Тритон ловит свой хвост

— Да уж поговорю, — пообещал Жогин.

Но так и не поговорил. С утра за ним приехали от Хомяка. За ночь у полковника возникли разные мысли, и тому срочно понадобилось их высказать. Вечером Артём страдал и глядел виновато, и говорить с ним не имело смысла. Потом молчаливая Планета в пещере взорвалась вдруг обилием радиопередач. Это значило… это много что значило, не считая уже того, что на ней оказалась разумная жизнь. Илья Витальевич закрутился и забыл о своём обещании…

Часть вторая. Планета

Глава 9

Рассвело, и налетел ветер, покрыл рябью гладь Песчанки. Сторожок дёрнулся раз, другой — и снова замер. Сорби не сдвинулся с места. Похоже, рыба устроила себе выходной, за весь вечер и всю ночь только одна поклёвка и один полосатый красавец в сетке, что спрятана в траве, да и того, наверное, придётся отпустить. Уж слишком он маленький. Ничего, вернуться пустым даже лучше, чем прийти с одной маленькой рыбкой. Можно сделать хитрое лицо и сказать: «Не за рыбой ходили!», — а там думайте, что хотите. Жаль, что это будет только пыль в глаза, сам-то Сорби знает, что он ходил именно за рыбой. Ходил и ничего не поймал, чего уж говорить об остальном?

Солнце светило прямо в глаза. Сорби запахнул куртку и откинулся на траву. Всё у него будет! Ему всего семнадцать, вся жизнь впереди. Обучение второй ступени завершено, он среди лучших, зачем же думать о плохом? Ну, не то чтобы плохом, о… стыдном? Старый Чубург учит, что им рано думать о запретном. Сорби всегда верил жрецу на слово, да и как не верить, если Мир в самом деле пребывает в желудке Великого Тритона? Это впервые обнаружил мастер Ругол, а после строго доказал великий Гур Угон. Во всяком случае, так написано в школьных книгах.

Только в последний год Сорби стал подозревать, что Чубург не то что обманывает, а лукавит. Сорби, с тех самых пор, как научился буквам, стал книгочеем. Раньше он всегда пропускал страницы «про любовь». Глупости это всё и безделье, слюни и нюни! Настоящий мужчина должен быть героем: биться с врагами, открывать новые страны, покорять дикарей. Девчонки — для маменькиных сыночков, самих почти как девчонки. Почему же теперь, стоит ему посмотреть на них посмотреть, в груди холодеет, а в голову лезут безумные мысли? Вот только подойти страшно, и остаётся только думать и мечтать.

Не то приятели, особенно лучший друг Мурон! Тот никогда не боялся заговорить, шепнуть что-то на ушко, отчего подружки хихикали и краснели. Сорби так никогда не суметь, не стоит и пытаться…

За спиной зашелестела трава, с тихим звяканьем легла на песок сумка.

— Спишь? — раздался знакомый голос.

Мурон. Стоило о нём подумать, и вот он тут, как услыщал!

Сорби открыл глаза и сел. Друг явился не один, а с полузнакомой девушкой. Она была одета в очень короткое синее с отливом платье, и от утренней свежести куталась в прозрачный плащик. Сорби видел её несколько раз на общих собраниях или праздниках. Кажется, в их школе учился её брат, года на два младше. Конечно, Сорби не знал, как его зовут, кто их запоминает, этих малявок?

— Рыбу ловлю, — сказал Сорби.

— Рыба это хорошо, — закатил глаза Мурон. — Я тоже рыбку поймал, смотри, какая красивая! Лойна зовут.

Он чмокнул девушку в висок. Девушка смущённо улыбнулась.

— Я Сорби, — сказал Сорби, поднимаясь и отряхивая штаны от приставшей травы.

— Я знаю, Мурон рассказывал о тебе, — сказала Лойна. — Говорит, ты лучший ученик в потоке. Он так о тебе рассказывал, что я подумала, что ты тощий задохлик с очками на носу.

— Я не такой, — тихо ответил Сорби.

— Я вижу, — ещё тише сказала Лойна и покраснела.

