Тридцать дней до развода

Почему молчал он?

Думаю, по той же причине. Какой смысл снова затевать разговор, если все уже было сказано. Оставалось всего три недели до момента истины… или вся жизнь.

Вот поэтому я не хотела дать Богдану поклясться мне хоть в чем-нибудь. Видно же, что он человек слова. Что мы будем делать, если он разведется, но не перестанет любить свою жену?

Мы сделали это одновременно.

Я открыла дверь машины, Богдан — наклонился ко мне.

Он, наверное, хотел меня поцеловать. Вопреки всем обещаниям.

Я, наверное, не очень хотела уходить, потому что повернулась, чтобы посмотреть на него в последний раз.

Наши губы так и не соприкоснулись, зато мы запутались друг в друге: пальцы в волосах, висок к виску, дыхание на щеке, тонкая нить нервного пульса от сердца к сердцу, рука на груди — оттолкнуть? Обнять? И замерли.

Я вдруг поняла — отчетливо, обреченно — что другой такой любви у меня уже никогда не будет. Что бы дальше ни случилось. Уйду ли я гордо, спасая остатки совести, вернется ли он к жене, вновь разжигая потухший пожар, — или все же случится чудо, и мы будем вместе.

Неважно.

Каким будет итог — вообще неважно.

Все уже произошло. Он уже — мой мужчина. Даже если никогда моим не будет.

Как же это страшно…

Ведь я никогда не верила, что бывает только одна настоящая любовь на всю жизнь. Это казалось кошмаром. А вдруг ты ее потеряешь или никогда не встретишь? Куда надежнее считать, что есть на свете как минимум несколько людей, которые тебе подходят так или иначе.

Но теперь я знала: нет. Настоящая, одна-единственная — есть.

И вдвойне страшнее, когда знаешь, что она тут, уже под дрожащими пальцами, — и может не сбыться.

Богдан первый сдается.

— Даш… — полушепотом. — Можно тебя попросить?

— О чем?

В моей голове — вихрь эмоций. О чем? О чем? О чем?

Что ты можешь у меня попросить такого, чего я тебе уже не отдала?

Такого, в чем не смогу отказать?

О чем бы ты меня ни попросил сейчас, решаю я — пообещаю и исполню. Пусть ты не знаешь об этой клятве, она только моя. Но сегодня я твоя волшебная фея, исполняющая желания. Выбирай мудро.

— Пожалуйста, если у тебя будут какие-нибудь трудности, если нужна будет помощь — любая! — позвони мне. Именно мне. Это не наложит на тебя никаких обязательств. Просто мне… очень нужно знать, что с тобой все в порядке. Что ты не будешь ждать автобус на холоде, только потому что…

Рядом нет тебя.

— Хорошо.

— Обещаешь?

— Обещаю.

Последнее, самое крошечное прикосновение в освещенном салоне у рабочего офиса — и я выскакиваю, подхватываю сумку со светильниками с заднего сиденья и скрываюсь за дверями офиса, не оглядываясь.

Потому что внутри мечется мое глупое сердечко, ультимативно требуя вернуться и поцеловать его. Нет. Нет. Нет.

Не сейчас.

Глава Вечер

В субботу Светка снова умчалась в клуб, подрезав у меня очередное платье, а я, заскучав одна в квартире, решила навестить маму с бабушкой. В конце концов, мне уже было чем похвастаться: начальство посмотрело на мои предложения по проекту оформления коттеджа, над которым наша компания сейчас работала, и одобрило их все скопом. Более того — мне пообещали дать шанс и попробовать целиком взяться за следующий заказ. Под мудрым руководством старших товарищей, конечно, но почему бы и нет?

Я купила конфеты, но родной дом встретил меня запахом пирогов.

— Так и думала, что ты сегодня забежишь! — Мама выглянула из кухни. — Голодная, или просто чай попьем?

— Чай! — твердо ответила я и… не угадала. К чаю кроме моих конфет и «цветаевского» пирога были еще булочки с сыром, расстегай с рыбой и беляши. Чтобы ребенок, то есть я, точно не дай бог не похудел.

Устроились мы в моей бывшей комнате, которую теперь занимала бабушка. Она давно не вставала с высокой кровати, заваленной горой подушек, так что теперь посиделки были всегда у нее.

— Думаешь, я не знаю, что ты у Светки Мухоморовой поселилась? — проворчала бабушка, поедая мои конфеты под неодобрительным взглядом мамы. В утешение я налегала на беляши. — У нас тут своя шпионская сеть, дорогая моя! Далеко без пригляда не уйдешь!

— Ну ладно, ладно…

— Да все знают. — Мама махнула рукой. — Мне пять раз доложили, что ты с богатыми дамочками теперь веселишься.

— Я теперь с ними работаю, мам.

— Вот и работай! — веско сказала бабушка. — А дружи с нормальными. Светку твою все знают, поскакушка она нехорошая. Не водись с ней.

— Ну баб, я уже не в третьем классе, — поморщилась я. — Да и я не такая приличная девочка, как тебе кажется.

— Ты про того своего женатика московского? — отмахнулась мама. — Да брось, дело молодое. Не ты первая, не ты последняя.

— Хороший мужчина в тридцать свободным быть не может, — поддакнула бабушка.

— На что вы меня толкаете… — пробормотала я, нервно отпивая несколько глотков чая.

— Дашунь. — Мама погладила меня по плечу. — Ты ведь наша хорошая умная девочка. Если твоя совесть тебе что-то позволяет — то мы тем более поддержим.

— Хорошо… — тихонько сказала я.

Уж моя-то совесть всегда на страже.

— А если что — и ребеночка примем, — невозмутимо добавила бабушка. — Где бы корова ни гуляла, а телята наши будут!

— Ой… — Я прижала ладони к щекам. — Все, хватит! Так черт знает до чего договоримся!

Мама с бабушкой рассмеялись, переглядываясь. А я так и не поняла: они меня утешали из-за брошенного в Москве Валентина или догадывались про Богдана?

Мы перевели тему на более безопасную, заболтались о ерунде и засиделись так допоздна, что я спохватилась, когда бабушка уже начала задремывать.

— Ой, мне же пора! Завтра на работу, между прочим.

— Всем на работу-у-у-у… — зевнула и потянулась мама. — Пирогов положить тебе? Позавтракаешь, пообедаешь.

— И поужинаю! — подхватила я, глядя, как она упаковывает увесистый сверток.

Так мы с этим свертком и отправились в темный лес. Только не к бабушке, а от бабушки.

Шутки шутками, а было уже и правда поздновато, на улицах почти не осталось прохожих, а фонари, видимо, ради экономии горели через один. В ушах завывал все тот же безумный весенний ветер, но звучал он теперь куда как тревожнее. Голые деревья размахивали ветвями, шумя где-то там, в вышине, а мне довольно скоро стало неуютно.