Трудные дети

— Ну привет, - с претензией начала Маша. Специально тянула слоги, обливая меня недовольством и неприязнью.
– Не хочешь ничего сказать?

— Что?

— Я к тебе приезжала позавчера вообще-то.

— Прости, но мне не хочется никого видеть.

— Понятно. От мужа ушла?

— Ушла.

В ее голосе мне почудилось скрытое злорадство и темная радость. Стало неприятно, как будто вываляли в чем-то.

— Разводиться будете?

— Тебе зачем?

— Что зачем?
– растерялась Маша.
– Мне интересно. Я ведь волнуюсь за тебя.

Интересно. Смотреть, как от моей жизни остаются одни развалины, ей интересно. Стало до слез обидно и больно. Мы ведь столько лет дружили, а Маше оказалось “интересно”. Неужели мама права?

—Не надо. Я в порядке.

— Давай приеду завтра. Поболтаем.

— Нет, - твердо отказалась, не давая бывшей подруге раскрыть рта.
– Нет, Маша. Я не хочу ни с кем встречаться. Прощай!

А потом Саша умерла. Как-то неожиданно и нелепо. Мы с матерью сидели в гостиной, пили шоколад и бездумно щелкали каналами и чисто случайно задержались на новостях, хотя обычно не смотрели ничего, тем более криминальную хронику. Но стоило услышать Сашкино имя, как внутри что-то сжалось и с визгом оборвалось.

Я не была дома достаточно долго, не имела ни сил, ни желания туда приезжать и чувствовать, как там безраздельно властвует другая женщина, чье лицо проглядывается в самых незначительных деталях. Но я собралась за считанные минуты и рванула домой, не обращая внимания на подрагивающие руки. Мне не доводилось находиться так близко со смертью. У меня никто никогда не умирал, и даже пусть у нас с Сашей произошла такая ситуация, я знала ее много лет, жила с ней в одном доме и тесно общалась. Такая близкая смерть страшила.

Дома было темно и тихо, как в склепе. А еще до ужаса холодно. В прихожей я чуть не наступила на две небрежно сброшенные на пол куртки - одна из них была мужа, вторая, очевидно, Лешки. Разулась, подняла одежду и тихо прошла к единственному очагу света - злосчастному кабинету, дверь которого оказалась чуть приоткрыта. Было страшно заходить, и я в нерешительности замерла, положив ладонь на дверную ручку, и прислушалась к тихому рокоту мужских голосов.

— Какого х*ра она к нему поперлась? Вообще куда-то поперлась?
– раздался глухой и бесцветный голос мужа, произносивший такие непривычно грубые для моего уха слова.
– Идиотка чертова.

— Она надеялась, что у него ты ее не найдешь, - так же тихо ответил Лешка.

Звякнуло стекло.

— Нашел же. И если бы живая была - тоже нашел.

— Нашел. И достал бы. А сейчас нашел и не достанешь.

— Она бы никогда добровольно не умерла.

— Поэтому и убежала. Не хотела умирать добровольно.

— Да не убил бы я ее!
– рявкнул муж, и от испуга мокрая от пота ладонь соскользнула со скользкой ручки.

— А Сашка об этом знала?

Они замолчали, но спустя несколько мгновений тишину дома разрешал дикий грохот, звон бьющегося стекла и дикий несдержанный мат, напугавший меня до ужаса. Потом оказалось, что это не мат - другой язык, чересчур громкий и непонятный мне, и пугавший ничуть не меньше ругательств.

Гипнотизируя дверь, из-за которой сейчас не доносилось ни звука, медленно попятилась в гостиную и, нащупав диван, без сил на него рухнула, уронив голову на руки. Через пятнадцать минут вышел Алексей, увидев меня, замер в проходе, как бы запнулся, но потом подошел и опустился рядом.

— Привет, - тихо поздоровался он.
– Ты уже знаешь.

— Д-да. По телевизору видела. Это она, да?

— Да.

— А кто?..

— Марат ездил. Опознавал. Ну, и еще работники Славы, - на мой непонимающий взгляд мужчина пояснил: - Это тот, с кем Сашка была в машине.

— Где Марат?

— Он…Он спит, Оксан. Долгий день, еще все проблемы улаживал с ментами.

— Понятно. Она разбилась?

— Машина взорвалась и вылетела в кювет. От Сашки ровным счетом ничего не осталось. Ксюш…Ксюш, ты что, плачешь?
– растерялся Лешка и оглянулся по сторонам.
– Это из-за меня? Черт, прости, я не хотел тебе рассказывать подробности, просто ты спросила, и я по привычке…Оксан, успокойся. Ох, да что ж ты будешь делать…

Он притянул меня к себе, укрыв в теплых объятиях, и позволил выплакаться. Наверное, Марат действительно уснул, как и говорил Лешка, потому что он не пришел.

Похоронами тоже занимался Марат. Останки кремировали, потому что, как я поняла, там нечего было хоронить. Я помогала организовывать поминки, обзванивала людей и договаривалась по поводу ресторана. Мать не понимала моего желания помочь.

— Она чуть всю жизнь тебе не испоганила, а ты устраиваешь для нее поминки! Эта неблагодарная дрянь заслужила то, что с ней случилось! Бог всем воздает по заслугам!

— Мама, я тебя прошу, перестань. Все-таки человек умер.

— Это крысеныш помойный, а не человек!

— Мама!

— Что мама?! Она избила беременную женщину! Мою дочь! Ты из-за нее чуть ребенка не потеряла, а теперь хоронишь! Ты уже раз пригрела на груди змеюку. Честное слово, твоя доброта тебя погубит!

С Маратом смерть Сашки мы не обсуждали. Я изучала мужа, смотрела на его реакцию, но он был спокоен и даже как-то отстранен, так что люди перешептывались о его поведении. Мол, сестра умерла - а Сашу почти все считали его сестрой, - а он как будто доволен. Но Марат словно не слышал шепотка, спокойно стоял и смотрел, как погружают останки девочки в яму.

— Почему на могиле нет креста?
– громко спросила моя мама, и почти все гости услышали ее реплику. Забегали глазами по сторонам и многозначительно закивали. Действительно, мол, нет креста.

Я сама не знала, почему так, поэтому оглянулась на возвышающегося за мной мужа.

— Она не была крещеной и не верила в бога, - разлепил губы муж, крайне неохотно процедив несколько слов сквозь зубы.
– Крест ей не нужен.

Все зашептались.

— Как же это? Без креста! Ужас какой! Мог бы и поставить!

Марат не обратил никакого внимания, все так же неподвижно стоял позади меня и ждал, когда все закончится. Незаметно от других я прошептала:

— Марат, может, надо было поставить? Все-таки как-то не по-человечески…

— Она бы не хотела.

После похорон муж снова ко мне приехал, просил прощение и просил вернуться домой. Мама все время дрейфовала где-то неподалеку и посылала образумившие флюиды.

— Оксан, давай подумаем о нашем ребенке. Я не буду на тебя давить, но ведь ему нужна семья.