Тритон ловит свой хвост
Шрифт:
— Готово, господин ректор.
Голос Тубора прервал размышления, отчего Гаспиа испытыл резкое, хотя и недолгое неудовольствие. Ректору стало даже немного неудобно за это своё чувство. Откуда бы помощнику знать, что начальство задумалось о высоком?
Кроме Тубора, во дворе остались Сорби Гуан и сёстры Понг. Тубор — его секретарь, разумеется, он остался. С Гуаном тоже понятно, мальчик ответственный, привёл престарелого человека во двор и считает своим долгом отвести потом, куда тот пожелает. А вот сестрички… По женской природе любопытные, должны быть в подземелье, у ящиков, подпрыгивать от нетерпения. Но они тут, при нём. Да, вот и причина, и она проста. Не при нём они, а вовсе при Сорби! Людей
— Кха-кха, и нам пора, — откашлявшись, сказал Гаспиа. — Идёмте, друзья.
В подземелье всё было готово. Ящики разложены по столам, Грууно и Морлис аккуратно вскрывали один за другим, а Су Лонг бережно доставал их содержимое. Из кармана его куртки выглядывал листок с планом. Су Лонг с этим планом регулярно сверялся. Пока ректор устроился в кресле, пока закутал ноги тёплой накидкой, все детали уже лежали в нужном порядке.
— Соединяем, господин ректор? — осведомился Сорби.
— Иначе зачем мы здесь? — улыбнулся Гаспиа.
Работа закипела. Сорби был везде одновременно. Под его присмотром содержимое ящиков расположили полукругом и соединили электрическими шнурами. В центре полукруга положили толстую деревянную плиту, испещрённую отверстиями и гнёздами; между ними протянулись барьеры из толстой кожи водяной свиньи. В канавках, изрезавших поверхность плиты, виднелись уложенные загодя провода в яркой матерчатой оплётке. Из отдельного ящика Сорби доставал и крепил на плите стеклянные колбы разных видов и размеров. «Лампы, электронные лампы, — вспомнил ректор, — так их называли Внешние». В центре плиты Сорби установил ещё одну лампу, самую большую и тяжёлую. Она лежала на боку, широким и плоским концом в сторону ректора. Сверху Сорби прикрыл её жестяным кожухом.
— Вроде всё, — со странной нерешительностью сообщил он.
— Теперь точно да, — подтвердил Морлис. Перед ним на полу лежала другая плита, почти скрытая под мешаниной проводов. «Коммутационная доска», — подумал ректор. От коммутационной доски к центральной плите бежал ещё один электрический шнур.
У ректора заныло под лопаткой. Он глубоко вдохнул и медленно выпустил воздух, слушая, как убывает боль. Не хватало отправиться к Тритону прямо сейчас, в миг триумфа!
— Включайте, — стараясь, чтобы голос звучал уверенно, распорядился Гаспиа.
Грууно перекинул рубильник и подземелье наполнилось гулом. Сначала ничего не происходило, потом лампы прогрелись и осветились неярким красным светом.
Торец кинескопа, именно так именовалась главная лампа на языке Внешних, остался тёмным и пустым. Морлис торжественно перекинул ещё один рубильник. «Слава великому Фроку Гаспиа!» — увидел ректор надпись округлыми лардийскими буквами. Эти слова едва уместились на торце кинескопа или на экране, если говорить проще.
В груди ректора стало горячо, а буквы расплылись перед глазами. Он потянулся за платком.
— Вы плачете, господин ректор? Не надо,
ведь это победа!Гаспиа посмотрел на сказавшую эти слова Ро Понг. «Глупая, — подумал он, — ты даже не понимаешь, что сейчас произошло». Вслух же сказал:
— Прости старика, милая, я так давно этого ждал…
— Что вы, вы совсем не старик, ректор! — возмутилась Ко Понг. Фрок Гаспиа махнул на неё рукой.
— Старик, и вы все это знаете. Спасибо, что позволили дожить…
Он закашлялся. Снова заболело под лопаткой, но, несмотря на боль и слёзы Фрока Гаспиа переполняли гордость и торжество. Они сделали! Они сделали это сами! Внешние дали только принцип, общее устройство, а все сложности они решили самостоятельно, силами этих мальчиков и девочек. Впрочем, это давно взрослые люди. Те, кто занялся новым и сложным делом, быстро взрослеет… Зато он теперь знает, на кого оставить училище. Не сейчас, пару лет он протянет, но скоро, скоро…
Первыми училище посетили охранники лардийского тирана: немногословные люди в неприметной одежде, с незапоминающимися лицами и колючими глазами. Прошли по комнатам, заглянули в каждый угол, на кухню, в каморку уборщика, в кладовые, не побрезговав и туалетами. И уж само собой, побывали они в покоях ректора и других учёных чинов, в мастерских, в денежном хранилище, оставив после себя ощущение вины. Вроде и не в чем было Мастерам каяться, а всё равно, будто просветили насквозь, вывернули наизнанку, перетрясли бельё, явили пред очи Тритона дела и делишки, хорошие и не слишком, стыдные и не очень, все.
Сорби как раз плескался в умывальне, да не один. Была с ним синеглазка Ро, тоже неодетая.
Дверь открылась без скрипа, в умывальню проскользнул средних лет мужчина. Сорби вскинулся было заявить протест, но взгляд мужчины был таков, что слова застряли в глотке. Не злой, не пристальный, без угрозы, но было понятно, что нет смысла перечить. Не человек прервал их игры — функция. Равнодушная функция, закон природы, с которым не спорят, как не спорят со снегом или ураганом. Они сами проходят, а если к ним готов, то и без следа.
Мужчина обошёл умывальню кругом, открыл и закрыл шкафчики, заглянул под ванну, мазнул взглядом по Сорби и Ро — и вышел, так же молча, как и зашёл.
— Ну и глаза у него, — прошептала Ро. Губы её дрожали. — Как заморозил взглядом, я даже прикрыться не решилась.
— Прикрыться, — пробормотал Сорби. — Знал я, что будут смотреть, но чтобы так… Давай-ка, солнце моё, одеваться. После этого, — он передёрнул плечами, — ничего у меня не выйдет, и твоя красота не спасёт.
— Да, — коротко ответила Ро, даже не подумав обидеться. Не до обид, когда душа сжалась от мороза.
Потом охранники скрылись, растворились. Нет, они не ушли, но стали не заметными. Глаз скользил по их фигурам, не в силах зацепиться. О том, что охрана никуда не делась, напоминала только разлитая в воздухе тяжесть.
Визит самого тирана стал облегчением. Он просто вошёл через двери зала общих собраний, где собрали всех, просто вошёл и огляделся.
— Я Лард Тридцать седьмой, тиран Лардии, — сказал он. — Покажете, на что Лардия тратит деньги?
Тиран был молод, лишь слегка старше Сорби или Морлиса. Одетый неотличимо от своих охранников, в такой же тёмный и незаметный костюм, только в уголке воротника светилась бриллиантовая звезда — знак высшей власти.
— Одну минуту, Ваше Величество, — прошелестел с кресла-каталки Фрок Гаспиа.
— Не надо титулов, — покачал головой тиран. — Называй меня просто Лард. Так будет правильно.
— Хорошо, — кивнул белой головой Гаспиа. — Хорошо…
Он сильно постарел, кожа на щеках обвисла и пожелтела, и от прежнего ректора остался только взгляд, да и тот вспыхивал лишь изредка.