Тридцать дней до развода
Шрифт:
А нежеланная этим пользуется.
Кажется, так омерзительно я не поступал ни разу в жизни, но единственный способ избежать атаки Аллы был просто сбросить ее на пол.
— Богдан! Нам нужен ребеночек! Срочно! Ты же меня любишь!
Пьяная женщина и так-то зрелище ниже среднего, а пьяная женщина, которая спекулирует детьми, чтобы отменить развод…
Мне все еще хотелось сохранить остатки уважения к бывшей жене. Все же мы слишком многое прошли вместе. Она поддерживала меня, как могла. И не ее вина, что я узнал, как безжалостна бывает любовь, только в тридцать один.
Но
Почему это раньше не пришло мне в голову? Было как-то странно бросать свой дом, в который столько вложено. Я с нуля отделывал квартиру со своими лучшими рабочими, я знаю тут каждый сантиметр, могу вслепую показать, где в стенах проходит проводка, где на кухне на несколько миллиметров сдвинута одна плитка, без запинки оттарабанить, сколько и каких материалов ушло на каждую комнату.
Прощаться с домом тяжело.
Но я построю новый. А этот больше не мой. Надо только забрать отсюда все, что пригодится, и все, что памятно, чтобы больше не возвращаться никогда.
Собирался снять номер в гостинице и спокойно искать нормальное жилье, но стоило кинуть клич, как отозвался старый приятель, у которого как раз простаивала свежеотремонтированная квартира. Можно было ехать прямо туда.
— Ты что, правда меня бросишь?..
Зареванная Алла показалась из комнаты, вновь сменив тональность истерики. Она прислонилась к дверному косяку, печально взирая на меня опухшими глазами. Лицо пошло красными пятнами, шелковая сорочка была местами порвана — так она кидалась на меня; халат сполз с плеча. Кажется, она думала, что игриво сполз.
— Да, Ал, я тебя правда брошу.
Я так устал ее успокаивать, что больше не мог подбирать выражения. Да, мы разводимся, да, это окончательно, нет, ничем помочь нельзя.
— Богдан… — В голосе была слезливая растерянность. Надлом. Нежность. Давно забытая.
Она сделала ко мне шаг, протягивая руки, но я покачал головой, отступая назад. Алла упала на колени и рывком подползла, вцепившись мне в ногу. Подняла лицо и завыла:
— Пожалуйста! Богдан! Пожалуйста, не уходи! Все, что захочешь! Ребенка рожу! Хоть каждый день секс! Ужины! Никакой машины не надо! Хоть десять любовниц заводи! Все, все, все, что скажешь, только не бросай меня! По-жа-луй-стаааааа…
И она зарыдала горько и, наверное, искренне.
Я стоял, закрыв ладонью глаза, и чувствовал себя чудовищным мерзавцем.
— Прости.
Открыв дверь, я выставил чемоданы туда; осторожно, по одному, отцепил от себя скрюченные пальцы Аллы, вложил в них ключи и вышел.
— Ты еще пожалеешь! — яростно зашипела она мне вслед.
Я достал телефон и посмотрел на экран. Мои сообщения так и висели непрочитанными.
Глава Упорство
В былые времена мне было проще оставить девушку в покое, если она не хочет меня видеть, чем добиваться ее всеми правдами и неправдами. Да, конечно, мужчина должен быть настойчивым, но я насмотрелся на то, как это делал Витька. Ему не терпелось
и жглось. Даже если девушка ему не очень-то понравилась, а подкатил он к ней мимоходом, от скуки — не дай бог отказать! После этого девушка была обречена на записочки, букеты цветов, якобы случайные встречи — пока не даст телефон или не согласится выпить кофе.Добившись своего, Витя полностью остывал. Звонить или пить кофе было уже не обязательно.
Не всем так везло, к сожалению. Некоторых девушек он продолжал преследовать и потом. Стоять под окнами, названивать по двадцать раз в день, исписывать признаниями стены и асфальт. Никто никогда не смел бросать его первым! Только он!
Я наблюдал, как девушки бледнели, получая очередной букет, и как обходили десятой дорогой наш дом, чтобы случайно не столкнуться. Позже, когда мы стали старше, я узнал слово «сталкер». К счастью, мой брат не похищал своих жертв и не запирал в подвале, но, кажется, был готов украсть Аллу со свадьбы не в шутку. Мои друзья вовремя его остановили.
Налюбовавшись на это все с детства, я никогда не принуждал своих подруг ни к чему. Зачастую оставляя их разочарованными в том, что не веду себя как настоящий мужчина. Но зато они быстро понимали, что ломаться — гарантированно лишиться удовольствия.
Будь это любая другая девушка, не Даша, я бы пожал плечами и забил. Захочет — вынет меня из черного списка и напишет что-нибудь. Не захочет — что ж, насильно мил не будешь. Прежде чем смертельно обижаться на всю жизнь, неплохо бы сообщить, на что именно.
Но это была Даша…
Девушка, которая попала мне в сердце прямой наводкой. Безжалостно. Бескомпромиссно. Безнадежно.
Отказаться от нее значило отказаться от самого главного. Так это ощущалось.
И в первый раз в жизни я, смущаясь и сам от себя пребывая в шоке, притащился к ней на работу, чтобы подкараулить там и поговорить.
Но когда я подъехал за полчаса до начала рабочего дня, седой грузный охранник на проходной сообщил мне, что Дарья Денисовна уже в офисе. Однако попасть туда нельзя, так как пропуска у меня нет.
И не будет, потому что Дарья Денисовна сказала, что Богдана Анатольевича нынче не ждут. Вот прям так и сказала, да-да.
Пришлось разворачиваться и придумывать новый план. Такой, чтобы и совесть моя была спокойна, и все-таки что-то делать. Так что через десять минут я стоял на проходной с букетом цветов, в который была вложена открытка. Седой охранник покряхтел-покряхтел, но все же букет у меня взял и утопал в недра здания.
Вернулся скоро и доложил:
— Велели передать, что вы перепутали адресата.
Что ж…
Букет нашел последний покой в урне, а я получил какой-никакой ответ. Точнее — повод для новых мрачных размышлений. Чем я успел провиниться, что меня отправляют к жене?
На этом эксперименты пришлось прервать и уехать ругаться со своими работниками.
Но к вечеру я вернулся, причем на этот раз — с запасом, чтобы Даша не проделала тот же фокус с ранним уходом, что утром. Поставил машину за трансформаторной будкой, чтобы не бросалась в глаза, а сам устроил засаду у выхода.