Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Тростник под ветром
Шрифт:

— Целый год не подавали о себе вестей, так уж нечего потом и проведовать!.. Ну ладно, пойду. Для Хиросэ-сан я все сделаю. Ведь вы же мой бывший пациент... Но только от этой госпожи мой визит, наверное, надо держать в секрете?

— Пожалуй, так будет лучше. А впрочем, я все равно собираюсь отправить ее обратно на родину, в Окаяма, так что мне все равно — можешь сказать.

— Ах вы негодник! Ну и хитрющий же вы! — заговорила сестра Огата на своем привычном жаргоне.— Ну да ладно. Уж так и быть, схожу узнаю, как они там... Я ведь тоже давно их всех не видала. Да и барышне Кодама, какая бы пи была гордячка, а все время сидеть во вдовах тоже расчет плохой, не то станет такая же замусоленная, как я. Пора уж ей покончить с вдовством и при

удобном случае обзавестись муженьком.

Хиросэ уже начисто забыл, как яростно упрекала и допрашивала его в ту ночь в Омори Иоко Кодама о своем умершем муже. В памяти сохранилось только смутное впечатление о том, что она оказалась женой одного из бывших его подчиненных, и только. Но он не мог отделаться от ощущения, что за все тридцать с лишним лет его жизни она была единственная из всех многочисленных встречавшихся на его пути женщин, с которой он сблизился, испытывая нечто похожее на любовь. Воспоминание об этом до сих пор обладало для него притягательной силой. Других женщин — их были десятки— связывали с ним только деньги, и все они бесследно исчезали из его памяти.

С беззаботностью наемной сиделки Такэко Огата прожила в доме Хиросэ целую неделю. Ребенок уже почти совсем поправился, но, пока Хиросэ не прогонял ее, она готова была оставаться в его доме на любой срок. В эти тяжелые времена, когда прокормиться стоило таких трудов, выгоднее и удобнее всего было оказаться на чужом иждивении. Огата-сан проводила привольные дни у постели не причинявшего особых хлопот больного.

Однажды, когда Хиросэ уехал к себе в контору, она вышла из дома, сказав, что идет по делу в бюро по найму сиделок. В действительности же она решила навестить Иоко Кодама. Действовала она не без задней мысли: если бы она принесла Хиросэ вести об Иоко, это, в конечном итоге, пошло бы ей же на пользу,—возможно, она сможет подольше остаться у пего в доме. Кроме этого тайного умысла, ею руководило также пошлое любопытство немолодой женщины, охотно сующей нос в чужие дела. Она не знала, по-настоящему ли обеспокоен Хиросэ судьбой Иоко, или им движут низменные интересы, не знала, каковы связывающие их отношения, не задумывалась над тем, какой вред может причинить Иоко Хиросэ, и тем не менее готова была стать его сообщницей. Такэко Огата была, в сущности, легкомысленной и в достаточной степени пошлой особой.

Почти все знакомые здания по дороге от станции Мэгуро до больницы Кодама сгорели. Кругом все так изменилось, что временами Такэко Огата с тревогой думала, что ошиблась дорогой. Когда она с трудом отыскала наконец знакомую улицу, оказалось, что здание больницы, как она и предполагала, сгорело. Некоторое время она неподвижно стояла посреди дороги, разглядывая груду развалин. Живая изгородь, когда-то окружавшая больницу Кодама, захирела, фундамент и руины густо заросли травой. Было очевидно, что здесь никто не пытался разобрать руины и навести хоть какой-то порядок. Потребовалось не меньше пяти минут, прежде чем сестра Огата сообразила, что плоское строение в глубине двора за развалинами — дом, где жил когда-то «сэнсэй Кодама». Впрочем, прошло уже больше пяти лет с тех пор, как она ушла из его лечебницы...

Оказалось, что «барышня Кодама», которую она увидела после долгого перерыва, до неузнаваемости постарела и подурнела. Отчасти это можно было объяснить рождением ребенка, отчасти тяжелыми переживаниями— смертью сестры, необходимостью ухаживать за больным отцом, а также и явным недоеданием. Волосы, потерявшие блеск, небрежным узлом лежали низко на затылке, руки потемнели, были грязны, суставы пальцев распухли. Она колола дрова, стирала, целиком взяла на себя все заботы о доме и, казалось, изнемогала под тяжестью бедственной послевоенной жизни. В любой семье в эту пору женщины не имели ни досуга, ни возможности позаботиться о своей внешности. Нищета и тяжелые затруднения, переживаемые страной, сделали японок совсем невзрачными.

