Три Нити

— Сиа попросил рассказать тебе об устройстве Олмо Лунгринг, — сказала она низким и чуть хриплым голосом — может, простыла в продуваемом озерными сквозняками Бьяру? — Сам-то он засел тут, как сыч, и знать не знает, что творится снаружи…

Тут на стене покоев загорелась огненная карта — вся Олмо Лунгринг, окруженная горами, пронизанная реками, разделенная границами княжеств. Предчувствуя бесконечный урок в духе Ишо, я уже приготовился скучать, а богиня, скрестив лапы на груди, размеренно заговорила:

— Страна вепвавет разделена на три части: внутреннюю, в которой находится Бьяру и прилегающие земли, срединную — в которой восемь княжеств, и пограничную, в которой их двенадцать…

— Да, да, я знаю! — перебил я, чувствуя, как челюсти сводит зевотой. — В Перстне об этом рассказывали. На юге живут рыбаки и торговцы, которые ходят в южную страну через перевал, зовущийся Путь Стрелы; на западе — ткачи, разводящие на тутовнике особых червей, дающих шелк, как яки — молоко… А еще там хорошо растет ячмень…

— Ну, раз ты такой умный, скажи-ка, кто самый главный в Олмо Лунгринг?

— Как кто? — удивился я. — Железный господин, конечно!

— Не так все просто, мой маленький хвостатый друг, — язвительно отозвалась Нехбет, сразу обнаружив семейное сходство с Падмой. — Когда мы пришли в этот мир, мы отнюдь не стремились стать вашими царями — скорее, старшими братьями, направляющими вепвавет советом, а не оружием… И даже когда первого Железного господина объявили воплощением вашего древнего божества, мы старались не злоупотреблять этой властью… Хотя божественным велением и добрым словом можно сделать куда больше, чем просто добрым словом.

Поэтому каждым княжеством до сих пор правят старые хозяева, из древних и почтенных семей; но первым среди них является князь Бьяру. Ему каждое из княжеств ежегодно отправляет одну десятую со всей собранной дани; он же вершит суд над мирскими делами, если просители ищут справедливости за пределами своих княжеств. А еще одну десятую княжества отправляют Перстню и Эрлику. Эти деньги по большей части проедают шены — им ведь запрещено брать плату за свое ремесло, как бродячим колдунам… Хотя, как по мне, могли бы зарабатывать и сами, — Нехбет хмыкнула, поморщив нос. — Впрочем, признаю, что у них есть занятия, на которые нужно золото. Например, шены отправляются ко двору каждого из князей, чтобы доносить до них волю Железного господина; а это требует разных способов убеждения.

— Разве местные князья могут не согласиться с приказами богов? — охнул я, боясь даже представить такое святотатство.

Нехбет пожевала тонкие губы и как бы нехотя ответила:

— Последние четыреста лет такого не бывало.

— А что случилось четыреста лет назад?

— Вепвавет пошли на нас войной. Князья из срединных и пограничных земель захватили Бьяру и готовились штурмовать Перстень, а потом и Кекуит. Они мечтали получить «сокровища», якобы спрятанные внутри… Кто знает, чем бы это закончилась, если бы не вмешалась госпожа Нейт.

— Госпожа Нейт? — переспросил я; Нехбет произнесла это имя так, что волосы на лапах сами собою стали дыбом.

— Первая Палден Лхамо. Из всех ремет, живших тогда, она одна всерьез изучала ваше колдовство — не как диковинное суеверие, а как настоящее ремесло. Многие считали ее сумасшедшей — поэтому, а еще потому, что она объявила себя перерождением генерала Шрисати, давно умершего в битве с Лу. Но, хоть над ней и смеялись за глаза, когда войска вепвавет, бряцая оружием и потрясая знаменами, стали у нашего порога, только она и сумела обратить их в бегство. И притом не пролив ни капли крови!

— Как же это получилось?!

