Три Учебника Успеха

Иное дело Г. Шлиман. Для него, человека, оставившего в зрелом возрасте коммерцию, и наметившего совершить в сфере археологии недостижимое, "публикуемость", "публикабельность" были вопросом критическими. Способность писать (описывать археологические труды и достижения), а главное - публиковать написанное, была одним из ключей к успеху. Без этой способности он или вообще не стал бы успешен и известен, или остался бы фигурой малоразличимой, возможно, воспринимаемой с оттенками жалкости или комичности.

Двигаясь по пути успеха, будучи в тот период российским купцом, Генрих Шлиман писал в одном из писем в канун 1857 года: "...У меня одно только заучивание, в чем помогает мне память, (...) быть способным хоть самую малость сочинить самому, этого я не могу и никогда, к сожалению, не приду к этому..." [Гаврилов А.К. С. 122].

Решив круто изменить жизнь, Генрих Шлиман не столько предавался сомнениям и размышлениям, сколько начал действовать. Итог: 10 опубликованных книг [Вандерберг. С 587].

Например, 24 июля 1870 года Г. Шлиман писал сыну Сергею: "Никогда ни один негоциант в Петербурге не мог написать научную книгу, тогда как я написал такую, которая переведена на 4 языка и является предметом всеобщего восхищения" [Богданов И.А., 2008 б. С.129].

Г. Шлиман: "... я буду писать книги всю свою жизнь ... Тот, кто пишет книги, счастлив, доволен, сосредоточен ..." [Богданов И.А., 2008 б. С. 124].

Несмотря на то, что в юные годы у Н. Гоголя формировалась литературная сноровка, первые публикации стали важным моментом на пути жизненного и литературного успеха. Кем был Н. Гоголь после окончания гимназии, приезда в Петербург и до первых публикаций? (Отметим, что по одной из версий первая публикация состоялась почти сразу же после его приезда в Петербург; в числе первых произведений предполагается стихотворение "Италия"). Малоудачливым чиновником, находящимся в тяжелом материальном положении. После первых публикаций (хотя романтическая идиллия "Ганц Кюхельгартен" и была сожжена), Н. Гоголь был "направлен" по двум траекториям (а) от П.П. Свиньина к Л.А. Перовскому и В.И. Панаеву (как версия), (б) от О.М. Сомова и А.А. Дельвига к В.А. Жуковскому, М.Ю. Виельегорскому, А.С. Пушкину (возможны уточнения)... Можно обсуждать детали жизненных траекторий Н. Гоголя в этот период, но движение было явным. Легче стало и материально: новый круг людей - образованных, выдающихся, талантливых - не только направлял творчески, но и помогал организационно.

Ю.В. Манн о 1830 годе пишет: "А в февральской и мартовской книжках журнала без подписи появилось первое гоголевское прозаическое произведение "Бисаврюк, или Вечер накануне Ивана Купала. Малороссийская повесть (из народного предания), рассказанная дьячком Покровской церкви". Эта повесть, по-видимому, и открыла Гоголю двери новой службы - в Департаменте уделов. Гоголь писал матери, что своим теперешним местом он "обязан своим собственным трудам". И позднее: "...одна из статей моих доставила мне место, ныне мною занимаемое". В то время "статьей" называли разные произведения, в том числе и художественные (повесть, рассказ и т. д), так что Гоголь мог подразумевать и свой "Вечер накануне Ивана Купала". В таком случае он впервые на своем опыте убедился в силе воздействия писательского слова, которое способно приносить даже непосредственную, практическую пользу" [Манн Ю. В. С. 183].

"...Прошение Перовскому было подано 27 марта 1830 года. В тот же день прошение подписал начальник II отделения В. И. Панаев. (...) Панаев, кстати, не только чиновник, но и известный писатель, автор многочисленных идиллий - "человек очень хороший, которого в душе я истинно уважаю""... [Манн Ю. В. С. 184].

"Документ, подписанный Павлом I, так называемое "Учреждение", гласил, что Министерство уделов подчиняется непосредственно высочайшей власти (...) Против вмешательства общей администрации официально возражал Д. Трощинский, бывший (в 1802-1806 гг.) четвертым министром этого учреждения. Прямая зависимость от двора, близость к царю, возможность, как сегодня говорят, "выйти" на царя - все это Гоголю должно было прийтись по душе" [Манн Ю. В. С. 185].

Появились частные уроки, работа преподавателем... Такая среда как-то в большей степени способствовала написанию "Вечеров на хуторе...", чем работа писцом в департаменте. "Вечера..." принесли известность, признание талантливости. "Ревизор" и "Мертвые души" - признание гениальности. "Письма..." ("Выбранные места из переписки с друзьями") вызвали критику с разных сторон, но ведь до сих пор читают, обсуждают, анализируют...

