Тропа Мертвых

На местном рынке народу толклось немало. Торговали здесь, как обычно в таких местах, чем попало: грубой вязки шерстяные носки соседствовали с медом в сотах, а живая рыба в кадушке – с копченой кабанятиной. Тут же продавали большие и мясистые лягушачьи лапки (бедствия, надо полагать, отучили аборигенов привередничать). Шкуры мутантов соседствовали с тривиальными овчинами, а на развалах рядом с лесками и крючками лежали электронные платы и древние мобильники и ноутбуки с погасшими навек экранами. Старушка в тулупе и платочке продавала фикус в кадке, а рядом парнишка в очках – кактусы в горшочках. Несколько попрошаек вертелись поодаль.

Виктор миновал продуктовые ряды. Среди дичи, рыбы и солонины дико было видеть конфеты и шоколад вполне современного вида. Старые запасы, дожившие до сего дня в холодильниках и бункерах, или, что вернее, доставка с неведомой здешней Большой земли? В основном, однако, торговали картошкой, капустой, огурцами и яблоками. На самодельных, грубо сколоченных прилавках-ящиках стояли закатанные в разнокалиберные стеклянные банки домашние соленья. Пахло свежим хлебом и жареным мясом из маленькой шашлычной.

А вот человек характерного южного вида торговал фруктами, разве что не апельсинами и гранатами, а какими-то особо крупными сливами, мелкими яблоками, лесной ягодой.

– А бананов нет? – решил пошутить Виктор.

– Нэт. И нэ будет. Прихади фчера. – Кавказец зыркнул исподлобья и нарочито заботливо прикрыл фрукты ветхим полиэтиленом.

Журналист двинулся дальше сквозь толпу и перешел к рядам, в которых торговали разной всячиной. Тут были вещи, прежде виденные им лишь в музеях. Деревянная прялка-самопряха, кросны для ручного ткачества холста и сукна, березовые туески, ручная же мельница-крупорушка. Рядом с помятыми и чинеными кастрюлями из алюминия и нержавейки – глиняная посуда кустарной лепки. М-да, воистину провал в прошлое.

Ряды, торговавшие одеждой, демонстрировали редкостное разнообразие – поношенные вещи с логотипами разных модных фирм, кожаные куртки, штаны, пошитые местными умельцами, самокатные валенки, вязаные варежки, носки. Старомодные костюмы, вытащенные, должно быть, с самого дна чемоданов и сундуков. Купить, что ли, свитер – осень скоро.

Был тут и книжный ряд. Старые книги, иные такие ветхие, что страшно в руки взять, и даже переписанные от руки. На глаза ему попалось несколько книг на совсем неизвестных языках и вообще с невесть каким шрифтом. Лишь замысловатые диаграммы и таблицы говорили, что это литература научного содержания. Но продавцы, как на подбор старики и старушки интеллигентного вида, мало что могли сказать насчет их происхождения.

Виктор шел, потихоньку прислушиваясь, о чем люди меж собой болтают. Ничего особо интересного, впрочем, он не услышал. Все как обычно – что подорожало и что подешевело, откуда и когда ожидаются обозы с товаром, где подешевле взять и кому перепродать. О видах на урожай да про лихих людей и мутантов, ну и разговоры, что, дескать, как бы не возникла Зона на месте Столповска.

Первое, что бросилось в глаза в артефактном ряду (а как же без него в Зоне-то), было мятое жестяное корыто, в котором горкой были навалены куски заиндевелого серого плотного желе. Ледорит – артефакт, порождаемый при низких температурах «седой бурей», старшей и куда как более страшной сестрой «хладки». Минус сорок градусов плюс-минус две тысячных.

Народ подходил к контейнеру, совал замурзанные купюры, монеты и какие-то бумажки, и упитанная тетка в грязном фартуке и вязаной шапочке длинными щипцами накладывала ледорит в банки или кастрюльки.

У них в Верее, как он помнил, ледорит тоже использовали в ледниках и погребах. А ученые по всему миру даже охлаждали с его помощью свои приборы там, где нельзя было воткнуть кондиционер или холодильник. Но вот чтобы так, обыденно, на почти деревенском базаре?..

Но вот дальше он увидел такое, что забыл о ледорите.

Черт! Глаза разбегались! Небольшая часть принесенного отсюда хабара могла бы сделать его долларовым миллионером.

Нет, конечно, хватало тут и знакомых ему артефактов вроде «красного камня» или «радужных яиц» – их, как отметил Рузин, охотно покупали обыватели. Видимо, использование артефактного электричества давно вошло в Столповске в привычку. Но вот прочее…

«Кольцо дней» – артефакт в виде браслета из черного стекла, омолаживающий организм на три года (правда, лишь один раз).

Вот «старая медь» – с ее помощью выращивают непревзойденные кристаллы кремния для процессоров.

«Огненные жучки» – плоские овальные пластинки, разогретые неведомыми силами до трехсот-четырехсот градусов, богачи от них прикуривали, а физики сходили с ума – эта штука невесть каким образом реализовывала пресловутый «холодный термояд». (Ну а простой народ в этих краях, как он уже знал, готовил на них еду и обогревал дома зимой.)

А вот «слезы феникса» – как бы стеклянные шарики с переливающимся содержимым бледно-алого оттенка. В толще стекла серебрились нити мерцающего света.

Дома все эти артефакты стоили каких-то диких денег и фактически в продажу никогда не поступали. Их несли не в бары и не к скупщикам, а сразу вывозили из Зоны. Тут же они лежали свободно.

Помнится, когда аномалии, их порождающие, так и не были обнаружены, ведь предположили же отдельные дерзкие молодые научники, что эти артефакты не из знакомого им мира, было решено, что, мол, рождены они редкими аномалиями, такими редкими, что их никто не видел. Ан вот как!

Интересно, как они попадают в Московскую Зону и что за люди сидят на трафике?

При этом есть еще кое-что, а именно то, что раз есть контрабанда, то есть и военные и силовики, что имеют с этого долю. Выходит, что люди в фуражках и в штатском имеют-таки представление, что и как. Но, видимо, решено до времени сохранить все в тайне. Впрочем, может, он просто слишком хорошо думает об армейцах и безопасниках, и тем просто плевать на происхождение каких-то непонятных артефактов, капала бы денежка.

А вот и оружейные ряды. Тут, как понял журналист, основными покупателями были жители окрестностей и вольные бродяги. Первое, что бросилось в глаза, – большие магазины, торговавшие арбалетами.

Не удержавшись, Виктор вошел посмотреть. По большей части это, как и следовало ожидать, были кустарные самоделки – стальные дуги из рессор, старательно выточенное из прочного соснового комля, дуба или ореха ложе, отлитые из латуни или алюминия детали механизма, тетива из проволоки.

Сейчас как раз продавец пытался продать гостям – парню и девушке, по виду лесовикам, – арбалет явно фабричной работы.

– Вот, – объяснял он, – лучшее, что есть. Поликарбонат и титан. Восьмидесятифунтовое усилие, двуручный хват и пистолетная рукоять, вес три килограмма, взводится «переломкой», ну, как старая пневматичка. Хоть из положения стоя, хоть из положения лежа.