— Тут мне ничего доподлинно не известно, — женщина-гриф пожала плечами так, что пух на воротнике защекотал мочки ушей. — Говорят, Нейт залезла мятежникам в головы и свела их с ума… Еще говорят, что после смерти она переродилась в Селкет — так что, если желаешь, можешь сам у нее спросить.

Уныние овладело мною; я бы не решился сунуться к Палден Лхамо с расспросами, даже если бы мне угрожали сотней ножей и тысячей иголок! Меж тем Нехбет продолжала:

— Увы, все это было давно. Те князья мертвы… Даже их внуки и правнуки мертвы, и кости добела объели птицы в горах. Кто знает, удержит ли их потомков память о былом?..

— А что, разве они чем-то недовольны?

— Ты как будто с луны свалился, Нуму! Конечно, недовольны. Скоро наступит долгая зима. В народе говорят, что наступающий холод — это проклятие садагов или Лу. Но ваши демоны тут ни при чем — мир сам остывает изнутри. Жидкий огонь, текущий под землею, угасает; махадвипы больше не плывут в океанах; горы прекратили свой рост. Даже сердце этой планеты, ее раскаленное Йиб, превращается в неподвижный кусок железа. В последние годы мы даже дань собираем не золотом, а зерном, чтобы было чем прокормить Бьяру в случае голода. Ты видел амбары Перстня? Они не заполнены и наполовину, а поля в пограничных землях уже перестают давать урожай. Скоро самим княжествам не будет хватать еды; и как они поступят тогда? Не зря говорят: холодный поток несет мечи…

Нехбет тряхнула головой так, что нефритовые подвески серег хлестнули ее по щекам.

— Вы же боги! Разве вы не можете просто сделать так, чтобы стало тепло?

— Последние пятьдесят лет мы только этим и занимаемся. Когда ты жил внизу, ты замечал вечерние туманы?

— Да.

— А когда ты прислуживал в Перстне, видел снег — кроме того, что в горах?

— Нет…

— И как думаешь, почему? Это наша работа. В столице она заметней всего — но на самом деле мы поддерживаем жизнь всей Олмо Лунгринг. Точнее, это делает Кекуит. Она растение на треть и пустила корни глубоко в землю. Зимой Кекуит выпускает через них свой внутренний жар и согревает поля, города и деревни; а летом отдыхает. Ей пришлось постараться, чтобы дотянуться от Северных гор до южных рек, от западных лесов до красных скал на востоке… Но этого недостаточно; что бы мы ни делали, этого всегда недостаточно… Да еще и это безумие со Стеной!

Нехбет в сердцах сжала кулаки; в бронзовых перстнях, унизывавших ее пальцы, сверкнули куски горного хрусталя.

— А что такое Стена?

— Это какая-то колдовская штука, которая, по заверениям Уно, должна «спасти мир».

— Если Железный господин так говорит, значит, это правда.

Женщина-гриф быстро глянула на меня и закашлялась; видно, и правда простудилась в княжеском дворце.

— Что ж! Будем надеяться, Нуму. Но, признаюсь, я не доверяю всем этим заговорам, мазям из помета нетопырей или зельям из лягушек. Мне больше по душе то, что можно увидеть, потрогать и пересчитать. Вот я и считаю: сколько работников и надсмотрщиков, сколько камней, кирпича и глины, сколько хлеба и мяса потребуется, чтобы построить эту Стену.

— И сколько же?

— Много, — отрезала Нехбет. — Так много, что кто-нибудь да спросит: а стоит ли оно того?.. Впрочем, тебе еще рано об это думать; не забивай голову.

— Госпожа, а можно еще спросить — почему ты носишь маску грифа?

— Ты же учишь наш язык вместе с Шаи, верно? У нас гриф зовется мут, то есть — мать. Наверное, это то, чем я хотела быть для вепвавет — защитницей; кормилицей; матерью… Но у вас, я слышала, этих птиц зовут иначе, «соединяющими разорванное». Может потому, что они могут переварить все что угодно, превратив и плоть, и кости, и сухожилия в бйа тхал[16]? Надеюсь, мои труды не закончатся тем же!