Отметим, судьба Н. Гоголя ставит на рассмотрение и возможность существования "обратного" закона успеха: (не опубликовывай, а) "Вовремя осознай излишнесть написанного". Однако, если рассматривать судьбу (сожженной) второй части "Мертвых душ", то нужно признать, что все же перед второй частью была первая. А перед первой - "Ревизор", а еще ранее "Вечера..." (перечислять все произведения Н. Гоголя здесь, наверное, неуместно). Да и вторая часть "Мертвых душ" не исчезла полностью: остались воспоминания, черновики...

Небольшое дополнение относительно значимости публикаций для жизненной траектории Н. Гоголя. 27 марта 1830 года Н. Гоголь адресовал в Министерство уделов заявление о приеме в состав сотрудников. Февраль-март 1830 года - публикация "Бисаврюка". Однако с 15 ноября 1829 года до 25 февраля 1830 года Н. Гоголь успел поработать (послужить) в департаменте государственного хозяйства и публичных зданий министерства внутренних дел. Видимо на этом месте работы проявил он себя неотрицательным образом, "показал" себя, а "зарекомендовавшему себя" помогать легче; в итоге могли сработать не только публикации, но и семейные связи; впрочем, (семейные) связи - сами по себе - вряд ли смогли бы ввести его в круг В.А. Жуковского и А.С. Пушкина (на этой "траектории" все же требовались в первую очередь не связи, а публикации).

"...Шлиман недолго задержался в Стране Восходящего Солнца. Маленький английский пароходик повез его в Сан-Франциско.

Переезд длился пятьдесят дней. В пути Шлиман вспомнил давнишний разговор с одним знакомым англичанином. Шлиман рассказывал о своей первой американской поездке. Дойдя до заседания конгресса, Шлиман слово в слово повторил своему собеседнику речь Кошута. Пораженный его памятью, англичанин воскликнул:

– Стыдно вам повторять чужие речи! У вас достаточно способностей, чтобы произносить и писать свои.

С тех пор Шлиман особенно тщательно стал вести дневник. Но печатать эти писания было бы смешно: кому интересен дневник заурядного человека?

Теперь другое дело. Он объехал весь мир, он много видел и многому научился. Дневник путешествия по Китаю и Японии может найти благосклонных читателей. В тот день, когда на горизонте появились берега Америки, в портфеле Шлимана лежала рукопись книги. Она была написана по-французски - не все ли равно ему было, на каком языке писать!" [Мейерович М.Л. С. 63].

Следует ли позволять традиции или перфекционизму (стремлению к совершенству) становиться препятствием для опубликования?

Ведение Г. Шлиманом дневников, написание им писем трансформировалось в написание книг. "В 1869 году одновременно в Париже и Лейпциге вышла книга, вызвавшая в ученом мире взрыв возмущенных насмешек. Все в ней возбуждало предубеждение, начиная с еретических утверждений, наполнявших каждую ее страницу, и кончая отсутствием ученого звания перед именем автора. Книга называлась: "Итака, Пелопоннес и Троя. Археологические исследования Генриха Шлимана". Это был дневник путешествия, обильно наполненный различными учеными отступлениями и ссылками. Автор взял на себя задачу опровергнуть едва ли не все данные древнегреческой археологии. (...) Интересно, что большая часть выступлений против книги Шлимана содержала не критику его утверждений, а насмешки над его слепой верой в Гомера, в предание, в вещественность легенд. Высмеивали его самонадеянное "я": вся книга подчеркнуто написана от собственного имени. Высмеивали его детское увлечение сказками" [Мейерович М.Л. С. 82].

О трансформации писем Н. Гоголя в его книгу "Выбранные места из переписки с друзьями" И. Золотусский пишет: "Он решился на обнародование своих писем, причем это были письма сугубо семейные, личные, частные, интимные. "Выбранные места" открывались "Завещанием" Гоголя, и не завещанием литературным, условным, (...), а прямым завещанием человека, который перед смертью исповедуется и дает распоряжение о своем имуществе, о долгах и т. п. Такой откровенности никто до Гоголя в русской литературе себе не позволял. Пушкин в письмах совсем не тот, что Гоголь: для него переписка с близкими не литература, а быт, Пушкин еще держится традиционного классического представления о литературе как о чистом творчестве, где творец преображается, сохраняя себя, выступает под другими именами. Гоголь как бы срывает и этот последний покров условности: он выходит со своей обнаженной душою, допускает читателя в свою душевную жизнь" [Золотусский И.П.].