.
– Но если это то, о чем я думаю, он сойдет с ума.
– Альбус, - прошептала профессор, - неужели ничего нельзя сделать?
Дамблдор грустно покачал головой.
– Я, конечно, поговорю с ним, но у меня нет никакой надежды, учитывая его состояние и то, что сейчас происходит в его душе. Но все же пока не сообщайте родителям. В данный момент моя цель - поговорить с Драко и выяснить, что произошло, пока он еще помнит что-то и может рассказать. Это все, что я могу сделать, Минерва, хотя бы чтоб защитить других учеников.
МакГонагалл всхлипнула и, взглянув последний раз на Драко, вышла, поднося к глазам платок. Альбус только с состраданием посмотрел ей вслед, подумав, что она еще не знает о пророчестве, что предрекает Малфою «то, что не смерть, но хуже смерти»...
Дамблдор достал из шкафа какой-то флакончик, налил из него в стакан и протянул Малфою. Тот безразлично взял зелье и выпил. Темнота перед глазами отступила, мир постепенно обрел резкость и привычные очертания, вернулись ощущения, и Драко взглянул на директора.
– Присаживайся, наш разговор будет долгим, - сказал Дамблдор, указывая на уютное кресло. «Зеленое», - неосознанно подумал Драко и сел. Оно тоже зеленое. Но слизеринец отчетливо понимал, что уже НИКОГДА не увидит тот самый зеленый цвет...
Директор расположился напротив и проговорил:
– Драко, сейчас ты должен сосредоточиться и рассказать мне все.
Драко кивнул и постарался не думать о Гарри, и ничего не упустить. Но как можно было не думать о Гарри, если, казалось, вся жизнь была связана только с ним?..
Закончив рассказ, Драко взглянул на директора. Лицо Дамблдора не выражало ничего, но стоило ему поднять глаза, как в них расплескалась палитра чувств: боль, сострадание, любовь, гнев и милосердие.
– Драко, я должен кое-что сказать тебе, - начал директор, глубоко вздохнув.
– Если ты не забудешь сейчас все, что произошло, то, может быть, уже завтра сойдешь с ума.
– Мне все равно, - пожал плечами тот.
– Кажется, сумасшедшие видят то, чего не существует? В таком случае я буду видеть Гарри. Живым...
– чуть тише прибавил он.