Три Нити

— Тогда подожди меня у дверей Нехат[3]; есть дело, — велел лекарь, и это было куда удивительнее, чем звучащий из ниоткуда голос. Сиа никогда не просил меня о помощи в такой час.

Я потянулся, потряс головой так, чтобы уши шлепнули по щекам, и послушно побрел к указанным лекарем покоям. В них нельзя было попасть напрямую — только из другой комнаты, маленькой и круглой, где следовало раздеться чуть ли догола, а затем пройти сквозь коридор с тремя дверями. За первой дул обжигающе горячий и влажный ветер и горели странные лампы, от которых зубы и когти светились зеленым; за второй приходилось натягивать на себя бесформенный мешок с дыркой для морды, который затем ужимался и обволакивал все тело, приминая шерсть. За третьей дверью начинался узкий и длинный чертог со скользким полом, покрытым волнистыми бороздами. Они были глубиною где-то в пять пальцев и заполнены темной водою; в некоторых местах борозды расширялись, образуя круглые озерца, — оттуда подымались трубчатые стебли огромных растений. У каждого была тысяча железных листьев или лепестков; с их заостренных концов стекал вязкий молочный нектар. Его-то мы с лекарем и собирали иногда, уподобляясь пчелам.

Но я терпеть не мог всю эту пытку горячим ветром и неудобной одеждой, а потому сегодня с радостью остался у первой двери. Вскоре та распахнулась, дохнув горячим паром; из белых клубов вытянулась ладонь Сиа и зашарила по низкой скамье в поисках халата. Неудивительно, что боги никому не хотели показываться нагишом, — даже закутанные в парчу и шелк они были весьма уродливы. А без одежды на них и вовсе взглянуть было бы страшно. Бедные лысые бесхвостые создания!

— Подержи, — буркнул лекарь, бросая мне в подол склянку с нектаром. Пока он натягивал штаны, я, зажмурив один глаз, рассматривал жижу на просвет; сквозь белесую, опадающую волнами муть лампы на потолке казались красными. Меж тем старик перепоясался, натянул туфли, вытащил из-под скамьи сверток с инструментами и, отобрав у меня склянку, велел:

— Пойдем через сад. По дороге захватишь еды, а то у меня руки заняты.

Так и случилось; пока лекарь ждал меня среди шелестящей пшеницы, я забежал в кумбум и заставил поднос всевозможной снедью. Затем мы поднялись на верхний этаж Когтя и прошли по коридору на юг, до самого конца; дальше был только трехгранный чертог, где спали вороноголовые. Вдруг дверь слева от меня распахнулась; я заметил в глубине покоев Палден Лхамо — ее белые волосы почти светились в темноте.

— Кекуит, сти! А то я все ноги переломаю, — раздраженно бросил Сиа. Под потолком загорелись лампы — неярко, но достаточно, чтобы стало видно всю опочивальню. Она была довольно велика — раза в два больше, чем у Шаи. Восточную стену целиком занимало окно, но его залепил снег, сыпавший сегодня особенно густо. На западной и южной стенах среди наростов из черного камня висели маски — много, но все же меньше, чем в покоях Палден Лхамо. В одной я узнал праотца Пехара — по синей глотке, бездонной, как небо, льдинам-клыкам и языку-булаве; говорят, вращаясь, он сотрясает три мира. Но большинство личин — ушастого ежа, змеи с рогами из необработанных самоцветов или летучей мыши с узорчатым рылом, — были мне незнакомы. Кто сделал их? Сияющая богиня или сам Железный господин?..

У северной стены комнаты возвышалась кровать, явно принесенная из нашего мира. Постели в Когте походили на узкие лодки или стручки гороха; это ложе было широким и плоским, как основание чортена, с узорчатыми боками, покрытыми красным лаком. В проемах между мощными ножками помещались глиняные блюда, до краев наполненные благоухающими травяными отварами. Сверху на кровать спускался полог из плотной шерстяной ткани; для утяжеления по краям к нему крепились хвосты из трехцветного шелка с бронзовыми шариками. У изголовья стоял ящик с десятком позеленевших ручек, круглых, как кольцо в ноздрях Чомолангмы; рядом с ним, на стуле, поддерживаемом четырьмя крылатыми гарудами, сидела Палден Лхамо. Она коротко кивнула, приветствуя нас; Сиа ответил тем же, а я по старой привычке высунул язык и согнулся в поклоне, чуть не рассыпав содержимое подноса по полу.

— Иди, — послышался из-за занавеси голос, такой тихий, что сразу и не скажешь — женский или мужской.

— Как знаешь, — богиня пожала плечами и, подхватив с пола уже знакомую мне пучеглазую маску демона-кузнеца, вышла прочь. Лекарь тотчас занял ее место, разложив на коленях сверток с блестящими иглами и крючками. Я поставил опостылевший поднос на плоскую крышку ящика и стал рядом со стариком, разглядывая вышивку на пологе кровати: красные дронги с горбами-горами, изящные олени и приземистые бараны скакали, высоко задирая копыта, голова к хвосту, по синему пространству, похожему на ночное небо. Кое-где на жестких шерстинках прилипла желтоватая пыль.

