Тропой мужества

– Погоди, Иван Иванович… – остановил комиссар. – Не руби с плеча, сейчас все узнаем.

– Как же тут узнаешь? Его вон как развезло…

– Так, бойцы, выведите майора на воздух, – сказал капитан, вынимая ТТ из кобуры Крамаренко. – И до медиков сбегайте, пусть рядом будут.

Зарубин с Березиным вывели Крамаренко из палатки, капитан выглянул следом и увидел бойца, что следил за майором. Тот что-то сержанту тихо говорил. Ким при этом имел очень бледный вид. Увидев командира, сержант на ухо быстро поведал такое, что в голове стало неуютно.

– Ты кто?

– Красноармеец Лосев! – вытянулся боец.

– Заходи, Лосев.

А потом Жуков повернулся и пояснил командирам свои действия:

– Это настоящий Крамаренко. А почему мой сержант его не узнал и почему майор так себя вел, расскажет этот боец…

– …не знали, что немцы прорвали оборону на правом, – голос бойца подрагивал и звучал тихо. Было видно, что тяжело рассказывать. – Мы с командиром как раз в санбат раненых доставили. Лидия Ивановна, жена командира, как раз распределением занималась, она и приняла наших бойцов. Только мы отошли – крик, моторы ревут. Смотрим – танки немецкие из рощи выкатываются и как начали стрелять. Один прямиком на операционную палатку… смял ее… никто выскочить не успел. Никто. Ни Толмачевский, ни Шабалин… потом телегу с тяжелыми пулеметом расстрелял и гусеницами давить, а под ней Лида Крамаренко спряталась и… на глазах у командира… кричала… – боец вздрогнул, – до сих пор этот крик в ушах, а командир…

Окаменевшие командиры нервно сглотнули. В палатке казалось, воздух напряженно загустел.

– Гранат нет, бутылок нет. Патронов кот наплакал, не успели пополниться, думали на обратном пути… а немцы наших раненых расстреливают, давят, и ничего мы сделать не можем. На танки и смотреть страшно – в крови, на гусянках ошметки… А командир в рост стоит, страшно кричит и из пистолета по танкам садит. Танк выстрелил, взрыв, думали, все, пропал командир. Кинулся я к нему… не знаю, как удалось его вглубь рощи утащить. Чудом под пулеметы и гусеницы не попал. Как во сне все…

Я по роще версты три командира тащил. По пути несколько бойцов прибилось. Встали мы, смотрим друга на друга… как чумные. Упали. Лежим. И подняться сил нет. Прямо там и заночевали. Только спать боялись, а ну приснится бойня та…

Поутру командир очнулся. Не ранило его даже, только контузило. Сидит и воет. А мы и что делать не знаем. Потом ТТ свой достал и к голове… только обойма пустая, все по танку высадил. Мы пистолет-то отобрали, и патроны тоже, что остались… потом говорили с ним. Командир ведь, одни красноармейцы вокруг, ни одного сержанта даже нет. Вроде отошел командир. Повел он нас. Только иной раз плакал. Но мы понимающие, чего уж. Такое пережить… Потом к вам вышли, дальше вы знаете. Я лишь за товарищем майором приглядывал, чтобы не дай чего…

Боец тяжело вздохнул.

В палатке стало тихо. Лица командиров задумчиво-нервные, наверняка ставят себя на место майора. Вот комиссара даже перекосило, видно явственно представил себе танк, давящий людей. Майор тоже поморщился и даже вздрогнул. Лишь полковник задумчиво хмур. Жуков сам хотел представить, но не дал внук. И правильно, и так нервы не к черту.

– Ты иди, Лосев, – тихо сказал Жуков бойцу, – отдохни, за товарищем майором пригляди.

Пауза затягивалась. Колышкин, нервно расстегнув воротничок, смотрел в угол палатки. Воеводин вытирал вспотевший лоб платком.

– Да, увидеть такое не приведи… – прервал затянувшееся молчание Скоробогатов. – И все же малодушно стреляться…

– А не руби с плеча, Иван Иванович… – вновь остановил комиссар полковника. – Ни ты, ни я, никто не ведает, как повел бы себя в подобной ситуации. Это я тебе как коммунист говорю. Я многое повидал, и зверства тоже, когда басмачей по пустыне гоняли, но такого…

– Какого такого! – вспылил полковник. – У меня тут не пионерский лагерь. Дивизия… растрепанная, но дивизия! По факту людей на полтора батальона всего. Весь командный состав с штабными в боях… стрелковым батальоном лейтенант командует, думал майора на батальон поставить, а он стреляться. Вот ты умный человек, Петр Семеныч, скажи – что мне теперь делать с Крамаренко?

Воеводин вновь вытер вспотевший лоб платком.

– Майором я займусь, – выдохнул комиссар. – Кому как не политработнику мозги вправлять.

– Ты только не перестарайся, Петр Семеныч, – сказал Колышкин.

– А, не учи, – отмахнулся Воеводин. – Давить не буду, тут вдумчиво надо. А вы пока сами делом займитесь.

Комиссар вышел. Тем временем полковник и майор трофейную карту развернули и принялись изучать, а Жуков терпеливо ждал.

– Это выходит, Минск уже окружен? – растерянно сказал Колышкин. – А это не провокация?

– Нет, товарищ майор. В условиях наступления жертвовать командиром батальона глупо. И незачем. Считаю, что нам невероятно повезло. Карту командованию бы передать.

– Хорошо бы, – кивнул Скоробогатов и, глянув на карту, ткнул пальцем. – Только, если верить карте, мы в тылу у немцев.

– Да, товарищ полковник. Чуть южнее нас вторая танковая группа под командованием генерал-полковника Гудериана. А севернее вот эта, – Жуков показал на стрелку, что упиралась в Минск севернее, – третья танковая группа генерал-полковника Гота.

– Сколько у них танков?

– Четыре дивизии у Гота и пять у Гудериана.

– А у нас три БТшки всего, – произнес Колышкин. – И то приблудные…

– Это все оберст-лейтенант поведал?

– Да, товарищ полковник. Немец сыпал сведениями не скупясь. Видать, запугать хотел. Но в основном я выводы делал, изучив карту.

– Вот как! – поднял брови полковник.

– Да, именно так, – подтвердил Жуков. – Вы с немецкими тактическими обозначениями знакомы?

– Частично, – признал Скоробогатов, – но общее понимаю.

– Вот смотрите, – сказал Сергей, склонившись над картой и показывая на знак, – вот этот ромб обозначает танковое подразделение, а буквы и цифры номер и количество боеготовой техники.

– А почему такие обозначения только в одном месте, а не по всему фронту?

– По-видимому, штаб счел лишним вносить информацию для командира батальона вне действия его подразделения. Но по общим обозначениям можно вытащить многое, например, вот этот знак в виде флажка – штаб четвертой армии, а немец успел напеть про четвертую армию…

Командиры вдумчиво изучали обозначения.

– А расположение наших войск немцам известно, – заметил Колышкин. – Смотрите, все наши дивизии и корпуса обозначены. А это что? – И майор, показал на стрелочки с надписями, отмеченные карандашом.

– Это немцы пометили дороги, вдоль которых можно нанести удар или быстро перебросить резервы, – ответил Жуков и показал на значки. – Вот это шоссе, а тут вообще железная дорога, даже грунтовые обозначены. Что интересно, пропускная способность просчитана…