Трудные дети

— Развяжи!

— Нет.

—Черт! Поцелуй меня!

Он засмеялся и…не сделал, как я просила. Он делал, как хотел сам.

Мужчина двумя пальцами сжал твердый и чувствительный клитор, и я с отчаяньем подалась вперед, ощущая неминуемую разрядку так остро, что хотелось кричать. Умелые пальцы двигались по чувствительной плоти, лаская ее мощно, умело и в то же время слишком слабо.

— Марат, пожалуйста, поцелуй, - просительно прохныкала я, извиваясь под его ласками.

И он наконец-то склонился ко мне, захватывая в поцелуе, и я благодарно застонала, подаваясь навстречу. Напряжение неумолимо возрастало, заставляя желать еще большего, но к этому времени и Марат был не в силах сдерживаться. Он развязал меня, и я незамедлительно стиснула огромную плоть, погладила бархатную головку, блестевшую от смазки. И получила то, что хотела.

Тонированные окна автомобиля давно запотели, одежда ненужной грудой валялась на полу, а мы как сумасшедшие катались по разобранному сиденью в борьбе за первенство. Он сверху, и я почти опрокидываю его на спину, чтобы оседлать крепкие бедра. Но Марат опрокидывает меня на себя, придерживает одной рукой за поясницу, а другой - за шею до тех пор, пока мне становится все равно, кто сверху. И тогда я стою на четвереньках к нему спиной, упираюсь ладонью в обивку или запотевшее стекло, на котором остается отпечаток, и отрывисто выкрикиваю его имя, содрогаясь от накатывающих волн наслаждения.

Марат яростно вжал в меня бедра, едва не пришпилив к стеклу, застонал и тяжело рухнул сверху, придавив меня к дивану. Я почувствовала, как его рука отодвигает разметавшиеся пряди, и губы находят рисунок на шее и спине, скользя по татушкам языком в успокаивающей ласке.

Мы доехали до дома только через час. Белое платье, на которое Марат успел еще и наступить, оказалось безнадежно испорченным, и я была одета в его светлую рубашку, в которой почти утонула. Моя обувь валялась где-то сзади, и я задумчиво рассматривала тонкие порванные чулки, которые умудрилась до сих пор не снять.

— Как я пойду?
– вопросительно уставилась на Марата и демонстративно себя оглядела.

— Молча.

Я плотнее поджала под себя ноги.

— Бедные соседи.

— Ты отлично выглядишь, - короткий взгляд в мою сторону, и мужчина неохотно добавил: - И даже очень.

— Возможно. Но только не для улицы.

В итоге он нес меня домой на руках. Вместе мы наверняка составляли очень колоритную пару: Марат с голым торсом и полузастегнутыми брюками, и я в длинной мужской рубашке и порванных чулках. Благо, что на улице в три ночи народа не было, а вездесущие бабульки крепко спали.

— Ты знаешь, что ко мне в офис сегодня приходил этот…Королев?

Я поблагодарила небо за кромешную темноту дома, которая с успехом скрыла мое замешательство и опасение.

— Нет. Это он тебе рассказал, что мы случайно встретились?

Марат аккуратно поставил меня на ноги и начал разуваться.

— И он тоже.

— И что дальше? Из-за чего ты рычал весь день? Что он тебе сказал? Марат, правда, ничего ведь не было. Мы просто пообедали и разошлись.

Мужчина оттолкнул в сторону свою обувь, включил свет, заставив нас обоих прищуриться с непривычки, и потер затылок. Весь благодушный настрой мигом испарился. Марат снова был хмурым, недовольным, только теперь не спешил кидаться на меня с упреками. Наоборот, он внимательно разглядывал выражение моего лица, а потом произнес такую фразу, что я чуть не упала от неожиданности.

— Саш, девушке, с которой просто пообедали, не будут делать предложение.

Я силой заставила себя закрыть рот.

— С чего ты взял? Он ничего такого не говорил.

— Он приехал ко мне в офис и попросил согласия ухаживать за тобой.

— Ухаживать - это не…

— Саш!
– рявкнул мужчина, но тут же взял себя в руки.
– Если я сказал так, значит, все действительно так.