С первого взгляда, брошенного на Иоко Кодама, сестра Огата мгновенно поняла,

что расчеты Хиросэ провалились. Иоко вышла замуж. И к тому же так постарела, совершенно утратила былое очарование! «Навряд ли Хиросэ сможет почувствовать к ней тот интерес, который питал когда-то»,— подумала она.

Все в этом доме выглядело из рук вон плохо. Сэнсэй лежал неподвижно и без посторонней помощи не способен был даже выкурить сигарету. Госпожа Сакико, с угасшим взором, согнулась, точно глубокая старуха. С первого взгляда можно было понять, какие страшные опустошения принесла война этой семье. Навряд ли они сумеют оправиться и подняться после этих несчастий. У стариков уже не было сил, чтобы начать жить сначала. А молодые все умерли.

Речь Иоко была полна горьких жалоб, видно слишком уж много, горя накопилось,у нее в сердце. Но даже среди обрушившихся на нее несчастий она все еще не утратила свойственного ей самообладания.

— Вы видите, в каком состоянии отец. Я обязательно должна найти какую-нибудь работу. Но не знаю, как быть с ребенком. Ведь я кормлю и никуда не могу отлучиться из дома. На сухое молоко, которое выдают по карточкам, рассчитывать не приходится, а со свежим молоком всегда перебои. Я бы делала рисовый отвар, но нет риса. Сейчас живем тем, что продаем вещи — кимоно, все подряд, что под руку попадет... Но' скоро и продавать будет нечего. Ума не приложу, как быть дальше. Я ходила искать работу, но все напрасно...

Демобилизованные солдаты и репатрианты, вернувшиеся из-за границы, не имея крова, целыми толпами ночевали на станции метро Уэно. Приехавшие из провинции еще больше увеличивали эти толпы безработных. Вдовы с детьми, чтобы не умереть с голода, приставали к прохожим. Найти работу было далеко не просто. Иоко собиралась сходить к бывшим друзьям отца и попросить работу в аптеке, но больницы, принадлежавшие знакомым врачам, тоже большей частью сгорели во время бомбежек, и, кроме того, многих адресов она просто не знала.

В марте были заморожены сбережения в банках. Каждая семья имела право получить не более пятисот иен в месяц новыми деньгами, из среднего расчета по сто иен на одного члена семьи. Других наличных денег взять было неоткуда. Денег, которые удавалось выручить за проданную одежду, едва хватало на то, чтобы как-нибудь прокормиться.

— А от мужа известия получаете?

Иоко с горькой улыбкой отрицательно покачала головой.

— Неужели нет?

— Ничего нет. Может быть, он убит. Я уже перестала надеяться. Иногда мне и самой хочется умереть. Не будь ребенка, я и работать смогла бы, и умереть была бы вольна... Я понимаю, дитя ни в чем не повинно, а только нет сил больше так жить — слишком уж тяжело... Хотелось бы предложить вам чашечку чая, но чая у нас тоже нет...

— Что вы, не надо, зачем... Но мне от души жаль вас, право...

— А как вы живете, Огата-сан?

— Я-то? Я давно уже превратилась в бродягу, так что мне все нипочем. Живу сносно, если только не задумываться о будущем.

— Много заняты по работе?

— Когда занята, а когда и свободна, бывает по-всякому... Ну да это не важно. Вот что, Кодама-сан, какая у меня удивительная встреча была на днях! Угадайте, с кем!

— Право, не знаю...

— Нет, попробуйте угадать... С Хиросэ-сан, да! Помните? Тот, который лежал в Главном госпитале... Ну, еще ногу ему оперировали...

— А-а, он...— кивнула Иоко.

Ей стало как-то не по себе. Внезапно ей пришло в голову, что Такэко Огата неспроста явилась к ней сегодня с визитом.

— Сейчас у него целая вилла в Тадзоно-тёбу, и какая великолепная! Он уже тогда, кажется, жил один, без жены. А сейчас они окончательно разошлись, и он все еще не женился, по-прежнему один. Директор... да не в одном месте, а по крайней мере в трех, четырех... Иначе чем в машине из дома не выезжает. Две служанки, и даже секретарь... Удивительно симпатичный, славный он человек! И, насколько я могу судить, кажется совершенно здоров. Оперированная нога нисколько ему не мешает...

Поделиться с друзьями: