Трудные дети

— Кто бы говорил о вульгарности, - парировал мужчина пару минут спустя, когда мы уже ехали по дороге домой.
– Ты себя в зеркало видела сегодня?

— Видела, представь себе. Кроме тебя мне никто не сказал, что я плохо выгляжу.

— Еще бы, - Марат прибавил скорости, и я вцепилась в дверь авто. Оглядела взбешенного мужчину и всерьез задумалась о ремне безопасности.
– Они все смотрели тебе прямо в сиськи и под юбку. И им это с легкостью удавалось. С чего им жаловаться?

— А с чего жаловаться тебе?

— Мне?!
– у него едва глаза из орбит не вылезли.
– Ты издеваешься надо мной?! Идиотка!

— А ты псих!

— Мне, по крайней мере, хватает ума не выходить на улицу в чем мать родила. И не сверкать голой задницей в приличном месте.

А вот это было почти плевком в душу.

— Это значит со мной в таком месте неприлично появляться, да?

— По-видимому, да, раз ты до сих пор не осознаешь, что можно одевать, а что нельзя.

— Ах так?

Моему терпению действительно пришел конец. Окончательный, как бы это ни звучало. Мало того что Марат обвинил меня неизвестно в чем, потоптался грязными ногами у меня в душе, изгадил мою самооценку и самолюбие, выставил последней шлюхой, так еще и заявил, что я его недостойна. Я - его!

— Платье тебе мое не нравится?!
– тяжело дыша, процедила я.
– Не нравится, да? Ладно. Не будет платья.

Я привстала, чтобы приподнять шелковый камень преткновения до талии, и одним движением сдернула его с моего тела, заставив Марата на секунды потерять управление и вильнуть на дороге. Позади нас возмущенно засигналили. Затем я скомкала светлую ткань, извернулась и бросила ее на заднее сиденье, оставшись одетой в пояс для чулок, крохотные трусики и тонкий капрон.

— Так лучше?
– и в довершении ко всему я нахально закинула ногу на ногу, чувствуя, как обвевает прохладный ветер, дующий из приоткрытого окна, мою голую грудь, заставляя затвердевать соски.
– Наверное, лучше, раз ты прекратил орать. Что? В следующий раз я пойду в таком виде?

Марат хватал ртом воздух, не в силах прийти в себя, а я тихо радовалась тому, что, наконец, его заткнула. Моргнув, мужчина взял себя в руки, оглянулся по сторонам, и поднял затонированное стекло, чтобы ни один водитель не смог даже рассмотреть что-то, что будет происходить в салоне авто. Судя по выдающийся выпуклости, натянувшей классические черные брюки, что-то происходить непременно будет.

Стоило промелькнуть в сознании картинам жаркого секса, как меня пронзило острое желание, заставив сжать бедра. И я уже не издевалась, и не подначивала, и даже обида отошла на второй план, остался лишь Марат, шарящий взглядом по телу, и моя собственная нужда, распаленная сегодняшним вечером. Мне хотелось стереть все прикосновения Анжелы, все ее случайно-неслучайные касания к его коже, даже поцелуй в щеку, которым она его поприветствовала. Моему распаленному мозгу казалось, что Марат весь пропитался ее тяжелыми и дорогими духами, и меня это жутко раздражало, делая желание неимоверно злым и сильным.

Я потянулась к Марату, схватила волосы у его затылка и притянула к себе, языком проскальзывая между его губами и с яростным поцелуем сплетая наши языки.

Оторвалась на минуту, помня об опасности аварии.

— Останавливайся.

Я слабо помню, как мы остановились, как я перелезла на заднее сиденье, сбросив ненавистное платье вниз. И уже через несколько секунд Марат был со мной, рывком ослабляя галстук и притягивая меня к себе.

— Я тебя ненавижу за сегодняшнее, - прошептала ему в губы и ногами обвила талию, заставив Марата рухнуть сверху. В последнее мгновение он смог коленом упереться в пол и рукой - в автомобильное стекло.
– Ты жестокий ублюдок, Залмаев. Почему ты мне не веришь?

Он не стал отвечать, если вообще слышал вопрос, да и мне оказалось не до того. Было тесно, душно, потому что мы так и не включили кондиционер, и запечатанная машина, казалось, пропиталась ароматами желания. А я с ума сходила под его руками, чувствуя такую злость, похоть, желание наказать за сегодняшнее поведение и просто нужду, приправленную порцией адреналина.

