Тройняшки не по плану. Идеальный генофонд

Я слишком плохо думала о Туманове, приписывала ему все смертные грехи.

А он ведь даже не солгал…

Листаю до анализов. Мне сложно судить, насколько плохие показатели. И достаточно ли их для новой попытки ЭКО? Надо бы у мамы аккуратно спросить. Возможно, у Адама есть шанс, как у меня шесть лет назад. А он носится за несуществующим наследником, теряя время.

— Диагноз: бесплодие, — проговариваю вслух приговор.

И закрываю глаза, чувствуя себя последней стервой. Все это время Туманов действительно пребывал в отчаянии и безысходности. Его поведение, его спешка, его грубые слова и швыряние деньгами — лишь проявление страха. Страха перед одиночеством. Ведь это мне тоже знакомо.

Но я не распознала, не поняла его. Мешала вместо того, чтобы помочь.

Какая же я гадкая! Мне нечего делать в медицине. Я ставлю личное превыше всего и тону в собственных проблемах и комплексах, не замечая ничего вокруг.

— Агата? — без стука распахивает дверь мама, и я лихорадочно убираю медкарту.

В пару шагов она пересекает небольшой кабинет и нависает над моим рабочим местом. Удивление на ее лице смешивается с недовольством, но я не могу найти причин этим противоречивым эмоциям. Мама опускает передо мной какую-то папку.

— Я о чем-то не знаю? — упирается руками в край стола, пока я недоуменно листаю бумаги. — Почему ты не предупредила, что Туманов на тебя клинику переписать собирался?

Рука зависает над документами, а рот распахивается в немом вопросе. Шокировано смотрю на маму, не моргая. Глаза слезятся, будто в них песка насыпали. Невозможно. Что за новости?

— Впервые слышу, — сиплю сдавленно.

— Вот, — протянув руку, она быстро находит нужную страницу. — Ты теперь владелица всего, — озвучивает то, что я параллельно читаю в документах.

И абсолютно ничего не понимаю.

— Клиника все это время находилась в стадии переоформления, новый генеральный как раз должен был официально вступить в должность, но в последний момент Туманов поставил твое имя. Ничего не объяснил, лишь поручил тебе передать и необходимые документы приложить. Бросил в приказном тоне, как он умеет, и уехал.

Мама выпрямляется и, сложив руки на груди, сканирует меня внимательным взглядом. Почувствовав, что я не лгу, задумчиво хмыкает.

— Почему он вдруг принял такое решение? — размышляет вслух. — Это же не мелочи. Клинику подарить!

Украдкой кошусь на медкарту Адама. Цепляюсь взглядом за его приговор, вспоминаю, как он обмолвился о первом отрицательном тесте ДНК. Что если и остальные пришли? Наверняка тоже с ответом «нет». Туманов устал от поисков и опустил руки, поэтому не звонил мне по поводу последней мамочки, не торопил, как раньше.

— Он решил покинуть Россию, — выношу единственно верное предположение. — Бросить здесь все и улететь.

— Почему? — недоумевает мать.

Я подскакиваю с места, подхватив документы Туманова.

— Мам, не спрашивай, откуда это у меня. Тебе не понравится ответ, — вспыхиваю, но все же вкладываю в ее руки бумаги. — Можешь изучить результаты и сказать, есть ли у него хоть малейший шанс когда-нибудь стать отцом? Это важно, мам, очень, — добавляю тише.

— У кого? Чья это карта? — изучает корешок, мажет взглядом по фамилии и глаза округляет. — Хм… — пробегает глазами результаты. Листает. Думает о чем-то, пока я стою с замершим сердцем и жду вердикта. — Так и знала, что это он, — шепчет едва различимо, но я улавливаю фразу.

— Что? — свожу брови к переносице.

— Насколько я могу судить, шансы есть, но теперь только ЭКО. Конечно, нужны дополнительные анализы, чтобы сказать точно, и консультация наших врачей. Скажу так… подобных клиентов берут у нас на процедуру. Попытаться можно. Вот только зачем, если… — запнувшись, возвращает мне карту. — Агата, послушай…

— Позже поговорим, мам, — чмокаю ее в щеку, будто она только что не Туманову, а мне лично надежду дала. Хотя меня это никоим образом не касается.

Скорее всего, Адам исчезнет, когда я скажу ему, что он может больше не гоняться за «готовым» сыном, а способен «сделать» его сам с любой здоровой женщиной.

«Здоровой. Но не со мной», — ехидно цедит внутренний голос. Минус на минус только в математике дает плюс. В жизни все с точностью до наоборот.

Со щемящей тоской в груди покидаю кабинет и в коридоре звоню Адаму. Как только гудки прекращаются, открываю рот, чтобы договориться о встрече, но меня опережают.

— Абонент недоступен. Навсегда. Приезжайте на опознание, — и щелчок разъединения.

Шокировано смотрю на потухший дисплей, набираю еще раз, однако телефон Адама теперь отключен. Что происходит? Если это шутка, то абсолютно дурацкая!

Нахожу в медкарте адрес — и еду по нему, чтобы выяснить, что стряслось с Тумановым. Почему он поставил крест на себе и отписал мне свое имущество, будто прощальный подарок?

В то время как… я не готова прощаться.

Глава 26

Адам

«Бабло я в могилу с собой не унесу, а передать некому», — на повторе крутятся в голове слова Тимура, брошенные им в автосервисе. Сухие, обреченные, но справедливые.

Листаю документы, не вникая в текст. Своим юристам я полностью доверяю, а они заранее перешерстили все бумаги от и до. И клинику проверили перед покупкой. Осталось дело за малым — поставить подписи и принять новый бизнес.

— Бесполезное приобретение, — выдыхаю себе под нос, вспоминая события последних недель.

Сколько еще ошибок я мог бы совершить, не будь рядом Агаты? Я был одержим поиском наследника и плевать хотел на других. Но чертовка постоянно выступала как сдерживающий рычаг. А озорные тройняшки не позволяли мне погрузиться в омут отчаяния. Моментами я даже забывал, зачем я здесь, в России. Просто жил, наслаждаясь каждым мгновением с ними.

Не заметил, как привык к нормальной семье. Большой, дружной, немного безумной. Почувствовал себя ее частью…

— Адам Альбертович, вызывали? — ледяная фраза летит мне в лоб, пулей вонзается в мозг и разрывает его изнутри.

Хмыкаю и поднимаю глаза на дверной проем, где грозовой тучей возвышается старшая Береснева. Смотрит на меня с прищуром, сложив руки в карманы медицинского халата. Буравит пристальным, уничтожающим взглядом. Ни слова плохого не произносит, но в этом и нет необходимости. Я каждой клеточкой чувствую ее истинное отношение ко мне.