Триггер убийства

– Проститутки, – напомнил Григорий. Он стоял в дверях ванной, ожидая окончания рассказа. Кира беззастенчиво любовалась его телом, сидя напротив в кресле.

– Если он кусает в состоянии аффекта, запугивая, доминируя, проявляя агрессию. То этот же паттерн поведения он может проявлять и в других случаях, если сильно возбужден, зол, нападает. Это у нас на руках два завершенных эпизода. И завершенных по определенному сценарию. А у него, возможно, есть и другие эпизоды, другие попытки. Но выглядят они не так, как наши убийства. Не все его попытки доведены до финала. Может быть, мы нашли не все тела, только удачно реализованные сценарии, где он герой и победитель. Может быть, он хорошо уничтожил следы и тела, поэтому мы не видим их как убийства.

– Ты думаешь, есть трупы, которые мы не нашли? Или они в таком состоянии, что их не идентифицировали как убийство? – Самбуров медленно покивал, прикидывая, как быстрее и проще проверить эти вероятности.

– Да, скорее всего, у него были опыты, когда что-то не получилось или пошло не по плану. И мы этих тел не видим, – пояснила Кира. – Он либо уничтожил тела настолько, что они не опознаны. Или тела не найдены, может, искать-то нечего. Сжег, облил кислотой, закопал.

– Проверим, – решил подполковник деловым тоном. – Есть ли неопознанные, сильно разложившиеся трупы.

Он шагнул в ванную, прикрыл за собой дверь и вдруг развернулся и вышел обратно.

– Проститутки, – снова напомнил он.

Кира довольно улыбнулась и продолжила:

– Жертва превращается в труп на стадии выдирания печени. До этого еще есть этапы – поймал, запугал и покусал. Тут жертва пока живая и может сбежать.

Самбуров кивнул.

– То женское фото. Ася. Это важное фото. И это вообще единственная женщина, которая так или иначе фигурирует в нашем деле. – Кира мялась, речь замедлилась, даже взгляд от Григория отвела. Она понимала, он слышит сомнения в ее голосе, чувствует, что она не уверена в том, что говорит.

– Сексуальный компонент, – произнес Самбуров. – Я помню.

– Да, я думаю, он все-таки есть, но не в очевидном виде. Не к жертвам. Но как-то должен выходить. А кто, приобретя телесные повреждения, не пойдет жаловаться? Кто настолько терпелив и беззащитен?

– Проститутки, – согласился Самбуров. – Если он снимет девочку и во время секса не сдержится и укусит, а та отобьется и сбежит, то жаловаться она никуда не пойдет.

– Он снимает шалав не потому, что планирует их убить, а наоборот, в процессе секса мог не сдержаться и покусать их, – уточнила Кира. – А еще у него есть какие-то телесные ну… не аномалии, но что-то особенное – хромота, очень маленький рост или существенно большой нос. И скорее всего, он использует какую-то устрашающую атрибутику.

– Устрашающая атрибутика – это пугающие наколки?

– Шрамы, кольца, вживленные шипы, пирсинг…

Самбуров кивнул и наконец закрыл дверь в ванную. Кира с хитрым видом закусила губу и на цыпочках подкралась к двери, она уже положила пальцы на ручку, собираясь открыть, но тяжело вздохнула и, немного подумав, вернулась в кресло.

Официантка Марина из ресторана «Карамбола» внимательно рассмотрела фотографию. А Кира – молодую женщину. Лет тридцать пять, светлая кожа, некрашеные волосы, в которых уже пробивалась седина, коротко остриженные ногти без маникюра, слегка поплывшая фигура. Все говорило о большом количестве смен, отсутствии личного времени, жизненных тяготах, сваленных на девушку, скорее всего, еще с детства. От ясных светло-карих глаз разбегались лучики, спокойная улыбка не сходила с лица. Нет, не врожденное, пришло с опытом, девушка стала профессионально доброжелательна, мила в общении, радовалась благодарности, но не рассчитывала на нее. Идеальная официантка семейного ресторана, участлива, искренне хочет угодить, при этом опрятна и не демонстрирует собственных прелестей. А еще Кира разглядела в глубине глаз одиночество и усталость. Вот это совсем не ее дело.

«Карамбола» только открылась, и посетителей было немного. Марина радостно уселась в кресло за столиком, пользуясь передышкой, обеспеченной ей корочкой подполковника Самбурова.

– Я помню их. До сих пор мурашки бегут, – поежилась официантка. – Ужас какой-то. А он кто?