— Мы на Птичий пляж идём, — объявил Мурон. — Ты с нами?

Птичьим пляжем называли место неподалёку. Там крутой песчаный склон был изрыт сотнями нор острохвосток. Весенней порой, когда острохвостки выводили птенцов, над Птичьим пляжем стоял невыносимый шум. Когда-то, будучи совсем мелкими, Сорби и Мурон бегали туда за птичьими яйцами, чтобы зажарить их на камнях и съесть. Так было года два подряд, а потом Мурон отравился и долго болел, и с тех пор на яйца не мог смотреть. Так что последние годы они ходили туда только купаться. Река там обмелела, но разлилась широко, и поэтому хорошо прогревалась на солнце. Сорби любил просто лежать на воде, раскинув руки и глядя на облака. Синяя трава щекотала голую спину, нагоняла дрёму…

— Так что? — спросил Мурон.

— Так это, мне не в чем, — нерешительно сказал Сорби.

— Ерунда! — махнул рукой Мурон. — Нам тоже не в чем. Правда, Лойна?

Девушка не ответила, но стала совсем пунцовой.

— Нет, — старательно не глядя на неё, замотал головой Сорби, — не пойду. Не хочу, и вообще, я рыбу ловлю.

— Как знаешь, — ответил Мурон. — А мы пойдём.

Он подхватил Лойну под руку и потащил вверх по склону. Сорби смотрел им вслед, смотрел снизу вверх, и ругал себя последними словами. Как же так? Почему он такой дурак? Она не против искупаться без всего, она пришла сюда вместе с Муроном, значит, она знала и была готова, а он отказался! Почему он такой нерешительный? Почему он всегда отступает? Вот ведь, только руку протяни, только скажи «Да!», и всё сразу сложится!

«Я с вами!», — хотел закричать Сорби, но опять не решился. Длинные, гладкие ноги Лойны мелькнули на самом верху обрыва и пропали. Стало так обидно, что в горле запершило, и Сорби чуть не расплакался. Потом вспомнил, что углядел в последний миг, глядя на Лойну снизу вверх. Под платьем у девушки был купальник, яркий красный купальник. То-то он был бы дурак, если бы отправился с ними! Ну и ладно.

Сорби повернулся к реке и тут же, оскальзываясь, рванул к удочке, потому что сторожок бешено раскачивался, а леска резала воду. Сорби схватил удилище и… то ли от неожиданности, то ли от нервов, но ошибся, слишком резко потянул на себя!.. На миг показалось, что крючок зацепился за камень, потом в ладони ударило… и леска обвисла.

Ушла… Ругаясь сквозь зубы, Сорби выбрал леску. Крючок оказался на месте, а вот наживка пропала. Рыбина сорвала слизня и ушла. Рыбина ушла. Но может и вернуться!

Сорби мигом забыл и про Лойну, и про Мурона. Он бережно очистил очередного слизенька от раковины и насадил на крючок. Стоило наживке опуститься на дно, как почти сразу последовал удар! Теперь Сорби не торопился, всё сделал как положено, и скоро на траве перед ним билась крупная, почти в две ладони длиной желтобрюшка. Сорби выдохнул: ну, всё, домой не пустой придёт, а с добычей. Мать всплеснёт руками, а отец улыбнётся в поседевшие усы. Потом мама затеет готовку и состряпает рыбный пирог. Интересно, хватит такой желтобрюшки на пирог?

Мысли шустрыми белками скакали в голове, а руки делали дело. Скоро вторая желтобрюшка отправилась в сетку, за нею третья, помельче, а с четвёртой пришлось повозиться. Никогда ещё Сорбиу не доводилось вываживать такую рыбу, он не мог себе даже представить, что желтобрюшки такой величины водятся в их речке!

Всё когда-то кончается. То ли время клёва прошло, то ли борьба с последней добычей распугала остальную рыбу, но клёв прекратился, как отрезало. Сорби сделал ещё один заброс, посидел, упершись взглядом в неподвижный сторожок, и принялся собираться. Всё хорошо в меру, и ни к чему гневить Великого Тритона жадностью. Поймал он довольно, куда больше?