Три Нити

— Сиа, с тобой все в порядке? — с неподдельной тревогой спросил Эрлик, склоняясь над лекарем. Тот схватил его за широкий рукав и притянул к себе.

— Они… они… — задыхаясь от хохота, прохрипел Сиа. — Они пьют кирпич! От горла! Кирпиииич!

— Эммм…

— Уно! Ты должен остановить это безумие. Они тебя послушаются.

— Да, конечно, — криво усмехнулся Железный господин. — Как ты себе это представляешь? «Идя путями мертвых, о, Ананда, не теряй из виду цель, не бойся и не оглядывайся назад. А, и еще, не пей кирпич!».

— Ты ж умный, придумаешь что-нибудь. Пить кровь врагов мы их отучили же!

— Тебе кирпича жалко, что ли? — вздохнул бог, потирая лоб, как будто от криков у него разболелась голова.

— А вдруг это вредно?

— Тогда выживут только те, кто умеет переваривать глину, — что тоже неплохо. Но я вижу, ты занят. Я зайду позже — мне нужно лекарство, о котором говорила Селкет.

Сказав так, он освободил платье от цепких пальцев лекаря и удалился.

— Оставь этот свиток на столе, я, пожалуй, почитаю его на досуге, — велел мне Сиа. — Может, что-то в этом и есть… Эй, да что с тобой?

— Боюсь, — промычал я, комкая в лапах исписанный чернилами шелк, — что Железный господин передумает и все же убьет меня. И вообще, я боюсь его, Сиа, хоть он и был добр ко мне. Во время Цама я видел его настоящий облик, и это было очень жутко!

— Ох, Нуму, Нуму… Забудь ты об этом! Все, что происходит внизу, — это морок, обман, — лекарь схватил меня за плечи и сжал так крепко, будто хотел лапами остановить бившую меня дрожь. — Ты ведь уже знаешь: мы не боги, а такие же существа из плоти и крови; мы едим, спим, дышим… чихаем. Стареем. И можем умереть.

— Да, знаю. Шаи рассказал мне, что вы — пришельцы из другого мира. Но вы умеете творить чудеса, а это и есть главное свойство богов!

— Я вот не умею.

— Ну, ты, может, и не бог, — пожал я плечами, заставив Сиа досадливо поморщиться. — А Железный господин умеет. Я сам видел, как он стоял посреди пламени, как убил женщину-линга, даже не шелохнувшись… А то, как он чуть не превратил меня в какого-то ученика кузнеца, — это разве обман? И я еще молчу про всякие великие деяния, вроде битвы с Джараткарой… Разве это под силу простому смертному?

— Не под силу простому смертному? — лекарь тяжко вздохнул и потер переносицу, размышляя над ответом. — Ладно, признаю! У некоторых из нас есть странные способности — такие, каких не было у ремет, пока они жили в Старом и Новом Доме. Они появились только здесь… Да, в этом мире есть что-то, что изменило нас. И не только нас. Вот вы, вепвавет. Откуда вы взялись? Произошли от снежных львов? Те еще бродят по горам на севере и воруют овец, а вы уже говорите, шьете одежду, строите дома, даже придумываете нелепые байки про черных гусей! Это быстро, слишком быстро для природы. По всем известным мне законам, разума вам пока еще не полагается. И все же, вот он ты — выглядишь довольно разумно… чаще всего.

Старик ухмыльнулся и больно ткнул меня костлявым пальцем между ребер.

— Надулся, как пузырь! Смотри, не лопни. О чем бишь я?.. А, да. В этом месте есть что-то. Не знаю, где — в пище, воде или воздухе; не знаю, как оно действует. Но знаю точно, что, когда ремет только прибыли сюда, они могли полагаться только на свой корабль, доспехи и оружие. Без них они были просто лысыми обезьянами — вроде тех, что скачут в лесах южной страны, копаясь друг у друга в шерсти в поисках блох. А потом… потом некоторые научились этим самым «чудесам»; но разве это сделало их богами?