– Мы как раз хотим выяснить. – Самбуров повел разговор в нужном ему русле. Кира не вмешивалась. – Значит, вы их помните? Почему мурашки?

– Такого на всю жизнь запомнишь! И еще в кошмарах являться будет, – девушка всплеснула руками. – Меня в озноб бросало. Я даже Борю просила их обслужить. Обещала половину чаевых за весь день отдать, лишь бы к этому типу не приближаться. Вы его сами-то живьем видели? – Она постучала пальцем по распечатке, указывая на собеседника Андрея Родионова.

– Еще нет. Но очень рассчитываем на это. – Самбуров был само терпение. – Мы только со вторым, с его приятелем, знакомы.

– О! То еще зрелище. – Марина закатывала глаза и кивала. – Я официанткой с четырнадцати лет работаю. Всякого повидала. Меня даже изнасиловать пытались. Но тут…

– Что вас так напугало?

– Ну, они вот там сидели, – она указала через столик. – А куст, он поближе к ним стоял. Вот, видите? – она указала на кусок рукава, видневшийся из-за куста на фото. – Это не одежда, не рубашка. Это татуировки. Он весь в татуировках. Руки, ноги, торс до самого подбородка. Эти рисунки даже сквозь ткань футболки просвечивали. И рисунки странные очень. Я много не рассмотрела. Старалась вообще не смотреть, если честно. Ну какие обычно мужики татуировки делают? Драконов набивают, волков, ну женщин, символы всякие, кресты да купола, ну это уже кому надо. А у этого зубы, челюсти, кровь с зубов стекает, еще лица были всякие, не мужские, не женские и уродливые. Он весь в шрамах. И татуировками он их не прикрывал. Ну, знаете, так специально делают. У моей подруги апендицит вырезали, и она на шрам татуировку набила, чтобы незаметно стало. Теперь не шрам, а цветочки нарисованные. А у этого – шрамы не перекрыты, а специально оставлены.

– А какие шрамы? – спросил Самбуров. – Как порезы или разрезы? Или дырки?

– Нет, не такие! – Женщина подумала. – Как рытвины, что ли, какие-то, как бугристая и неровная кожа. Сине-бордовые пятна, большие. И от них сразу рисунок расходился, как будто в растрескавшуюся землю. – Женщина показала приблизительный размер. – Как будто после болезни какой. У моей свекрови давно вирус на коже был, вот похожие остались.

– Или ожог, – произнесла Кира.

– Да-да! – встрепенулась Марина. – Ожог, может быть. Но самое страшное – у него зубы, как у акулы. Острые. Страшные.

– Как это? Нарисованные?

– Нет, не нарисованные. Не татуировки. У него свои зубы. Не знаю. Может, искусственные, может, свои так обпилены, может, импланты или виниры какие, только от его улыбки можно со страха описаться. Я не шибко-то приглядывалась. – Женщина вытащила ручку из нагрудного кармашка и нарисовала на салфетке зигзаг с острыми зубцами дугой.

Кира склонила голову к салфетке, рассматривая простенький рисунок. На лице мелькнуло изумление. Только представив подобный оскал у живого человека, удержать мурашки по спине не получалось.

– А как они общались? Спокойно разговаривали? Ругались? Заказали еду? – продолжал расспрашивать Григорий.

– Нет, громко не ругались. Этот, в татуировках, очень нервничал, дергался. Головой махал, как будто у него нервный тик какой-то. Но мне кажется, он вообще такой, нервный, всегда. Он только пришел и уже весь дергался. Еды они очень много заказали. Тарелки на стол не помещались. Этот, с татуировками, в одну все сваливал и ел так… неаккуратно… руками брал и вокруг тарелок разбрасывал. Я потом стол убирала и скатерть перестелила, и даже полы пришлось протереть. Мне кажется, ему больно есть, он так рот открывал широко. Неудивительно, с такими зубами-то. Они, правда, чаевые хорошие оставили. И счет большой был.

– А второй мужчина? Вот этот, которого на снимке не видно, как он себя вел?

– Этот? Нормальный! Улыбался. Говорил в основном он. Он радостный очень был. Ну он вообще нормальный и симпатичный. Мне даже понравился. А второй еще так на меня посмотрел, как будто оценивал. Только не как женщину. Ну понимаете… когда взгляд такой заинтересованный и блестит. А как хищник, внимательно. Выжидающе. Неприятный взгляд. Он на тарелку тоже так же смотрел.

– А о чем они говорили? Вы слышали? – спросил Самбуров.