Троянский конь

Катя кивнула понимающе.

— Скажите, Северьян…

— Януарьевич, — подсказал лысоватый.

— Северьян Януарьевич, а вот Дмитрий Вячеславович… Что он за человек? — поинтересовалась вдруг Катя.

— Знаете, Екатерина Михайловна, — уклончиво ответил директор. — В нашей стране жизнь — не сахар. Если хочешь пробиться, нужно научиться быть жестким. Дима научился. Он умный, волевой, смелый. Лично мне гораздо больше нравятся люди его типа, нежели безвольные размазни. Дима славный мальчик, хотя очень одинокий.

— В каком смысле?

— Во всех, — пожал плечами директор. — У него нет друзей. Он любит отца и брата, однако между ними всегда сохраняется определенная дистанция.

— Он не женат?

— У него была жена, но они расстались через несколько дней после свадьбы.

— Почему?

— Дима не любит распространяться о своей личной жизни. Трудно понять, что у него на душе. Да, — Северьян Януарьевич поднял палец, — но он фанатично любит кино. Сказав, что Дима — один из лучших продюсеров, которых мне доводилось видеть, я не соврал.

Катя кивнула. Северьян Януарьевич не сказал ничего нового. Кроме разве что истории о замужестве.

— А кем была его жена?

— Почему «была»? Она и сейчас есть, только в качестве «бывшей». Наташа — актриса. Работала в «Гамлете», но потом все бросила, уехала в Питер. Мне пришлось спешно подыскивать ей замену, переснимать часть фильма. Наташа играла Офелию.

— Хорошая актриса?

— Очень органичная.

— С ней кто-нибудь разговаривал после отъезда?

Северьян Януарьевич улыбнулся натянуто.

— Екатерина Михайловна, не ищите криминала там, где его нет.

— Вы не ответили.

— Наши девочки ездили к ней в гости. Миша ездил. Наташа живет в Питере, сменила фамилию, работает на озвучке. Правда, говорят, в последнее время стала много пить. Но это… очень характерная беда.

— Понятно.

— Он ведь вам понравился? — спросил директор.

Катя усмехнулась, кивнула утвердительно:

— Понравился. Это странно?

— Ни капельки. Дима всем нравится.

— Так-таки всем?

— В наше время не слишком часто встречаешь надежных людей.

— А Дима надежный?

— Он не бросает слов на ветер. Те, кто попадает в сферу его влияния, не хотят уходить. Максим Абалов, Миша, Ваш покорный слуга, кстати. — Северьян Януарьевич шутовски склонил голову. — Знаете, приятно осознавать, что, если говорят: «Завтра мы снимаем пятую сцену», то это означает, что завтра мы будем снимать пятую сцену, а не искать деньги на ее съемку. Я чувствую себя, как во времена застоя, даже лучше.

Катя подумала, что для первого дня знакомства она, пожалуй, задает слишком много вопросов. Прав Северьян Януарьевич. Профессионал — это образ мышления. Ей не столько хотелось выяснить побольше о самом Диме, сколько о его связях с отцом.

— Мне кажется, Дима предпочел бы держаться подальше и от отцовских дел, и от всего этого мира, — вдруг очень серьезно сказал Северьян Януарьевич. — Да жизнь заставляет. И Смольный этот еще объявился не ко времени. Фильмы заканчивать надо, а тут… Хотя неприятности никогда ко времени не бывают.

— Приятно было с вами поговорить, Северьян Януарьевич. — Катя открыла дверцу и выбралась из машины.

— И мне было очень приятно, Екатерина Михайловна. Надеюсь еще увидеться с вами на съемке.

Катя повернулась, вошла в здание УВД, миновала конторку дежурного. Свернула в узкий коридорчик, ведущий к кабинетам, и… увидела Антона Лемехова. Тот топтался по коридорчику, смущаясь и тяжко вздыхая каждую секунду. В руке он держал букетик гвоздик. Катя невольно замедлила шаг. Антон в очередной раз повернулся, увидел ее, засмеялся натянуто.

— Я уж думал, не дождусь. Народ мимо шастает, ржут, как эти… как лошади, одним словом. Фу, аж жарко стало… — На щеках Лемехова действительно вспыхнул румянец. — Я тут… Короче, ну… Ехал на работу, смотрю, у площади цветы продают. Я и подумал… В общем, вот. — Он протянул Кате букет. — Это тебе, Кать.

Катя взяла гвоздики, поднесла к лицу. Странное ощущение, Ей давно уже не дарили цветов просто так, без повода. На дни рождения, это да, но и все.

— Спасибо, Антош. Очень красивые цветы. Правда. Боюсь только, завянут. Мне ведь их даже поставить не во что.

— А, это мы сейчас организуем.

Антон улыбнулся с огромным облегчением. Неловко он себя чувствовал с букетом в руках. Как столовый буфет, перевязанный розовой атласной ленточкой. Теперь же у него словно гиря с души свалилась.

— Сейчас.

Антон бодрым кавалерийским шагом метнулся по коридору, а Катя зашла в кабинет, положила цветы на стол. Она чувствовала себя так, будто ненароком надела чужую одежду и теперь все принимали ее за кого-то другого.

Лемехов заглянул в кабинет, в руке он держал наполненный водой графин.

— Во, у Гукина из кабинета спер.

Катя засмеялась.

— Да ты что, Антон, с ума сошел? Никита Степанович с тебя три шкуры спустит.

— А-а, плевать! — Антон улыбнулся совсем по-мальчишески.

Катя поставила цветы в графин. Гвоздики рассыпались, изогнулись зелеными тростинами с яркими алыми шапками. Катя стянула куртку, повесила на вешалку.

— Что там со «смольновцами»?

— Панкрат с Жекой разбираются. Да не волнуйся, все нормально будет. — Лемехов махнул рукой.

— Ты насчет Смольного выяснил?

— Да, позвонил, поговорил там с одним. В общем, у них появились новые данные относительно подозреваемого лица. Смольный был выпущен под подписку о невыезде.

— Погоди, — удивилась Катя. — Какие еще данные? Его же со стволом в руках взяли? И экспертиза подтвердила, что из этого ствола еще двух человек завалили, нет? Или я что-то путаю?

— Да нет, ничего ты не путаешь. Все правильно.

— Тогда какая может быть подписка?