Трогать запрещено

Я подхватываю рюкзак, и разворачиваюсь, чтобы покинуть кабинет, ибо выбора у меня нет. Глаза режет от подступивших слез, готовых в любой момент пролиться. Мне плохо. Так плохо, что в глазах темнеет. Но, словно добивая, мне в спину летит нравоучительное:

– Все, что происходит с нами “сейчас”, всегда результат наших решений “тогда, Юля. Подумай, может быть, однажды ты сделала неверное решение?

Захотелось от злости громко хлопнуть на прощание дверью. Я сдержалась. Единственное неверно принятое мною “решение” за всю мою жизнь – это наивно и по-детски верить, что в этом мире еще осталось что-то большее, чем выгода! Честность, справедливость, достоинство! Прав был папа – ты нужен, пока от тебя нет проблем. Каждый печется только о своей заднице!

Осознание этого накатило волной, гулом отдалось в ушах. Упало на плечи, придавив мои “крылья” к земле. Я стиснула зубы, а переступив порог, зарыдала. С остервенением стирая мокрые дорожки со щек, хороня все свои мечты под единственным, перечеркнувшем все мое будущее, решением Аллы Демьяновны. Зарыдала, жалея себя. Выпуская вместе со слезами ярость и гнев на ту, что, не имея гордости отступиться от бросившего ее мужика, угробила мою жизнь!

Это Илона. Я ни капли не сомневаюсь в том, что это подлая выходка Илоны! Это в ее стиле: мерзко, низко, по больному! Но откуда она взяла снимки из клуба? Я не понимаю! Ее там не было. Точно не было! Зачем она так?!

Я не умею играть в эти долбаные “игры”! Мой мозг не заточен на подлости! Я ненавижу делать людям больно! Я не так воспитана, и я не понимаю, что я ей сделала! Бросить ее было решением Титова – я здесь не пр… Да кому я вру. Причем. Он бросил ее из-за меня. Я сама виновата. А это жестокая месть, потому что взрослый мир не прощает таких вещей.

Губы начинают дрожать сильнее, с них срывается всхлип. Один, второй. Не глядя в сочувствующие глаза секретаря Галины, я хватаю свои документы. На ходу натягиваю пуховик, схваченный в гардеробе, и выбегаю из универа, ни с кем не прощаясь. Зачем? Уже завтра меня тут не будет. Уже через месяц, а может и раньше, одногруппники забудут, кто такая Юля Данилова и что в будущем она могла бы греметь на весь мир.

Я ничто. Я пустое место. Всего лишь одна из многих…

Прижимая к груди документы и ненавистную мне папку со снимками из клуба, проношусь по крыльцу. Поскользнувшись на ступеньке, в последний момент вцепившись в перила, удерживаю себя на ногах. Документы вываливаются из рук, листы разлетаются. С губ срывается вой безнадежности!

Я сдаюсь.

Я разбита.

Я подставляю лицо под холодный порыв ветра и стекаю, как желе, по перилам. Падаю задницей на грязную мокрую ступеньку, пачкая джинсы. Подтягиваю к груди колени, обнимая их руками и молча продолжаю плакать. В душе дыра. Оттуда только что вырвали с корнем мои мечты. Мне с собой не совладать. В одно мгновение второй раз за два года моя жизнь рухнула. На самое, самое дно!

Меня бьет крупная дрожь. Сейчас я, как ежик в тумане: никакой связи с реальностью, никакой ориентации в пространстве. Полная потеря. Куда идти? В какой стороне общежитие? Что делать дальше? С чего начинать новую жизнь? Кому звонить? Что говорить? Ничего не понимаю! Сижу, словно сиротка у этих перил. Жалко и унизительно! Перед глазами размытая картинка серого Петербурга. Слякоть, сырость и снежные тучи.

Шмыгнув носом, вытираю рукавом глаза. В конце концов достаю телефон из кармана. Я должна позвонить и рассказать о случившемся Титову. Делаю вдох-выдох, успокаиваясь. Еще не хватало позорно заикаться ему в трубку. Не сразу, но нахожу номер Дана в последних входящих. Заношу палец, нажимаю на вызов. В телефоне виснут гудки. Мысленно молю его ответить на звонок, чем быстрее, тем лучше. Мне плохо. Мне отчаянно требуется услышать его твердое и уверенное “Котенок”. Господи, знал бы он только, как мне плохо!

