Тридцать дней

— Я тоже, — прошептала я, с силой сжимая талию Аквея. — Я тоже, Скай…

— Беги, сестрица, со всех ног беги!

Я прижимаю к своей груди младенца Аквеев. Мне страшно, даже страшней, чем тогда, когда мы бежали с Регинисом. До одури, до крика! Нас окружают разбойники. Они ухмыляются. Перед ними два мага и младенец, среди них тоже есть маги, потому бояться нечего.

— Я отвлеку их, Ирис, беги, — Кай собран, он один против десятерых.

— Я могу помочь!

— Только привлечешь змея, — отмахивается брат.

Но я не слушаю. Злюсь. Зачем гнать меня, когда я сильней всех них вместе взятых? Вайториса невидно, так зачем прогонять меня? Тьма, зачем мы вообще заходили в ту проклятую деревушку? Три дня успешно скрывали следы, а туда зашли среди белого дня и привлекли к себе внимание. Если бы снова обошли, могли бы добраться до города и затеряться там, но малышу требовалось молоко, и мы рискнули. Кайрас вернулся с добычей и тревожным сообщением, что видел лица, похожие на разбойничьи, которые напали на нас, еще когда Регин был жив.

Мы попытались уйти, но нас нагнали. И теперь брат гонит меня, но разве я могу оставить его?

— Ирис…

— Сейчас, — рублено отвечаю я и взываю к своей стихии.

Мои стражи сейчас не нужны, я всего лишь ускоряя рост травы, опутываю ею ноги разбойников, вяжу, как веревками. Древесные корни вырываются из-под земли, сплетаются и накрывают врагов, словно клетка. Они обездвижены, и мы можем бежать вместе.

— Неплохо придумала, — бурчит мой отважный брат. — Уходим.

Скрываемся в чаще леса, и вновь Кай творит иллюзию и путает наших преследователей. Еще день блужданий выводит нас к деревушке из трех домов. Кайрас о чем-то говорит с хозяином хутора, после отдает ему мешочек со всеми нашими деньгами, подходит ко мне и забирает мальчика.

— Куда? — испуганно спрашиваю я.

— Он его отвезет к замку леора, тут недалеко, — хмуро говорит брат. — Нам с ним далеко не уйти. Самим соваться, только на след наводить. Неплохой мужик, согласился.

— А если…

— Я наложил заклятье на это «если», — усмехается Кай. — Довезет и отдаст. Скажет, молоденькая лейда денег дала, на воспитание оставила. Такое случается, поверят. А то, что простой мужик к леору привез, так это тоже понятно, младенец — маг. В любом случае, так лучше, чем его с нами…

Брат замолкает, а я вдруг выдыхаю. Всё верно, уйти нам, возможно, не удастся. Так пусть уж младенец обретет кров вместо того, которого мы его лишили. Я в последний раз смотрю на чистое детское личико, целую его и шепчу:

— Прости нас и… выживи.

Брат смотрит на меня короткое мгновение, после уносит мальчика мужику. Тот уже запряг телегу, с ним женщина. Брат что-то говорит ей, и я понимаю, что он делает новое внушение. Женщина согласно кивает, ее муж хлопает брата по плечу, и я слышу его добродушный басок:

— Ну что уж поделать, благородный леор, такая вот лейда объявилась. Ничего, мы его в замок определим, при учебе будет. Маги своих не бросают.

— Уж такая у него мать, — качает головой женщина и в сердцах сплевывает, после склоняется к мальчику, воркует с ним, жалеет.

Я отворачиваюсь. Усталость просто невероятна. От вынужденного вранья, от всего, что мы успели сотворить. Проклятый Вайторис! Гадкий, низкий, мерзкий предатель и убийца! Если бы не он! Почему он не свернул себе шею? Почему не умер он один вместо всех, кого он успел погубить? Дети Созидающих, мои родители, Орканис, Регинис… Стром стал чужим сыном, а истинный Аквей будет подкидышем в чужом замке. Еще немного, и не станет нас с братом. Ради чего? Почему? Почему ядовитая гадина живет, а все остальные гибнут? Кто дал ему право ломать наши судьбы?! Ненавижу! Ненавижу настолько, что готова рвать его своими зубами! Проклятый убийца, проклятый…

Закусываю костяшку пальца, чтобы не завыть в голос. Раз уж сумела быть сильной, нужно быть сильной до конца.

— Идем, — ладони брата накрывают мои плечи. — Здесь нам делать уже нечего.

