Трудный выбор

Когда разговор возобновился, сэр Беннет сел, но тихо проговорил

Деррику:

— Возможно, ты и выиграл турнир, но это не значит, что ты завоевал сердце леди Розмари.

Какое-то время казалось, что они ведут молчаливую войну, пока сэр

Коллин не толкнул сэра Беннета локтем и не пробормотал что-то ему на ухо.

Деррик молчал, пока слуги ставили на стол дымящиеся блюда с вепрем, мясные и рыбные пироги, коровий язык. Я уже собиралась выразить сожаление за то, что вызвала между мужчинами напряжение, но Деррик опередил меня:

— Не бойтесь, миледи. Независимо от наших ссор, мы всегда останемся самыми близкими друзьями.

Я скептически подняла бровь.

— Мы лучшие друзья, о которых только можно мечтать. — Деррик говорил так, словно убеждал самого себя, насаживая кончиком ножа кусок свинины и откусывая.

Я покрутила ложкой над тарелкой с густым супом. Надо дать ему спокойно поесть. Вероятно, после рыцарского поединка он проголодался. Но шепот где-то в глубине сознания напомнил мне, что ждать некогда, что месяц истекает и что, если я не буду более откровенна, я могу потерять то прекрасное, что начинаю ощущать.

А это было действительно прекрасно.

Я покосилась на Деррика, так незаметно, как это было возможно. От одного взгляда на его сильные черты лица внутри меня затопил жар, и стало болезненно сладко. Я не могла позволить его сдержанности или своей застенчивости помешать мне понять свои чувства. Решительно вздохнув, я повернулась на стуле и посмотрела на него:

— Вы давно дружите с сэром Коллином и сэром Беннетом?

Он ответил:

— Мы знаем друг друга целую вечность, по крайней мере с того дня, как прибыли в Ривеншир, чтобы начать обучение.

— А, так вы были пажами?

Я улыбнулась, представив себе, как эти трое мальчишек бегают, борются друг с другом и, тренируясь, размахивают тупыми мечами. Я могла представить, как они красивы, даже будучи дикими мальчишками.

Он усмехнулся, как будто тоже вспомнил то далекое время:

— Нас было довольно много.

— Герцог взял вас всех под свою опеку?

Улыбка Деррика погасла:

— Я не знаю, чтобы со мной стало, если бы не он.

В голове промелькнули воспоминания о слухах, которые слышала о нем в этот день. И это отрезвило меня:

— Значит, это правда, что ваша семья была убита?

Мой вопрос прозвучал мягким шепотом, но его взгляд вцепился в меня, как будто я дала ему пощечину.

— Мне очень жаль. — Не раздумывая, я легонько коснулась его руки. Его рука дрожала под моими пальцами. — Это слишком лично. Мне не следовало спрашивать. Пожалуйста, простите меня.

При виде моего контакта с рыцарем на противоположном конце стола аббат перестал жевать. Я отдернула руку. Но аббат молча отвернулся, не упрекая меня, вызвав во мне облегченный вздох.

Деррик долго смотрел на кусок свинины, нацепленный на кончик ножа.

Неужели я упустила возможность поговорить с ним? Вдруг он станет презирать меня за то, что я копаюсь в его прошлом?

— Мне нечего прощать, миледи, — наконец сказал он. В глубине его глаз застыла тревога. Но он наклонился ко мне и сказал, понизив голос. — Да. Моя семья была убита. Но этого можно было избежать.

Мне пришлось наклониться ближе, чтобы услышать его.

— Когда враг моего отца окружил замок вместо того, чтобы попытаться выдержать осаду или выйти на поле, чтобы храбро сражаться, мой отец решил сдаться. — Морщины на лице Деррика были напряжены, челюсть сжата. — Если бы мой отец был храбрее, — хрипло прошептал он, — он мог бы спасти свою семью и свои земли.

Осаде замка всегда нелегко противостоять. Даже с самыми большими запасами еды и глубокими колодцами с водой во внутреннем дворе, большинство осад заканчивалось катастрофой для замка. Деррик наверняка это знал.

— Возможно, ваш отец просто искал мирного пути решения этого вопроса.

— Он должен был знать, что его враг не успокоится, пока не прольется кровь.

— Правила ведения боя позволяют сдаться под белым флагом.

— Это не имело значения. Даже с развевающимся белым флагом отец был вынужден смотреть, как враг отрубает головы моей матери и двум маленьким сестрам…

— Нет…

Его глаза стали темными ямами полными боли:

— Он повесил их на гвозди на подъемном мосту, а потом стал пытать моего отца до смерти.

Я сглотнула желчь, которая подступила к горлу:

— И как же вы сбежали?

— Моя нянька выдала меня за своего ребенка. После нескольких недель мучительных путешествий и бегства она доставила меня к герцогу

Ривенширу.

— О, сэр, я чувствую вашу боль, — прошептала я, не обращая внимания на то, что моя голова почти касалась его.

По его лицу пробежали тени, словно он сражался с демонами прошлого. Дыхание стало тяжелым. Неужели он снова переживал этот кошмар? Моя рука сжала его руку, лежащую на столе. Я старалась не думать о том, что мои гости были свидетелями этого интимного жеста. Желание утешить Деррика было слишком сильным, чтобы противостоять. Он уставился на мои пальцы. На лице была написана война, и я боялась, что он отстранится, что уйдет в себя и будет сопротивляться моему утешению. Но после долгой паузы, он перевернул свою руку и сжал мои пальцы, удивив меня этим. Дэррик переплел наши пальцы, делясь со мной своей силой. Его обветренная кожа контрастировала с моей белой, и тепло его руки заставило мою грудь сжаться.

— Спасибо за вашу доброту, миледи, — прошептал он.

— Мне не следовало заставлять вас переживать это снова.

— И мне не следовало делиться такими ужасными подробностями за ужином.

В тот день, когда я столкнулась с крысиными клетками, я видела и похуже, но сейчас мне не хотелось вспоминать о своих внутренних демонах.

Он смотрел на наши сплетенные руки:

— По крайней мере, теперь вы можете понять, почему я рыцарь без семейной чести.

— Это не имеет значения.

— Для меня имеет.

Он снова вычеркивал меня из своей жизни. Но я не могла этого допустить:

— Но ваш отец делал только то, что считал самым безопасным для своей семьи.

— Он поддался страху, — печально сказал Деррик. — И, в конце концов, отсутствие мужества стоило ему всего.

— Храбрость может проявляться в разных формах, милорд, — мягко сказал я. — Иногда это видно по тому, как рыцарь бросается вперед с копьем на коне. Но, возможно, она также может выражаться в виде головы, склоненной перед врагом.