Трилобит

Эвелин молча смотрела на меня грустными глазами.

– Почему ты в прошлый раз сказала, что вся моя сперма должна принадлежать только тебе?
– продолжал я, - получается, я у себя дома в туалете и подрочить не могу?

– Я имела в виду совсем другое. Если бы ты кончил в ту мертвую женщину, то при вскрытии Роджер наверняка бы обнаружил следы спермы в ее влагалище, которых раньше не было. Появились бы вопросы.

– Тогда ты подразумевала нечто другое.

– Хорошо, - признала Эвелин, - я, действительно, не хотела терять возможность получить оргазм.

– Вот, ты думаешь только о себе. Ты заставляешь меня заниматься с тобой анальным сексом, хотя мне это не очень нравится, и я бы предпочел традиционный вариант.

– Ну хорошо, - пожала плечами моя собеседница, - когда у меня будут безопасные дни, я разрешу тебе трахнуть меня в вагину. Тебя это устраивает?

Я кивнул головой и задал следующий вопрос:

– Мне очень надо посмотреть на фотографию Артура. Мне опять приснился сон, и твой бывший муж являлся одним из его действующих лиц. Если сны являются только плодом моего воображения, то реальная внешность твоего супруга будет отличаться от той, что я видел во сне.

– Да, конечно, - согласилась Эвелин, подошла к моему компьютеру и загрузила какую-то страничку в Интернете, - вот, смотри.

Мужчина на открытой фотографии был одновременно и похож, и не похож на Артура из моего сна. Казалось, отдельные черты лица в точности совпадали, и в тоже время другие признаки разительно различались.

– Ну что?

– Не знаю, - я вздохнул, - он одновременно и похож, и не похож.

– Иди домой, кладоискатель, тебе надо просто отдохнуть. Выпей снотворного и как следует отоспись. Все будет нормально.

– Иногда мне кажется, - сказал я, вставая, - что нам лучше не быть вместе. Отпусти меня. Я уеду в другой город и найду новую работу. Мы могли бы иногда общаться через Интернет, если хочешь.

Эвелин сжала губы.

– Это совершенно исключено. Вся моя жизнь – это ты. Даже когда мы были в разлуке, я думала только о тебе, предвкушала нашу будущую встречу. Не будет тебя, и у меня пропадет смысл существовать. Я просто умру, и это не пустые слова.

Я молча оделся и вышел из кабинета, а она осталась сидеть, провожая меня своим грустным, но по-прежнему горящим взглядом.

Я последовал совету своей подруги и выпил на ночь снотворного. Результат оказался не таким уж плохим. Спал я беспокойно, но если у меня и были какие-либо кошмары, то утром я их абсолютно не помнил. Эвелин старалась меня не беспокоить. Несколько раз она заходила поговорить о рабочих делах, но я прекрасно понимал, что это был только предлог увидеть меня. Пару раз она просто садилась напротив и молча смотрела, как я заполняю карточки пациентов, а затем также молча уходила. Меня это вполне устраивало. Однако, я осознавал, что затишье не может длиться постоянно, и рано или поздно наступит день, когда мне вновь придется спуститься с ней в морг.

Этот день наступил приблизительно через месяц. Направляясь в комнату директора, я мысленно представлял, как возьму свою волю в кулак и откажусь спускаться вниз по лестнице с Эвелин, в крайнем случае, предложу ей заняться сексом прямо в ее кабинете. Но, как и в предыдущие разы, моя воля не устояла перед наваждением, окутавшим меня сразу, как я только вошел к ней. И опять «отходняк» был жестоким, но сейчас я выпил на ночь снотворного и на утро не помнил ни одного из своих кошмаров, если они и посещали меня ночью.

Так продолжалось почти год. Мы отправлялись с Эвелин в морг раза два-три в месяц в зависимости от поступления свежих трупов. Тела попадались самые разные – мужчины, женщины, дети, нас не волновал пол или возраст покойных, главное заключалось в том, что они были мертвы. В основном мы просто смотрели на них, но иногда решались и на более изысканные эксперименты. Как-то, например, когда перед нами на столе лежала молодая девушка, мы с Эвелин по очереди полизали ей клитор. Через неделю перед занятием сексом над телом четырнадцатилетнего подростка мы одновременно припали губами к его члену и стали перекатывать его из одного рта в другой. Ну и, конечно, практически ни одно из свиданий не обходилось без поцелуев покойников. Особенно запомнилось мне тело трехлетней девочки, которое мы буквально вылизали со всех сторон, уделив особое внимание половым органам и заднему проходу. Не скрою, мне очень хотелось овладеть этим трупом в любое из его отверстий, но Эвелин не разрешила.