— Ты… — он бледен, это немного пугает.

— Они все расскажут одну историю. Если нам удалось провести всех, значит, этот мальчик выкарабкается из западни, в которую мы его загнали. Да будет так.

— Ты почти обессилил, — с тревогой говорю я.

— Ничего. Тут где-то есть заброшенный охотничий домик. Там передохнем и в путь. Выберемся, сестрица. Должны.

— Ох, братец, — вздыхаю я, сжимая его ладонь. — Почему ты не даешь мне пользоваться стихией? Я же сильней, я могу больше.

— Пока моими силами обходимся, — отмахивается Кай. — Кстати, про нас они не вспомнят. Ну, идем же. Меня ноги еле держат…

Я подняла взгляд на Ская, смотревшего на меня, не отрываясь, и виновато улыбнулась:

— Похоже, я сегодня совсем не помощник. Этот поток не остановить. Лучше займись делом.

— Не хочу тебя оставлять, — ответил Аквей.

— Я рядом, только витаю в облаках прошлого, — смешок вышел неестественным. — Мы так никогда не закончим, а оставлять замок…

— Ты права, — кивнул Скай. — Я займусь пока нашей ратью, а ты… возвращайся поскорей.

— Я постараюсь, — улыбнулась я, потянулась к нему, коснулась губ легким поцелуем и отошла к дереву, прячась в его тень.

Водник еще некоторое время смотрел на меня, но вскоре вернулся к берегу. Я видела, как он, потерев ладони, протиснулся сквозь амфиев и скрылся в океане. После откинула голову на древесный ствол и прошептала:

— Ну, давайте, добивайте меня…

Рассвет. Утренняя прохлада проникает в небольшой домишко. Я ворошу угли в очаге, но их тепла уже не хватает. Нужно собрать хворост и разжечь огонь заново, чтобы разогнать сырость. В углу на полусгнившем тюфяке стонет брат. Он в бреду. Усталость и магическое истощение добили его, когда до домика осталось совсем немного. Кай упал и уже поднялся. Мне не хватило сил, чтобы дотащить его, и я призвала стихию. Деревья, оплетая тело брата ветвями, бережно передавали его друг другу. Одинокий волк указал путь к нашему укрытию. Белки натаскали целебных трав, на которые я указала. Это мой дар. Животные всегда понимали меня. Папа говорил, что моя сила пробуждает в них разум. Сейчас это кстати, у меня целый лес помощников и защитников.

Где-то недалеко бродят несколько медведей, они охраняют подступы к охотничьему домику. Стая волков залегла в кустах, они предупредят, если почуют чужаков. Звери чуют мою силу и стараются держаться поближе, свет их искр озарял лес ночью, давая поддержку и веру в то, что мы с братом еще можем кому-то довериться.

— Ирис, — я оборачиваюсь. Кай смотрит на меня, но глаза его затянуты мутной поволокой. Лицо покрыто нехорошей испариной. — Уходи.

— Еще чего скажешь? — ворчу я. — Твой резерв немного восстановится, и я смогу тебя исцелить.

— Не глупи, — брат прикрывает глаза. — Он идет за тобой, я для него сошка.

— Кай, — я приближаюсь и присаживаюсь рядом, — твое самопожертвование ни к чему. Я тебя не оставлю, и довольно об этом.

Он снова смотрит на меня, пытается хмуриться, но выглядит сейчас совсем как мальчишка, больной, смертельно уставший мальчишка, который пытается взвалить на себя ношу, которую не сможет унести. Я провожу ладонью по спутанным влажным от пота волосам. Сердце затапливает болезненная нежность. Нет, не уйду, не брошу. У меня никого не осталось, и брат — последний, кто имеет для меня настоящую ценность. Его знобит, и как бы Кайрас не пыжился, его тело трясет крупной дрожью. Я вытягиваюсь рядом, укладываю голову Кайя себе на плечо и затихаю, обняв его так крепко, как только могу. Брат обнимает меня в ответ. Больше не гонит, лежит молча. Думает ли о чем, я не знаю, а я стараюсь думать лишь о том, что дождусь, когда он уснет, и я наберу хвороста, разожгу огонь и сварю настой. Он снимет жар. К сожалению, ничего иного я пока для брата сделать не могу. Как бы ни была я сильна, но разница в восприятии стихии дает себя знать. Пока Кай магически истощен, я не могу использовать чистую стихию, она только навредит.