Трое из Иудеи
Шрифт:
«Живо сделают из меня фасолевый цимес» – очень точно подметил Моисей, мысленно поклявшись, что так просто свою жизнь он не отдаст.
Тут же присутствовала и вероломная Сепфора горько рыдая в углу, словно Моисей и впрямь успел учинить над девушкой какое-нибудь физическое бесстыдство. Сепфора могла обмануть своих родных, но не бывшего жреца съевшего собаку на общении со всевозможными плутами. Девушка не плакала, а смеялась, закрыв раскрасневшееся лицо белым платком. Видите ли, ей смешно! Отличная шутка, что и говорить. Даже пресловутый иудейский бадхен позавидовал бы.
Кстати о собаках. Криволапый рыжий пёс был жив – здоров. Звали его как оказалось Гершеле Острополер и был он редкой породы Ханаанский Волкодав. Один из братьев держал
– Что скажешь в своё оправдание? – так хмуро уставившись на знатного гостя, спросил старый Иофор, дав знак одному из сыновей успокоить ревущего Острополера.
Пес получил чувствительный тычок под зад и в доме священника воцарилась гнетущая тишина.
Моисей глубоко вздохнул, набрал в грудь побольше воздуха, зажмурился и коротко выдал:
– Таки женюсь!!!
Ответом ему были радостные крики многочисленных родственников юной невесты и звонкий заливистый лай.
И случилась идише хасэнэ. Припасённое золото в заплечном мешке пошло на организацию пышной свадьбы. Ушлые родственнички хотели даже колесницу изъять в дар старейшему члену семейства – глухому столетнему дедушке по имени Меир Пантелят, которому недавно стукнуло ровно сто десять. Родственники мотивировали свою просьбу тем, что, мол, старейшему члену семьи тяжело ходить пешком, пусть хоть на старости лет порезвится, почувствует себя так сказать богатым человеком. Моисей эти притязания гневно отмёл и даже показал особо настойчивым свой широкий церемониальный нож. Родственники по достоинству оценили размеры лезвия и как будто временно отстали. Тем не менее жених постоянно держал ухо востро.
Свадьба за чужой счёт выдалась просто грандиозная. Много праздно шатающихся зевак привлёк слух о роскоши церемонии и богатстве знатного жениха, что было воспринято Моисеем с большой тревогой, ибо не следовало ему понапрасну светиться. Но изменить гибельный ход событий будущий пророк был не в силах, хотя видит Бог, он пытался. Ещё как пытался! Но всё как видно напрасно.
Сама церемония как ни странно много времени не заняла, а вот праздничный пир грозил затянуться на несколько дней. Была пропета песнь расставания невесты с девичьей жизнью – «Базецн ди калэ». Затем гости два с лишним часа пели и кричали «Мазл тов». С потолка дома даже штукатурка посыпалась под конец этого разнузданного воя. Однако горько было взирать Моисею как новоиспечённые родственнички вовсю пируют за его счёт. Ещё больше уверился он в правильности избранного пути будущих перемен, глядя на пьяные раскрасневшиеся хамские рожи. Но главный удар судьбы был ещё впереди, а заключался он в том, что сразу же после церемонии бракосочетания, первым к бывшему жрецу подошёл с поздравлениями невысокий крепенький коротышка с дерзко завитыми вверх тонкими чёрными усиками.
– От всей души поздравляю с такой великолепной избранницей, – Назир Абд аль-Хаммам крепко обнял напрягшегося Моисея. – Вижу, жизнь у вас постепенно налаживается. Знаете, я даже чуточку рад. Честное слово, искренне рад за вас. Что не верите?
Будущий пророк не ответил, машинально подмечая, что у знаменитого сыщика, по-прежнему, на него ничего нет, иначе быть Моисею в весело звенящих кандалах. Но что за изощрённую игру он затеял?
Наглости Абд аль-Хаммаму хватило не только на то, чтобы лично поприветствовать будущего пророка, он ко всему ещё уселся рядом с ним желая поболтать о том о сём.
– Слышали новость, местные жители попытались прошлой ночью отловить якобы объявившегося в Мадиамской земле монстра Голема!
– Мне за это ничего неизвестно, – кашлянул Моисей, отводя взгляд от прозорливых глаз представителя египетского правосудия.
