Тридцатилетняя война

В это время датские делегаты, обосновавшиеся в Мюнстере и Оснабрюке, засыпали шведских послов требованиями дать разъяснения действиям Торстенссона. Не получив удовлетворительного ответа, они покинули конференцию. Тем не менее их демарш не произвел никакого эффекта. Остальные делегаты настроились на то, чтобы продолжить конгресс, невзирая на возникающие проблемы [1362] .

Весной 1644 года грозовые тучи вновь собрались над конгрессом. Император решил помочь датчанам и бросил все оставшиеся ресурсы на оснащение армии. Имперцы должны были атаковать Торстенссона с тыла и заставить его капитулировать. Замысел был здравый, но исполнялся он неуклюже и нелепо. Галлас, теперь редко бывавший трезвым, беспрепятственно дошел почти до Киля, а Торстенссон, поручив Врангелю завершать войну в Ютландии, проскользнул мимо имперских аванпостов и направился прямиком в земли Габсбургов, оставшиеся без зашиты. Галлас поплелся за ним, но был остановлен и разбит под Ашерслебеном. С уцелевшими отрядами он каким-то образом добрался до Богемии [1363] . На этот раз не было рядом эрцгерцога Леопольда, который мог бы сказать, что Галлас был отличным командующим, но ему не повезло с офицерами. От его армии сохранилась треть, некоторые считали, что всего лишь десятая часть, и Галласа теперь презрительно называли «der Heerverderber», «злым духом войск». Не выдержав позора, он ушел в отставку.

1362

Gartner, Westphalische Friedenscanzlei. Leipzig, 1731, II, pp. 337—339.

1363

Chemnitz, III. iv, pp. 167-168.

Датская война выдыхалась. Сам король возглавил флот в сражении у Кольберга и не позволил шведам напасть на Копенгаген с моря, но, после того как Галлас потерпел сокрушительное поражение, стало ясно, что Кристиан не сможет продолжать войну на суше.

Тем временем в Швеции восемнадцатилетняя королева Кристина 18 сентября 1644 года наконец взяла правление страной в свои руки. Это обстоятельство скоро окажет влияние и на конгресс, и на датскую войну: несмотря на возраст, ее нельзя было ни обольстить, ни обмануть, и она отличалась острым умом и непокладистостью юности. Она переняла характер отца, но, обладая здравомыслием и смелостью, могла легко отказаться от сентиментального следования его политике. Своей высшей целью королева Кристина поставила достижение мира, а не территориальные приобретения.

Со сменой власти в Стокгольме сразу замолчали поборники войны и заговорили сторонники мирного урегулирования [1364] . С этого момента датская война фактически прекратилась, и подписание мира, состоявшееся позднее в Бремсебро, было предрешено, когда в ноябре 1644 года шведское правительство согласилось на посредничество Бранденбурга [1365] .

Главные препятствия в основном были преодолены, дальнейшее затягивание конгресса стало невозможным, и он открылся 4 декабря 1644 года. Прошло полтора года с того времени, когда император санкционировал переговоры со Швецией и Францией, и тридцать два месяца с того дня, когда в Гамбурге делегаты впервые определили дату его проведения. Все это время и еще три года и десять месяцев в Германии продолжалась война.

1364

Chanut, Memoires, Paris, 1675, 1, p. 28.

1365

Urkunden und Aktenstucke, XXIII, i, p. 67.

2

В империи никогда не существовало средств коллективного выражения общественных настроений и каналов для передачи мнений сторонников мира. Призывы к миру властей — не обязательно князей, но и любых организованных формирований — обычно носили общий характер, а когда дело доходило до практических действий, то они никак не могли остановиться: продолжали сражаться в надежде получить еще какие-то выгоды и преимущества или добиться гарантий более длительного и прочного мира. Так происходило и во время конгресса в Вестфалии. Не только курфюрст Бранденбургский, ландграфиня Гессен-Кассельская, курфюрст Пфальцский и с десяток других деятелей тянули резину, желая заработать дивиденды. Такие забытые всеми люди, как богемские протестантские изгнанники, даже после подписания мира все еще настаивали на том, чтобы его не ратифицировали до тех пор, пока они не будут реабилитированы.