Наконец Сиа соорудил нечто, напоминающее бескрылого комара с серебряным стрекалом и стеклянным брюхом, наполненным собранным нектаром; затем, отложив остальные инструменты, встал и откинул занавес. Я охнул от страха и вцепился с его халат с такой силой, будто это был непроницаемый щит из семи воловьих шкур.

В лежащем на кровати я узнал Железного господина — хотя выглядел он скверно. Губы почернели, будто от холода, — но по лицу крупными каплями стекал пот, оставляя на подушке влажные пятна. Синие и зеленые вены вздулись висках; пальцы мертвой хваткой вцепились в странные четки, — бусины в них были похожи на рогатые плоды сорняка, зовущегося гзэма пханг чхэн[4]; я никогда прежде не видел таких, даже у шенов в Перстне.

Сиа склонился над больным, приложил кусок белого хлопка к напряженной шее и вдруг воткнул в нее иглу почти на три пальца. Мне показалось, что бог этого даже не заметил; его глаза под закрытыми веками двигались, как у спящего. И все же, когда лекарь закончил, он сказал:

— Спасибо.

Старик пожал плечами, убрал кусочки «комара» обратно в сверток и уселся перед кроватью, будто ожидая чего-то. Так прошло около получаса. В комнате было очень тихо — и от этой тишины все громче становились звуки внутри моего тела. Кровь шумела, как бегущая между скал река; из носа доносилось сипение набухающих и сжимающихся легких, а в кишках булькало от тревоги; это было невыносимо. Светящиеся кристаллы на потолке несколько раз тускнели — почти гасли! — и разгорались снова, а Сиа все молчал.

— Ты устал, — щелкнув бусинами на четках, сказал вдруг Железный господин. — Отдохни. Никто не должен бодрствовать со мной.

Лекарь склонил голову, потер слезящиеся глаза, а потом со вздохом поднялся.

— Ладно. Но ты останься здесь, Нуму — поспишь одну ночку на стуле, тебе он как раз по размеру. Главное, присмотри за ним. Если будет совсем плохо — зови меня. Сделаешь?

— Ааа… — только и ответил я; но на спине у Сиа не росло ушей, чтобы это услышать.

Так я и остался стоять, носом к двери, хвостом к кровати, вытянувшись, как прикидывающаяся веткой выпь, и дрожа всем телом. Мне страшно было обернуться. Живот скрутило; во рту медленно скапливалась слюна. Лампы опять моргнули, на мгновение наполнив комнату темнотой; на западной стене заплясали снежные тени, похожие на бестолково суетящихся мух. Их движение почему-то успокаивало; когда свет загорелся снова, мне хватило смелости, чтобы украдкой посмотреть на постель и лежащего в ней. Лха не шевелился и, кажется, даже не дышал. Его лицо над складками одеяла походило на торма из белой муки, который вот-вот бросят в огонь; пот катился по щекам, как расплавленное масло.

Щелкнули четки. Железный господин открыл глаза и посмотрел на меня.

— Подойди ближе.

Не смея ослушаться, я на тряпичных лапах приблизился к нему.

— Подними голову.

Перед глазами мелькнули длинные пальцы с плоскими когтями; они раздвинулись, как клешни скорпиона, потом сошлись опять, коснулись щек и бровей, обоих висков… Я по-рыбьи распахнул рот и судорожно вздохнул, не зная, что за чары творят надо мною.

— Не бойся — я только сниму мерку для маски. Селкет говорила, ты хочешь пойти с нами в город. Для этого нужно сделать обличье, — сказал Железный господин, а затем опустил ладонь и снова откинулся на подушку. Скрипнули сжатые зубы.

— Мо… может, мне позвать Сиа?

— Не надо. Ты тоже можешь идти.

— Но… — я запнулся, не зная, что сказать, — с одной стороны, мне очень хотелось бежать отсюда; но с другой, Железный господин был, несомненно, болен. Не зря же лекарь велел мне остаться и присматривать за ним.

— Со мной ничего не случится, — медленно произнес лха, опять закрывая глаза — будто и не ко мне обращался. — Если я не засну, ничего не случится.

Ненадолго воцарилось молчание; и вдруг я проблеял, содрогаясь от собственного нахальства:

— Хочешь, я расскажу что-нибудь? Например, Сиа научил меня одной загадке: зад волосат, язык — сущий ад!

Не успел я договорить, как сам понял, какую глупость ляпнул; но, к моему удивлению, бог ответил:

— Луковица. Снизу у нее волосы — корни, а сверху — едкие перья.

— Точно! Откуда ты знаешь?

— Это старая детская загадка. Я слышал ее еще в Новом Доме.

— Господин, а ты правда помнишь свои предыдущие жизни, до того, как ты стал… ну, Эрликом?

Лха долго молчал; но вот снова щелкнули четки и раздался глухой голос: