Тропою риска

–  А ведь я тоже удивилась, только не придала этому значения. Мы же видели его с верхней трибуны, значит, возможно, он где-то видел тебя с нами.

–  Вас знал парень из Художественного центра. Он был на скачках. Он же вел вас до самого «Хилтона» и показал Грину.

–  Ну, а Грин - Уэксфорду, а тот - Хадсону?
– предположил Джик.

–  Вполне возможно.

–  К тому времени, - продолжал Джик, - они поняли, что надо избавиться от тебя, и у них был великолепный шанс, но они допустили промашку… Хотел бы я послушать, что происходило, когда они узнали об ограблении галереи!
– Он захохотал и опрокинул банку, допивая пиво.

–  На следующее утро, - продолжал я, - посыльный принес письмо от Хадсона в «Хилтон». Как он дознался, что мы живем там?

Они оба удивленно смотрели на меня.

–  Может быть, Грин ему сказал?
– предположил Джик.
– Но, во всяком случае, не мы. Мы никому и ничего не говорили.

–  У меня тоже никто не спрашивал, - сказал я.
– В письме предлагалось посетить его виноградник. Ну, если бы не мои сомнения, то я поехал бы. Он считался другом Дональда… а виноградник - это даже интересно. С его точки зрения, во всяком случае, следовало попробовать.

–  Наверное, ты прав, - согласился Джик.

–  Вечером после кубка мы остановились в мотеле возле Бокс-Хил-ла. Я позвонил в Англию инспектору Фросту, ведущему дело Дональда. Я попросил его задать моему кузену несколько вопросов… А утром под Веллингтоном я получил на них ответы.

–  Мне кажется, будто сегодняшнее утро было несколько лет назад, - сказала Сара.

–  Угу…

–  И какие ты задал вопросы и получил ответы?

–  Вопросы: рассказывал ли Дональд Хадсону про свое вино в подвале, говорил ли он то же самое Уэксфорду и не Хадсон ли предложил Дональду пойти вместе с Региной посмотреть на Маннинга в Художественном центре. Ответы: «Да, конечно», «Нет, с какой стати» и просто «Да».

Они молча обдумывали услышанное. Потом Джик бросил монету в прорезь комнатного рефрижератора и получил еще банку пива.

–  А что дальше?
– спросила Сара.

–  Мельбурнская полиция заявила, что у меня нет доказательств. Вот если бы удалось их получить, тогда бы они занялись Хадсоном всерьез. Пришлось забросить приманку в виде картин… У полиции это получилось блестяще.

–  Как, как им это удалось?

–  Дали возможность Уэксфорду «случайно» послушать обрывки информации из нескольких отелей о необычных вещах, хранящихся в их камерах хранения, в том числе и о картинах в «Хилтоне». После нашего прибытия ему предоставился случай воспользоваться телефоном, когда, как он предполагал, никто его не подслушивал. И он позвонил Хадсону и все передал ему. Тогда тот сам составил письмо от моего имени и отправился в отель за картинами.

–  Он, видимо, свихнулся?

–  Просто дурак. Правда, он считал, что меня уже нет в живых… и не подозревал, что за ним следят. Ему и в голову не пришло, что полиция может подслушать звонок Уэксфорда… Фрост заверил меня, будто Уэксфорд считал, что пользуется обычным аппаратом из обычной телефонной будки…

–  Но это же подло, - решила Сара.

Я снова зевнул, прикрываясь ладонью.

–  Чтобы поймать подлеца, иногда приходится прибегать к ответной подлости.

–  Кто бы мог подумать, что Хадсон окажется таким негодяем?
– произнесла она.
– Он так… так хорошо держался! Кто бы мог подумать, что под доброжелательной, сердечной внешностью люди способны скрывать такую страшную жестокость? Неужели такое вообще возможно?

–  А что, по-твоему мнению, я рисую?
– Джик встал со своего места и потянул за собой Сару.
– Вазы с цветочками?
– Он перевел взгляд на меня.
– Лошадей?

***

На следующее утро мы попрощались в Мельбурнском аэропорте, в котором, казалось, провели немалую часть жизни.

–  Как-то странно, что мы расстаемся, - сказала Сара.
– Ты вошел в нашу жизнь…

–  Я еще как-нибудь приеду к вам. Они молча кивнули.

–  Ну… - Мы, не сговариваясь, посмотрели на часы.

Это было похоже на все расставания, когда многого не скажешь. Мы по глазам друг друга видели, что скоро будем с грустью вспоминать эти десять дней. Как то, что мы делали во время нашей сумасбродной юности. Как нечто далекое.

–  Ты взялся бы за все снова?
– вдруг спросил Джик.

Без всякой связи я подумал о военных летчиках, которым посчастливилось выжить и которые вспоминают события сорокалетней давности. Стоила ли победа пролитой крови, труда и постоянного риска сложить голову? Жалеют ли они о прошлом?

Я улыбнулся. Для меня не имело значения то, что будет через сорок лет. То, что будущее сделает с прошлым, - это его собственная трагедия. Гораздо важнее другое - то, что мы делаем сегодня.

–  Наверное, взялся бы!

Я наклонился и поцеловал Сару, жену моего старого друга.

–  Эй!
– громко сказал он.
– Найди себе собственную!

Глава 17

Мейзи увидела меня прежде, чем я заметил ее, и устремилась навстречу большой ярко-красной птицей, распростершей крылья.

Понедельник. Время ленча. Вулверхемптонские скачки. Холодно, и моросит дождь.

–  Привет, дорогой, я так рада, что вы вернулись! Как долетели? Это же не ближний свет, а? Да еще на такой реактивной штуке!
– Она похлопала меня по руке, зорко вглядываясь в лицо.
– Вам, сдается, солоно пришлось, дорогой. Вы не обижаетесь на меня за такие слова? Вам не удалось загореть. А ужасные раны на руке, наверное, очень вам досаждают, да и ходите вы как-то слишком уж осторожно…

Она замолчала, чтобы взглянуть, как мимо нас на старт проходит группа жокеев. Яркие камзолы на фоне прозрачного серого тумана. Тема картин Маннинга.

–  Вы поставили на кого-нибудь, дорогой? Вам не холодно? Я считаю, что джинсы не годятся зимой, потому что они все-таки из хлопка, дорогой, не забывайте. А как вам жилось в Австралии? То есть удалось найти что-нибудь интересное?

–  О, мне придется долго рассказывать.

–  Тогда пойдемте в бар. Вы не против?

Она заказала большие порции бренди с имбирным элем и устроилась за маленьким столиком. В ее добрых глазах появилось выражение тревоги и ожидания.

Я рассказал ей про организацию Хадсона, Мельбурнскую галерею и про список иностранных покупателей.

–  И я была в том списке?

–  Конечно, - ответил я.

–  И вы передали его полиции?
– встревожилась она.

–  Успокойтесь, Мейзи, - усмехнулся я.
– Ваша фамилия была уже вычеркнута. А я зачеркнул ее еще раз основательно. Теперь ее никто не прочтет, особенно на копии.

Она широко улыбнулась.

–  А вас не назовешь дураком, дорогой! Тут я был не очень убежден.

–  Но боюсь, что девять тысяч фунтов вы потеряли окончательно.

–  О да, дорогой, - заявила она бодро.
– Так мне и надо за попытку обмануть таможню, хотя, если говорить искренне, дорогой, при подобных обстоятельствах я, пожалуй, снова сделала бы то же самое, потому что налоги, дорогой, выводят меня из себя. Но я так рада, дорогой, что они не постучат в мою дверь или, вернее, к моей Бетти, потому что я, разумеется, живу у нее, как вас, наверное, уведомили уже в «Бич-отеле», пока мой дом не будет готов.