На земле много бессловесных тварей, Нуму, которые даже до зверей не доросли, — а ведь они умеют подчинять чужую волю не хуже ваших колдунов. Рассказывал я тебе, что в некоторых кузнечиках гнездятся червяки, похожие на длинные черные волосы? Когда приходит срок, они внушают насекомым непреодолимое желание утопиться в реке, потому что червякам нужно забраться в кишки рыб, чтобы оставить потомство. А вот еще, на головах муравьев прорастают грибы-наездники, заставляющие своих шестиногих скакунов подыматься к самым вершинам деревьев, откуда спорам гриба сподручнее осыпаться на землю, на головы новых жертв. Почему бы ремет не научиться тому же?

— Но, Сиа! Ни один червяк или гриб не умеет дышать огнем! Или превращать камни в пыль. А это у нас не то, что боги — даже шены могут.

— Могут ли?

— Я своими глазами видел!

— А что, если все произошло только здесь? — Сиа постучал по моему лбу. — Как сон. Взять хоть эти дурацкие маски, которые нам полагается напяливать раз в год, — они ведь не меняют наши тела, а просто отводят глаза чужакам. Я уверен, в этом и есть ключ к способностям Уно и Селкет. Они могут заставить тебя видеть то, чего нет; или помнить то, чего не случалось; или забыть самого себя. Сны наяву — вот и все их чудеса. Ты уже видел, как это бывает. Даже испытал на себе.

— Еще как испытал, — буркнул я, с содроганием вспоминая день своего появления в Когте. — И это было весьма… божественно! И взаправду. Я же могу отличить сон от яви!

— И как? Разве ты не уверен, что бодрствуешь, пока спишь?

— Как-как… просто знаю, и все!

— А еще ты знал когда-то, что тебя зовут Тонгьял Цома и ты ученик кузнеца.

Я упрямо помотал головой. Наверняка в словах лекаря был какой-то изъян — просто я был недостаточно умен, чтобы найти его.

— Ладно, пусть даже так. Но и сон надо уметь навести! Ты говоришь, ваш народ не мог такого раньше. Так объясни, с чего вдруг это началось?

— Увы, я не знаю. Даже моим родителям не удалось разгадать эту тайну; а мне, не обладающему и сотой долей их премудрости, не удастся и подавно… Но полагаю, что все это как-то связано с болезнью.

— Болезнью? Какой?

— У нее нет названия, — Сиа замолчал, потерянно моргая водянистыми глазами, и только когда я пару раз дернул его за рукав, продолжил рассказ. — Я сам родился куда позже, но хорошо знаю эту историю. Когда Кекуит рухнула с небес, некоторых обитателей корабля поразила странная хворь. Ее течение подробно описано очевидцами. Первые ее признаки, усталость, сонливость, звон в ушах, — обычное дело после долгого полета и разморозки. Но потом у заболевших начинался жар; и кости ломило так, что ни лежать, ни стоять, ни сидеть нельзя. Жар быстро усиливался; больные жаловались, что их кожа горит, как обваренная кипятком, что внутренности перекручивают и разрывают изнутри и на грудь давит страшная тяжесть. Еще они говорили про громкий, неутихающий гул, который не давал им думать и спать… Но все это время Кекуит утверждала, будто они совершенно здоровы!

Хворь забирала ремет по одному — как только предыдущий больной умирал, ее признаки находили у следующего, и никак нельзя было предсказать, кто это будет. Несчастных запирали за семью дверями, подальше ото всех, только железные иглы и щупы дотрагивались до их тел, а прочие ремет даже во сне не снимали непроницаемые доспехи, которые должны были защитить от любой опасности… но болезнь все равно продолжала распространяться. Лекарства не помогали; в конце концов, несчастные просто переставали дышать. Правда, время их жизни увеличивалось: если первые заболевшие угасли за считаные часы, потом счет пошел на дни и недели. И все же к концу первого месяца после падения Кекуит умерло больше тридцати человек.