В Германии с самого начала присутствовало стремление к миру. Оно исходило прежде всего оттого класса, который не имел никаких реальных возможностей выразить свои обиды. Война нещадно эксплуатировала этот класс, забирая у него людей, еду и деньги, а он не мог ни предотвратить ее, ни управлять ею, ни остановить. Крестьянство могло привлечь внимание к своим страданиям только одним способом — восстанием. Однако восстания заканчивались, без вариантов, поражением и казнью его вожаков, но войнам они не препятствовали. Очень часто мятежники тешили себя иллюзорными надеждами на то, что им повезет больше, чем другим, и сражались они только ради того, чтобы продемонстрировать свое возмущение, поскольку у них не было иных средств сделать это.

За последние восемь лет войны таких восстаний было не много. Причина простая. Рано или поздно наступает момент, когда человек уже не может более ни протестовать каким-то образом, ни опускаться еще ниже нравственно и физически. Социальная сторона Тридцатилетней войны настолько трагична, что этот момент должен был наступить уже давно, еще до начала мирного конгресса в Мюнстере.

В Тридцатилетней войне солдат был жесток и беспощаден. Сам Торстенссон сравнил разграбление Кремзира в июне 1643 года с расправой в Магдебурге [1366] . Банер совершенно спокойно, как о чем-то обыденном говорил о расстреле граждан за отказ накормить и напоить войска, что они в любом случае не могли сделать, поскольку сами голодали. В Ольмюце полковник насильно выдавал дочерей богатых бюргеров замуж за своих офицеров [1367] . В Тюрингии отцу, чью дочь изнасиловал и убил солдат, его офицер, глумясь, сказал, если бы девочка не так боялась за свою невинность, то была бы жива. Здесь же шведы заставляли горожан не только обеспечивать их едой, одеждой и жильем, но и выплачивать недоимки [1368] . Балтийские порты оказались под двойным гнетом: их корабли облагали пошлинами и шведы и датчане [1369] .

1366

Brefvexling, II, viii, p. 408.

1367

Chronik des Minoriten Guardians, pp. 466, 469.

1368

Einert, p. 35.

1369

Brefvexling, p. 630.

Но в Мюнстере и Оснабрюке, хотя вокруг свирепствовал голод, продуктов хватало всем и никто никуда не спешил. Полгода ушло на то, чтобы решить, кому и где сидеть, кому входить в комнаты первым. Французские послы оспаривали первенство со шведами, Бранденбургом [1370] и испанцами, ссорились с делегатами Ганзейского союза [1371] , венецианским посредником [1372] и друг с другом [1373] . За старшинство боролись делегаты Бранденбурга и Майнца [1374] , венецианский медиатор и епископ Оснабрюка [1375] . Лонгвиль, французский посол, отказывался входить в зал, требуя себе титул «Altesse» [1376] , и в продолжение всего конгресса так и не встретился с испанским послом, ссылаясь на то, что не соблюдены все формальности [1377] . Папский нунций установил для себя помост в главной церкви, французы попросили снести его [1378] , испанцы совершили налет на дом португальского делегата [1379] , голландцы настаивали на первенстве монархии [1380] . Слуги французской делегации чуть не подрались с уличными уборщиками мусора в Мюнстере, слишком громко шумевшими по ночам под окнами и дурно пахнувшими [1381] . Как кто-то ехидно заметил, ребенок, которого тогда вынашивала жена французского посла, родится, вырастет и умрет, а конгресс так и не закончится [1382] .

1370

LeClerc, II, pp. 22,25.

1371

Meiern, Acta Pacis, I, pp. 363-368, 393.

1372

Bougeant, II, p. 411.

1373

Meiern, Acta Pacis, I, p. 382; LeClerc, 11, p. 123.

1374

Gartner, V, p. 5.

1375

Bougeant, III, p. 256.

1376

Meiern, Acta Pacis, 1, pp. 424, 495—496.

1377

Fiedler, p. 315.

1378

Bougeant, II, p. 416.

1379

Prestage, Diplomatic Relations, p. 18.

1380

Bougeant, III, p. 247.

1381

LeClerc, II, p. 4.

1382

Ogier. p. 88.

