Три желания

До гибели Маркуса Джемма встречалась со смертью только однажды – когда скончалась бабушка Леонард, но она ушла тихо, незаметно. После нее не осталось зияющей пустоты, она просто исчезла, и мир после нее почти не изменился. Но Маркус? Маркус был большим, шумным, настоящим. За это она его и любила. Маркуса было бессмысленно спрашивать: «А ты уверен?» У Маркуса были собственные взгляды, планы, машина и мебель. У Маркуса было сильное либидо и твердые политические взгляды. Он мог отжаться от пола сто раз и даже не вспотеть.

Маркус, должно быть, сердится, что сейчас его здесь нет.

«Да, парень! Я так не думаю». Вот что он говорил по телефону, если был с кем-то не согласен. Со смертью он бы точно не согласился. «Да, парень! Я так не думаю, – повторил бы он, наверное, у святых врат. – Я хочу поговорить с менеджером. Мы сейчас все исправим».

Если Маркуса не было, то как здесь оказалась Джемма?

Она посмотрела на свои ноги, обутые в итальянские туфли Лин, и почувствовала себя очень, очень странно.

– Мне не по себе, – сказала она.

– Еще бы! – ответила Кэт.

– Это совершенно нормально, – подтвердила Лин.

Лица у них были каменные.

Джемма смотрела, как сестры совершенно одинаково прикусывают нижнюю губу, и ясно поняла: ни за что в жизни она не признается им в страшной, кощунственной мысли, которая пришла ей в голову, пока она бежала через дорогу посмотреть, что там с Маркусом. Их бы это наверняка шокировало. Даже если бы они и сказали: «Глупости какие! Не волнуйся ты. Ты же была не в себе!» – Джемма знала бы, что они лгут.

Они всегда теперь будут думать о ней по-другому. Она долго надеялась, что они как-нибудь поймут ее, но это было им не по силам. Конечно не по силам.

Она закрыла лицо руками и разрыдалась. Сестры вскочили на ноги.

– Чаю хочешь? – спросила Лин и отвела прядь волос Джеммы за ухо, как будто она была маленькой девочкой. – А булочку? Булочку хочешь?

– Нет, спасибо.

Кэт нервно похлопала ее по руке и сказала:

– А может, тебе напиться?

– Да, наверное. Или нет… В верхнем…

– Что – в верхнем?

– У Маркуса есть какая-то травка. В верхнем шкафчике, над плитой.

Вот так они провели вечер перед похоронами Маркуса.

Лин скрутила аккуратный косяк, они расселись, скрестив ноги, на бежевом паласе Маркуса и передавали его по кругу, не говоря ни слова. Джемма чувствовала, как спасительная пустота быстро заполняет и как будто расширяет ее мозг.

– Свадьбы теперь не будет, – заметила она философски, передавая косяк Лин.

Лин прищурила глаза, затянулась – кончик косяка ярко вспыхнул – и спокойно ответила:

– Да уж, не будет…

– И платья подружек невесты вы теперь не наденете.

– Не-а. – Лин кашлянула, передавая косяк Кэт.

– Вам же они совсем не нравились?

Они сели совершенно прямо и обменялись задумчивыми взглядами.

– Точно, не нравились, – медленно сказала Кэт. – Совсем не нравились.

И тут они стали смеяться – громко, от души, качаясь, трясясь от смеха, смеяться до истерики, до слез. Джемма заметила, как Кэт уронила пепел на безупречно чистый палас Маркуса, и представила, как бы сейчас исказилось от ярости его лицо. Она встала на четвереньки и, все еще сотрясаясь от смеха, подползла к пеплу и попробовала пальцем стереть его с бежевой шерсти.

– Ты только хуже делаешь, – сказала Лин.

– Знаю, – ответила она, но терла и терла, пока на паласе не появилось большое черное пятно.

Она никогда и никому не говорила, что пришло ей в голову, когда Маркус упал на бетон, когда она ждала, что кто-нибудь скажет ей, что же делать, когда она еще не убежала.

Она, скорее, даже не сформулировала свою мысль про себя, а услышала ее, звонкую, как колокол; как будто трезвый человек оказался в шумной хмельной компании и, выключив музыку, в полной тишине что-то громко объявил.

Она услышала собственный голос. Четыре четко произнесенных слова:

– Надеюсь, что он умер.

Глава 13

На третьем году жизни сестры Кеттл начали болтать между собой на тайном, не понятном никому другому языке, безо всякого труда переходя на английский, когда нужно было поговорить со взрослыми.

Много лет спустя Максин обнаружила, что у двойняшек и тройняшек это обычное дело и называется «язык близнецов», или, по-научному, «идиоглоссия» (в то время ее заботило только одно – как бы они не утопили, не задушили и не исколошматили друг друга).

Со временем они все меньше и меньше говорили на своем тайном языке, а потом он совершенно стерся из их памяти.

Физическая связь между двойняшками и тройняшками – хорошо известный и распространенный феномен. Однако сестры Кеттл не могли этим похвастаться. Сестры, по идее, должны были бы чувствовать чужую боль как свою, а не смеяться над ней во все горло. Перед тем как выйти на сцену, Элвис всегда ощущал присутствие умершего брата-близнеца Джесса. А вот Джемма и в девять лет не чувствовала рядом вполне живых сестер, когда запоем читала новую книгу Энид Блайтон, а они наглым образом похитили пакет леденцов прямо из-под ее правой руки.

Когда им исполнилось одиннадцать лет, Кэт стала носиться с мыслью о телепатическом общении. Хитроумные эксперименты длились по многу часов. К сожалению, ни один из них не увенчался успехом, потому что сестры были совершенными неумехами и не могли ни принять, ни отправить логически построенного сообщения.

Что уж говорить о какой-то особенной связи, когда они часто не понимали друг друга даже в самых обычных ситуациях!

Так, например, в девятнадцать лет Лин со всего маху ударилась подбородком о руль собственной машины, когда на мосту в нее въехал пьяный водитель. Джемма же в этот самый вечер соблазнительно извивалась в танце в темном, прокуренном ночном клубе на Оксфорд-стрит, с цветком плюмерии за ухом и сигаретой в руке. А Кэт визжала как резаная, потому что ее компьютер начал предательски зависать как раз тогда, когда она почти закончила университетское задание, которое давно пора было сдать.

В двадцать два года, когда Маркус шептал развратные угрозы на ухо Джемме, Кэт, запыхавшись, боролась с Дэном, пока за дверью его сосед по комнате ржал над передачей «В субботу вечером». А Лин за тридевять земель, в другом часовом поясе, внимательно изучала этикетку на баллончике дезодоранта в лондонской аптеке.

А в тридцать три года Кэт качается взад-вперед на диване, в то время как ее мучают страшные боли внизу живота и в голове крутится только одно: «Хватит, хватит, хватит!» Лин же в это время тает от удовольствия, когда Мэдди, как зачарованная, смотрит на огни фейерверка, пылающие в ночном небе. И Джемма тоже ничего не чувствует, кроме языка и вкуса Чарли, – она целует его в холле дома какого-то знакомого каких-то знакомых, где они встречают Новый год.