– Я когда узнал все подробности, хохотал полчаса без удержу. Представляете, себе эти чудаки приняли за Голема местного каменщика, поздно ночью возвращавшегося с
работы. Ну то что обознались пол беды. Каменщик мало того что оказался чемпионом по бегу на длинные дистанции, так он ко всему ещё профессионально занимался единоборством крав-мага и когда те олухи загнали его в угол…В общем такого количества выбитых иудейских зубов и сломанных иудейских челюстей ещё никто в Египте раньше никогда не видел. У зубных врачей случился неожиданный праздник. Я собственно из-за этого и приехал, дабы лично осмотреть место невиданного доселе побоища. Что не верите? Да-да всё было именно так. Приезжаю значит, а тут новость на каждом шагу: сочетается браком некий Моисей, знатный египетский жрец, женится на молодой дочери местного священника. Вот так номер думаю. Неужели совпадение? А что если это другой какой-то Моисей. Ну мало ли. А то, что тоже жрец, так их у нас в Египте как блох на собаке. Но решил посмотреть, так сказать лично убедиться. Такая уж у меня беспокойная натура, в жизни не успокоюсь, пока всё не проверю. Прихожу, БА! Действительно вы! Что молчите? Да вы кушайте-кушайте, не стесняйтесь…
В общем, свадьба превратилась в настоящую пытку. Хотя всё было ещё ничего пока не настала пора первой брачной ночи. Вот тут то Моисей сполна хлебнул из той бездонной чаши неприятностей, которая с недавних пор ни на минуту не оставляла его в покое.
Комнату выделили молодожёнам что надо: на втором этаже с видом на живописный фруктовый садик. Сепфора вся аж светилась, прыгая вокруг статного жениха словно горная козочка.
– А что мы будем делать, а что мы будем делать… – всё тараторила и смеялась новоиспечённая жена.
– Делать таки будем, – твёрдо отвечал Моисей. – А ЧТО таки узнаешь через пару минут…
И как-то неудобно сделалось бывшему жрецу. Что-то неправильное происходило и он позволил этому неправильному себя увлечь. Просто умопомрачение какое-то случилось с ним с того самого злополучного утра когда совершил он это досадное убийство и не отпускало до сих пор.
Возлегли супруги значит на ложе и тут слышит Моисей тихий до боли знакомый ехидный голосок.
– А я всё думаю, почему вы так поспешно из города-то уехали, да ещё на ночь глядя. Откуда такая внезапность, неужели отъезд не мог подождать, скажем, до утра следующего дня? Ведь вы же меня заранее предупредили что в скором времени, возможно, покинете город, а то и страну, и я не стал чинить вам в этом никаких юридических препятствий…
Хихикающая Сепфора испуганно ойкнула, натянув на себя было сброшенный свадебный бадекен. Пунцовый Моисей вскочил на ноги и резким движением отдёрнул оконную штору.
– И ещё стража… – спокойно проговорил прячущийся за шторой Назир Абд аль-Хаммам, дружелюбно улыбаясь. – Мне глаза их не понравились, когда на следующий день я их допрашивал. Бегали у них глаза, словно они украли чего. Пришлось прибегнуть к старым проверенным методам дознания… хотя уверяю вас, если бы был хоть малейший шанс избежать их, я бы так и поступил… Я посадил их на прорастающий тростник, а затем засыпал за шиворот голодных скорпионов… впрочем, зачем вам все эти банальные подробности. Короче единственный выживший после дознания стражник признался, что обзавёлся золотом аккурат в ту самую ночь, когда ворота города должны были быть крепко-накрепко закрыты.
Взяв себя в руки, ибо желание выбросить в окно знаменитого сыщика было просто непреоборимым, Моисей медленно с расстановкой произнёс:
– Я ничего не помню за это. Таки не делайте мне беременную голову. Я себя хорошо знаю, а вы себе думайте, что хотите.
– Внезапный приступ обширной амнезии… – задумчиво протянул сыщик. – Весьма распространённый среди правонарушителей недуг.
И чуть прикрыв хитрые глаза, Назир Абд аль-Хаммам нараспев прочёл:
Десять кушитов решили пообедать, Один внезапно подавился – их осталось девять.