Мешали конгрессу и продолжавшиеся военные действия. Прекращение огня способствовало бы скорейшему завершению переговоров, но война шла, и дипломаты в Мюнстере и Оснабрюке, внимательно следя за военным противоборством, сознательно затягивали решение проблем в надежде получить определенные преимущества на полях сражений. Французы, располагавшие большими ресурсами и менее обремененные экономическими и социальными заботами, вообще были настроены на то, чтобы вести переговоры до бесконечности, лишь бы не потерять завоеванное. Их главный посол Лонгвиль развел вокруг своего жилища в Мюнстере сад и затребовал к себе жену, словно демонстрируя, что он устроился здесь надолго. В то же время Мазарини наставлял командующих удвоить свои усилия на фронтах [1383] .

1383

Cheruei, II, pp. 306-307; Le Clerc, III, pp. 136-137.

Французские послы не блистали талантами. Клод де Меем, маркиз д'Аво, обладал некоторыми способностями, но был чересчур самонадеян, о чем свидетельствовали и его безапелляционные поучения голландцев в отношении католиков. Высокомерный и обидчивый, он не ладил с другими делегатами, и прежде всего со своим коллегой Сервьеном. «Надо быть ангелом, чтобы найти средство для излечения всех ваших пороков», — написал Сервьен в пылу гнева [1384] . Абель Сервьен, маркиз де Сабле, очевидно, был менее тщеславен, хотя из его писем — и отношений с коллегой в особенности — следует, что он тоже отличался немалым самомнением. Он был правой рукой Мазарини, и д'Аво одновременно и завидовал ему, и боялся его [1385] , а Сервьен ничего не делал для того, чтобы избавить его от этих неприятных ощущений. Не в пример д'Аво, Сервьен умел находить общий язык с другими делегатами и в этом смысле был в большей мере дипломатом, однако в кризисные моменты они зачастую не могли понять друг друга и вместе, и по отдельности проигрывали. Третьего посла, герцога де Лонгвиля, прислали лишь для придания лоска делегации, а заодно и выручили из беды во Франции [1386] .

1384

Ibid., I, p. 102.

1385

Fiedler, p. 300; Correspondencia diplomatica de los plenipotenciarios Espanoles en el congresso de Munster, 1643—1648. Madrid, 1884, II, p. 344.

1386

Bougeant, IV, pp. 61—62.

Похожий антагонизм существовал и между шведскими послами. Главным среди них был Юхан Оксеншерна. Его единственное достоинство состояло в том, что он приходился сыном Акселю Оксеншерне. Это был крупный, краснолицый, чопорный и легковозбудимый человек, большой любитель выпить и приударить за женщинами [1387] . Он требовал, чтобы его будили, приглашали на обед и подавали сигнал готовиться ко сну фанфарами, которые слышно было по всему Оснабрюку [1388] . Его подчиненный Юхан Адлер Сальвиус оказался одним из немногих относительно способных дипломатов. Он отличался ясным умом, сметливостью, решительностью и приятным чувством юмора. Оксеншерна, как говорили, был настроен против мирных договоренностей, поскольку они умалили бы престиж и его самого, и отца. Сальвиус же имел от королевы инструкции не позволять Оксеншерне без необходимости препятствовать переговорам. Королева желала только мира, и ее не интересовали мнения и возражения ни младшего, ни старшего Оксеншерны [1389] . Таким образом, Сальвиус оказался в таких же отношениях с Оксеншерной, в каких Сервьен был с маркизом д'Аво. Оба они занимали подчиненное положение, но располагали более важными личными контактами с власть имущими у себя дома.

1387

Fiedler, pp. 310-311.

1388

Bougeant, III, p. 67.

1389

Fiedler, p. 394; Chanut, I, pp. 26, 28, 83.

Испанский посол граф Гусман де Пеньяранда тоже не относился к разряду людей, одаренных интеллектом. Он имел привлекательную и элегантную внешность, хорошие манеры, но был чрезвычайно горделив, импульсивен и лжив [1390] . Он превосходно владел известной испанской привычкой копаться в деталях и не видеть сути проблем. Если испанская дипломатия и добилась каких-то успехов в Мюнстере, то только лишь благодаря усилиям его подчиненного Антуана Брюна [1391] , литератора и гуманиста, представителя класса государственных деятелей, обладающих организаторскими талантами, практицизмом и готовностью к компромиссам.

1390

Fiedler, p. 334; Wicquefort, L'Ambassadeur. The Hague, 1681, p. 208.

1391

Ibid., pp. 296—297; См. также: Truchis de Varennes, Un diplomate Franc-Comtois. Dole, 1932.