ТриАда

«Падение сфер»

Странник стоял у зубчатых стен города в лощине межгорья, укрытой прозрачной кисеёй ночного тумана. Сгущался мрак. В круг, подле него, в зеленом и алом свечении стремительного вихря, водили хоровод светящиеся огни эльфов, материализуясь в образы разноцветной играющейся мошкары. Покружившись, фантомы растворялись в россыпи звезд. Влажный воздух наполняли поднимающиеся из-за стены странные, гортанно-напевные звуки «стихов горящих, не духовных». Доносящийся крикливо причудливый и разудало веселый темп мелодий певцов-сказителей, странствующих «каликов перехожих» и шаманских песен, порой становился быстрее, порой обрывался и ладом своим напоминал ритуальные стародавние обряды ночей цветущего папоротника.

На панелях высоких ворот завращались причудливые круги и знаки. Створки медленно распахнулись, приглашая его войти. Из холодной ночной тьмы он шагнул на тёплую брусчатку города. В самой цитадели белый камень тротуаров, брусчатка улиц и площадей были залиты ярким неоновым светом. На центральной городской площади разудало гуляла шумная ярмарка, похожая на вавилонское столпотворение народов, их архитектурных искусств, национальных костюмов и мелодий.

Картина буйного празднества начиналась сразу возле городских ворот, где дородная рогатая дама заливала в котел жидкость «нетерпения» из бездонного, безразмерного кувшина. Она варила вечное зелье для своих, умелых и опытных в этом деле, похожих и телом и повадками подруг, находящихся в полуобморочном состоянии трепетного ожидания. Истекающие от сладкого предвкушения они прилетели для новых легких знакомств на светлых крыльях сиреневых бабочек, которые в брызгах и испарениях кипящей похоти тут же обернулись темной стаей галдящих ворон.

На сцене летнего театра полуголые, длинноногие и элегантные красотки с чувством изгибались и принимали изящные интимные позы, кружась на лазерной карусели зодиака. Длинные волосы блондинок, огненных «каштанок» и черные локоны брюнеток скользкими змеями перепутывались в двенадцати секторах мифических животных.

Общительные красавицы в тончайшем сари, опоясанные по бедрам букетами дурман-травы, с видимым удовольствием потягивались на оседланных ими «героях-любовниках». Красотки с блудливым смехом натягивали на мужчин, охмелевше возбужденных и крепко ими стреноженных, рогатые маски боровов. На тех, одураченных, которые с готовностью окунулись под юбки матриархальной зависимости.

А совсем рядом пухленькая, улыбчивая ведьмочка с веником из пёстрых змеиных хвостов ящерок, покачивая лепестками подсолнухов на повлажневших местах, летала над площадью верхом на огненном осле, упакованном в черный смокинг. Зелёная телом, она затем ловко оседлала тучного хряка, испуганно поглядывающего своими поросячьими глазками на товарищей по несчастью, таких же как он, преображенных в свиней собутыльников. По истощению либидо, отмерянного им жизнью, сей «транспорт» подавался на заклание застольным издевкам нечисти под пиршественный хохот всеобщего посрамления.

Над бурлящей кипенью эмоций, в дымах ярмарочных костров невидимо вздымалась тень богини ночного неба, которая полноправно царила над знойным городом, истертым полинявшими чувствами и облаками соблазнов, как старые семейные трусы и изношенное постельное бельё. Здесь Лилит почиталась богиней красоты, любви и веселья, владычицей неба и звезд. Она – сияющая «мать жизни» и плодородия, затмевающая остальных богинь своим величием и превосходством. Ее называли «золотой», и сусальная плоть Лилит сияла ярче других золотых слитков плоти богов. Поражал красотой древний храм, посвященный только ей, в котором всё, до мельчайших деталей, напоминал вошедшим о том, что они находятся в доме покровительницы телесной близости и обрядов гендерного сочетания. Лилит символизировала «женский сияющий приоритет» – то узкое пространство цилиндра «внутреннего сгорания», в котором двигался Победитель. Её изогнутые рога чёрной небесной коровы, подбрюшье которой усеяно звездами, удерживали «солнечный диск полового сплетения», постоянно путешествующий по земле любви, и всегда возвращающийся в сердца женщин, как в святилища, где ему отводилось особое место.