Нет. Глухо. Выждав еще пару минут, сбрасываю и набираю снова. И опять та же история. Богдан не отвечает и даже не пишет смс, что занят, как он делает это обычно. К истерике примешивается скверное предчувствие, но набрать ему сообщение я не успеваю. Слышу за спиной резкое и неприятное:

– Я бы повременила с этим звонком, малышка. Титов не любит несамостоятельных женщин. Или ты полагаешь, что он всю жизнь будет решать твои проблемы?

Подскочив от неожиданности, оборачиваюсь. От ее наглости мои глаза лезут на лоб.

– Ты!

– Поговорим? – прошивает насквозь ядовитый взгляд бывшей Титова. – Кажется, принцесса, мне есть, что тебе предложить… – кусает мою гордость победная улыбка блондинки.

Глава 37

Юля

Спокойно, Юля.

Выдыхай, Юля.

Я смотрю на себя в широкое зеркало, растянувшееся во всю стену женского туалета. Уже от одного собственного вида хочется снова выть белугой. Глаза и нос красные, волосы растрепаны от ветра, а на заднице на светло-синих джинсах красуется прилично-неприличное грязное пятно. Последнее никак не желает высыхать.

Бросаю тщетные попытки оттереть штаны и снова подставляю руки под теплую воду, согревая озябшие пальчики. Снова провожу мокрыми ладонями по лбу и щекам. Умываюсь и слегка приглаживаю разметавшиеся в беспорядке волосы, заплетая на скорую руку косу.

И снова проверяю телефон. Пусто. Богдан так и не перезвонил. Даже не кинул смс. Еще слишком рано, чтобы он был в самолёте без связи. Значит, либо он забыл телефон, либо что-то случилось. В противном случае, даже если бы Титов был сильно занят, он бы мне написал об этом. Обязательно!

Слегка успокоившись, накидываю на плечи куртку, подхватываю брошенный здесь же, на полу, рюкзак и выхожу в зал. Лавирую между столиков в сторону отвратительно элегантной блондинки, мило воркующей с симпатичным официантом. Она сидит и улыбается, растянув свои накачанные ботоксом губы, обильно накрашенные розовой помадой. Как бы не треснули. Так сильно она изображает дружелюбие перед парнем.

И, да, я пошла с ней. Я пошла с Илоной в это пресловутый дорогущий ресторан на Невском проспекте, как минимум, для того, чтобы услышать, что ей от меня нужно. И что она сможет и пожелает сказать мне в свое оправдание.

– Юля, ты предпочитаешь чай или кофе? – стреляет в меня взглядом бывшая Титова, когда я подхожу. – Здесь потрясающе готовят десерты. Или ты на диете? – спрашивает таким тоном, будто мы две закадычные подружки, заскочившие на ланч. Сейчас будем хихикать, обниматься и улыбаться, обсуждая парней и нудные пары. Бесит!

– Спасибо, обойдусь и без кофе, и без десертов, – усаживаюсь напротив Илоны.

Официант кивает и уносится готовить заказ Её-Величества-Стервы. Я же оглядываю просторное помещение с панорамными окнами и слышу миленькое:

– Уютное место, правда? Мы с Богданом частенько здесь ужинали, когда прилетали. А еще у них классная, просторная уборная, – подмигивает. – Если ты понимаешь, о чем я.

Я морщусь. Даже думать не хочу, “о чем”. Я вполне осознаю, что до меня Титов монахом не жил. Тем более с такой, как Илона. Поэтому на ее нынешний выпад и бровью не веду, прекрасно понимая, чего она добивается. Бросаю только:

– Ресторан как ресторан. Ничего необычного.

Пестрое, яркое и до тошноты жизнерадостное. С абстрактными картинами, разноцветными гирляндами и искусственными цветами в горшках на столах. Что-то ляписное и совсем не сочетающееся с моим нынешним состоянием.