В основном мы занимались анальным сексом. Пару раз моя партнерша позволяла проникнуть и эякулировать в ее вагину, но, судя по всему, делала она это исключительно ради меня и особого удовольствия сама не получала. Иногда, если у Эвелин оргазм наступал раньше, она просила, чтобы я вытащил член из ее ануса и кончил ей в рот. Как она сама призналась, ей нравился вкус моей спермы.

И после каждого такого свидания у меня наступало тяжелое похмелье, когда я чувствовал себя полностью разбитым и физически, и психологически. Основной эмоцией являлось отвращение – к самому себе за то, что я принимаю участие во всех этих гадких делах, и к Эвелин за то, что она вовлекает меня в них и каким-то образом подавляет всю волю и желание сопротивляться. Я ненавидел свою подругу лютой ненавистью, разъедающей психику, как кислота железо. Уже ни одной ночи не обходилось без приема снотворного, но все равно спал я плохо, однако, хотя бы не помнил кошмаров. Днем я пил транквилизаторы, впрочем, таблетки не сильно помогали. Я похудел, под глазами появились черные круги, а уголок правого глаза начал предательски подергиваться. В клинике, похоже, все догадывались, что у меня роман с их директрисой, но, естественно, не знали всех ужасающих подробностей наших отношений. Несколько раз я опоздал на работу, но Джон не стал меня ругать, сделав вид, что ничего не заметил.

Однажды во время очередного «отходняка» я сидел вечером перед телевизором, пытаясь отвлечься от страшных воспоминаний, но те как-то сами собой лезли в голову. Мне мерещился гадкий следопыт, вывернутый наизнанку и растерявший добрую половину своих внутренностей. А затем вдруг всплыли его слова, сказанные чуть ранее: “Только бог может убить другого бога”. И я понял, какой выход из сложившейся ситуации подсказывало мое подсознание – я должен был убить Эвелин.

Когда мысль об убийстве осенила меня, я несколько минут сидел в оцепенении, а затем пробормотал: “Нет, я не могу убить того, кого люблю”. Но любил ли я Эвелин в действительности? Находясь рядом с ней, мне казалось, что да. Но стоило вырваться из ее колдовских чар, как меня охватывали прямо противоположные чувства. Продолжать мучиться дальше означало пустить под откос свою жизнь, и так изрядно пошатнувшуюся. В конце концов, устав от всего, я бы просто наглотался таблеток. Убежать также не представлялось возможным, так как моя подруга ясно дала понять, что не пожалеет никаких денег, чтобы найти меня хоть на краю света.

В конце концов я убедил себя в том, что убийство Эвелин будет самым правильным решением. Однако, следовало заранее продумать все мелочи, обеспечить надежное алиби, а также сделать все максимально быстро и безболезненно для моей подруги. Несколько раз я уходил с работы раньше и, спрятавшись в тени кустов, наблюдал, как она, закончив дела, пересекала пустынную стоянку для автомобилей и направлялась к своему «Мерседесу». В качестве орудия я выбрал острый кинжал, купленный мной еще в студенческие годы и с тех пор хранившийся в потайном ящике домашнего стола. Само преступление я решил замаскировать под ограбление – Эвелин обычно ходила с сумочкой через плечо, которую мне надлежало сорвать и унести с собой. Насчет алиби также не пришлось долго ломать голову.

Прямо напротив моего дома жила старушка, которая любила время от времени глазеть в окно. По вечерам, сидя перед телевизором, я неоднократно наблюдал, как она подходила к стеклу и по нескольку минут вглядывалась в открывающийся ей ландшафт моей комнаты. Не удивлюсь, если она записывала в специальный блокнот точное время, когда я уходил из дома и приходил обратно. Сначала меня это злило, но потом я стал относиться ко всему с чувством юмора. Иногда я задергивал тюлевые занавески, и тогда с улицы нельзя было разглядеть подробности, хотя все силуэты отлично просматривались. Готовясь к убийству, я соорудил куклу, скрепив вместе футболку и брюки и запихнув внутрь одежды несколько подушек. Вместо головы сгодился старый футбольный мяч. Однажды вечером, убедившись, что старушка не маячит на своем посту, я посадил куклу в кресло перед телевизором и потихоньку вышел на улицу через черный ход, расположенный с другой стороны дома. Когда я взглянул в свое окно, завешенное тюлью, то несказанно поразился, насколько правдоподобно выглядела фигура у экрана. Безусловно, моя любопытная соседка не отличила бы ее от живого человека, прикорнувшего во время просмотра какой-либо программы.