Воспламеняющая чувства, Лилит приходила к жителям в разных ипостасях. Ее называли госпожой «ночной слизи», богиней загробного мира и богиней древа Познания. Ее называли «госпожой неба», госпожой хмеля, танцев и перламутрового камня. Легко меняющий цвета от прикосновений и нескромных взглядов дымчатый минерал очень ценился женщинами, как индикатор мужских желаний. Носить его значило носить пламенную богиню в сердце.

Городскую площадь окружали кроваво-красные кровли бутафорских зданий. Развевались шелковые флаги, блистали парчовым шитьем штандарты, сверкали позолотой гербы и гремели гимны. Плавились в жарких огненных лучах гибкие изогнутые крыши пагод, зеркальные купола храмов, цилиндры синагог и маковки соборов, стрельчатые конусы кирх и шпили церквей. Люд всех сословий и географий, оставив земные дела и заботы, катался и визжал, крутясь на карусели, качался на качелях, пил и просто пьяно шалел от радужных красок женских нарядов, дымов нефтяных факелов, горящих костров, и запаха жареного мяса.

Отовсюду гремела фееричная музыка, будоражущая и услаждающая слух, будто богиня города – «госпожа возбуждения», потряхивала над толпой своей чёрной чувственной погремушкой. Из дворов и подворотен утробно подвывали собаки, взлетали сизые голуби и яркие воздушные шары. Офени на улицах предлагали стеклянные бусы, банты и подвязки, простенькие серьги и бирюзовые перстеньки. Шуты-скоморохи, цирковые зазывалы, приглашали на представление в тряпошные палатки балаганов. Возле, бойко шла торговля сочным барбекю, сахарными пряниками, медовыми яблоками. Вокруг блестели разрумяненные, разгоряченные забавами и пустым весельем сальные лица, губы, растянутые в бессмысленных улыбках, и рты, изрыгающие беспечный смех.

Ярмарка и полупьяный люд утопали в цветной мишуре мельтешащего рынка. Народ ждал зрелищ и рвался в круговорот безудержного буйного веселья.

– «Золотая расцвела! Чёрным золотом расцвела! Сияющая вся в цвету! Для тебя небо и звезды бьют в барабаны, солнце и луна восхваляют тебя, боги чествуют тебя, богини поют гимны. Как ты прекрасна! Для тебя поет вся земля, для тебя танцует все живое. Все земли и все народы прославляют тебя и в ночной тьме и в полуденных небесах до самого горизонта. Золотая расцвела! Золотая расцвела, сияющая вся в цвету!».

Лилит, мировая матка, воплощающая всемирное лоно, была одной из семейства царственного Эдема. Эта богиня принадлежит первичному женскому началу. Луна и звезды, высеченные на нефритовой чаше фонтана площади и на гладком мраморе Великого столба в ее центре, ясно указывали на культ секса и материнства, указывали на его продуктивность и наводили на мысль о божественной парности природы.

Влюбленные девушки и женщины, томящиеся в любовных муках обращались к ней. И, судя по всему, Лилит с удовольствием внимала женским шашням и исполняла, уходящую корнями в глубокую древность, свою роль мировой сводницы. В первую очередь она считалась богиней плодородия и жизни, какой бы эта жизнь ни была. Ведь жизнью наделяются не только живые, но и мертвые…

«»

Мозг Странника словно плавился в шумах праздника, в копоти и гари угольных мангалов, в резком свете кварцевых ламп искусственного освещения. Мысли не могли сосредоточиться от круговорота безостановочных впечатлений.

В воздухе витал и впивался в ноздри дурман соблазна – этого перламутрового солнца звездных влечений, синтеза телесных проявлений и индивидуальной жизни всеприемлющего лона, – нежного женского колечка, розовой жемчужины, просверленной Змием, и всё Добро и всё Зло в себе содержащей.

Извращенные сущности нетрадиционных утех, разгоряченные площадным зноем мяли друг друга и пошлепывали по ягодицам. Ждущие простых удовольствий развращенные экспериментаторы, пощипывали пышных, невысокой социальной ответственности, женщин, падких на проникающий призыв, поглаживая их места, весьма близкие к влажнеющему «лону стремления». Сами женщины призывно покачивали бёдрами для желающих развлечься, выгибали спины и, раздвигая «щель зарождения», задевали прохожих двусмысленными фразами, касались оголенными плечами и выпуклостями, заводили непристойные речи с назойливыми предложениями интимных развлечений и специфически «сладких» услуг.