— А почему он приехал к тебе?
– не совсем поняла я.
– Почему мне он этого не сказал?

Марат передернул плечами и прошел в ванную, повернувшись ко мне спиной.

— Потому что он пришел просить согласия у твоего брата, который за тебя отвечает.

— Но ты не…

И тут он мрачно ухмыльнулся.

— Вот именно. Я не…твой брат. И я поспешил Королева в этом просветить.

Мне только и оставалось, что беззвучно открывать и закрывать рот. Твою мать!

Глава 31.

Возможно, ситуация со Славой заняла бы больше места в моих мыслях. Все-таки он мне нравился, а еще мне нравилось то, как он ко мне относился. И держу пари, что Марат не церемонился, объясняя Королеву все перипетии наших с ним отношений. Насчет подробностей я не была уверена точно, во всяком случае, в тот момент, но не сомневалась, что самолюбивый чечен все сделал, чтобы у Вячеслава ко мне едва ли не отвращение вперемешку с ненавистью появилось.

И да, я бы думала об этом, размышляла и наверняка, не выдержав, позвонила бы Славе, чтобы прояснить некоторые моменты. Меня не грызла совесть, мне не становилось стыдно, но ссориться с таким человеком…Я не настолько глупа и сильна. Если бы Королев был обычным пареньком, которых по улицам ходят тысячи, я и думать о нем не стала. Но он не был обычным, а мужское задетое самолюбие - вещь страшная. И чем сильнее мужчина, тем страшнее его раненая гордость. Проблемы мне были не нужны.

Но Слава быстро отошел на второй план. И я глубоко сожалела об этом, честное слово. Уж лучше Слава с его гордостью, чем та новость, с которой вернулась в Россию радостная-прерадостная Оксана.

Она приехала спустя неделю после нашей ссоры с Маратом. К тому моменту все вроде бы устаканилось, чуток позабылось, и ее приезд казался обычной формальностью. За одним исключением - Ксюша вернулась “не одна”.

О том, что принцесса беременна, я узнала через несколько дней после триумфального возвращения на родину. Причем не от Марата, которому Оксана поведала радостную новость прямо в аэропорту - по ее же словам, - и не от Трофима, который узнал о прибавлении в семействе Залмаевых на следующий день. Мне соизволили рассказать обо всем только через три дня. Три дня, в течение которых Марат ходил светящимся от радости и гордости, а я не могла понять причины такого поведения и списывала все на наше с ним примирение. Но хуже того, не он мне рассказал. А сама Оксана позвонила и прощебетала звонким и воодушевленным голоском о пополнении в семействе.

Я не знаю, было ли еще что-то, что могло унизить меня настолько. В смысле, на тот момент. Марат был редкой сволочью, что известно мне лучше многих. А еще он знал меня как свои пять пальцев. И знал, куда лучше всего надавить, на какие точки нажать, чтобы сделать больно и неприятно. К слову сказать, и я знала его болевые точки, но речь не о них. Чечен сознательно или несознательно унизил и оскорбил меня так, как не мог никто. И что-то мне подсказывает, что это не было для него тайной. Мне в очередной раз указали место, ткнули мордой в грязь, и впервые я не знала, что делать.

Я нашла силы бесстрастно выслушать Оксану, порадоваться за нее и пожелать здоровья. Потом тихо положила трубку, так же тихо оделась и вышла на улицу. Ничего предосудительного - только погулять и развеяться. Сил сидеть в четырех стенах на данный момент просто не было.

Марат приехал ко мне через два дня ближе к ночи. Довольный, по-прежнему светящийся и лоснящийся, как сытый кот. От его самодовольной смуглой рожи меня едва не затошнило. И судя по всему, он не собирался ничего рассказывать. Мужчина выглядел весьма удивленным, застав всегда аккуратную и убранную квартиру в невозможном беспорядке. По всей комнате валялась одежда, тетради и какие-то книги, попавшие мне под руку. А я, как бы довершая картину, стояла на коленях около распахнутого, наполовину собранного чемодана, задумчиво прихлебывала вермут прямо из бутылки и пыталась выбрать нужные вещи.