Марат что-то такое сделал, и заднее сиденье разъехалось, превратившись в добротную и достаточно просторную кровать. Я попыталась подняться и сесть на колени, но мужчина придавил меня сверху, сжал мои запястья над головой, сорвал с себя галстук и начал с ним возиться, помогая себе одной рукой и зубами.

— Что ты делаешь?
– с легкой опаской спросила я.
– Ты что задумал?

— Увидишь, - с мрачным торжеством сверкнул он глазами.

— Марат…

Я замолчала, и мои глаза расширились от удивления, когда мужчина крепко обмотал мои запястья галстуком, связал их вместе и привязал к поручню автомобильной двери. Я была так удивлена, что даже не сопротивлялась вначале. Зато потом выгнулась, пытаясь спихнуть с себя тяжелое мужское тело, засучила ногами и задергала руками, мешая себя привязать. Марату было тяжело одной рукой привязывать меня, а другой - удерживать сопротивляющееся тело, поэтому в какой-то момент он просто сел на мои бедра, зажав брыкающиеся ноги, и в два счета закрепил запястья.

— Хватит дергаться, - как голодный волк, ласково мне улыбнулся, и пробежался взглядом по моему стройному и голому телу. Грудь тяжело вздымалась, привлекая внимание к налившимся кровью соскам. Я извивалась, пытаясь вроде как сбросить его с себя, но на деле лишь скользила по внушительной эрекции, и мое дыхание с каждым прикосновением становилось все более учащенным. Марат же кончиками пальцев проследил тонкую колонну шеи, задержавшись на отчаянно стучавшем пульсе, скользнул вниз, погладил соски, и я затаила дыхание, когда он это сделал.
– Вот видишь. Все не так неприятно.

— Мне больно.

— Врешь.

— Мне неудобно.

— Врешь.

Марат привстал, и я согнула ноги в надежде хотя бы вдарить заносчивого упрямца. Не получилось. Он лишь засмеялся моей попытке проверить его пресс на прочность, поцеловал лодыжку, лизнув гладкую кожу, и принялся расстегивать брюки.

— Я ненавижу тебя и твою машину.

Он весело рассмеялся.

— Врешь. Тебе нравлюсь и я, и моя большая машина, в которой ты сейчас с таким удобством лежишь.

— Я не хочу тебя.

Марат к этому моменту успел полностью раздеться и усесться между моих широко разведенных бедер.

— Проверим, но я на сто процентов уверен, что ты…врешь.

Он снял только трусики, оставив тонкие чулки и пояс. Шелковая белая ткань была унизительно мокрой, пропитавшейся моими соками, и когда чечен, ухмыляясь, продемонстрировал доказательство моего желания, я рассерженно дернула головой, отвернувшись в сторону.

— Я же сказал, что ты врешь.

— Ненавижу.

Шершавые пальцы сжали чувствительные вершинки, и я задрожала, невольно разводя колени еще шире. Марат наклонился и с силой втянул в рот твердый сосок, а руками скользнул вниз, пощекотав ребра, погладив дрожащий живот и еще ниже, не давая мне сомкнуть ноги. Я в беспамятстве металась по широкому светлому сиденью, отбросила напускную злость и браваду, и жаждала, чтобы он дотронулся до меня, именно там, где нужно мне. Но Марат медлил, легкими, словно крылья бабочки, касаниями ласкал чувствительную кожу внутренней стороны бедер, поднимался выше, почти трогая меня, и снова ускользал, не забывая одаривать ласками и другую грудь.

Это продолжалось долго, и я начала постанывать, умоляя Марата идти дальше, а не дразниться. Я не могла двигаться, было жарко, темно, и пусть сиденье раскладывалось, пространство казалось тесным, а мужчина - неимоверно близким. И когда Марат глубоко ввел в меня один палец, я застонала в полный голос, выгибаясь и двигаясь навстречу его руке. Это было так хорошо и мощно, что я унизительно молила о большем, не в силах лежать без движения и просто ждать.

— Сашка, я так тебя хочу!
– выдохнул Марат мне куда-то в живот, но я совсем не понимала смысла его слов. Я вращала запястьями, пытаясь высвободиться и получить долгожданную свободу, но когда мужчина спустился ниже, я издала низкий протяжный стон и приподняла бедра, в надежде хоть немного удовлетворить сжигающее меня желание.