Труды по россиеведению. Выпуск 2

Рассматривая прошедшее с таких позиций и сравнивая итоги двух «двадцатилеток», мы обнаруживаем много любопытного. Прежде всего это касается целей, стоявших перед страной к началу каждого из периодов. В 1917 г. это были слом старой государственной машины, смена весьма жестокого полуфеодального общественного строя и попытка создания мира справедливости, в котором плодами хозяйственной деятельности пользуется все население. Пусть не по изначальному плану, с огромными препятствиями, потерями и даже преступлениями эта цель в общем была достигнута. Политика «принуждения к счастью» обернулась сначала «равенством в нищете», а потом и созданием элементов «благосостояния для всех». Началось строительство нового, довольно специфического общественного строя: не коммунизма, конечно, потому что для этого не было оговоренных Марксом и Энгельсом условий, и не социализма, – разве что какого-то варианта, не очень-то с «человеческим лицом», но с его бесспорными приметами (ставшими особенно явными в период послевоенного повышения жизненных стандартов всех слоев населения). И все же утопизм этого строя становился все более очевидным.

Темпы улучшений снижались, а то и замирали, что, собственно, и породило «застой», а сохранение неизменными административно-командных, идеологических ритуалов вело к симулированию реформ, окостенению хозяйственного механизма, препятствовало управленческим новшествам, смене технологий, расширению ассортимента товаров повседневного спроса. Причем все это происходило при почти полном подавлении индивидуальных свобод. Видимое отставание от развитого мира побудило широкие массы россиян поддержать горбачёвскую перестройку как движение за хозяйственные и необходимые для них политические реформы, зародившееся в первую очередь в среде научно-технической и художественной интеллигенции. В центре этих реформ была идея вовлечения в советскую экономику элементов саморегулирования для повышения ее гибкости, приспособляемости к меняющимся потребностям общества и человека, энерго- и ресурсосбережения, реальной охраны окружающей среды и т.п.

Речь, в сущности, шла о реализации отечественного варианта «смешанной экономики», о назревшей конвергенции советского социализма и развитого капитализма западноевропейского типа. Достижения привычного социализма предполагалось дополнить преимуществами рыночной механики. Не получилось…

Но привели ли к желаемой цели радикальные преобразования, последовавшие после крушения перестройки? Пока уверенно можно утверждать, что ряд важных достижений налицо. Преодолена изолированность страны от внешнего мира, демонтированы механизмы командной экономики и внешнеторговой монополии. Исчезли унизительные дефициты товаров и услуг, значительно расширился их ассортимент. С прекращением борьбы с «вещизмом» восстановлено право людей на уют. Заметно раскрепощена ранее скованная личная инициатива. Происходит становление предпринимательского класса, призванного создать основу благополучия страны. Население с большим или меньшим успехом изживает исторически приобретенные иждивенческие комплексы. Вопреки разного рода предсказаниям россияне быстро усваивают «рыночный» образ мысли и действия. Устранена типичная для советского строя уравнительность в личных доходах, ощутим прогресс в дисциплине и этике труда: есть смысл зарабатывать деньги, раз появилась возможность беспрепятственно обменивать их на ранее недоступные товары и услуги. Наконец, нельзя не отметить, что после 70 лет господства принципиально иной экономической системы в стране достаточно быстро были созданы и, худо ли – бедно, начали функционировать формальные институты рыночной экономики (коммерческие банки, товарные и фондовые рынки, валютные биржи, новые налоговые механизмы и т. д.).

Однако результаты рыночных преобразований с отрицательным знаком также зримы и очевидны. И, что хуже всего, пока они явно преобладают над успехами. Дело здесь не только в том, что за годы реформ страна утратила половину своего экономического потенциала. Главное – пока никак не удается приостановить процессы примитивизации производства, деинтеллектуализации труда и деградации социальной сферы. Сюда же надо отнести появление массовой бедности: за годы радикальных перемен она стремительно расширялась за счет размывания сложившегося в СССР пусть не слишком богатого по западным критериям, но все-таки среднего класса.

Словом, Россия явно отдалилась от тех социально-экономических стандартов евроатлантических наций, которые питали изначальные замыслы перестройки, и приблизилась к усредненным характеристикам типичной страны «третьего мира» с громадной поляризацией личных доходов. Разного рода подсчеты и исследования материальных возможностей российских домохозяйств свидетельствуют о том, что реально плодами проведенных преобразований пользуются не более четверти населения страны, а половина ее жителей ведет еще более суровую борьбу за существование, чем в советские времена.

Без преувеличения можно утверждать, что разочаровывающие итоги системной трансформации в России по преимуществу рукотворны – они вовсе не были предопределены специфическими неблагоприятными стартовыми условиями. Чрезвычайно высокая цена реформ стала главной причиной того, что в российском общественном сознании сами понятия демократии, рынка и свободы оказались дискредитированными.

Утрата солидарности, социальное разобщение – еще один плачевный итог трансформации российского общества. Среди важнейших составляющих непомерной цены, которую пришлось заплатить за радикальные экономические реформы в России, – пренебрежение нравственно-психологическим миром человека. Интенсивное искоренение морально-этической компоненты из социального бытия деформирует повседневную жизнь. Демографические исследования показывают, что депопуляция связана с такими возникшими в постсоветский период социально-психологическими феноменами, как социальная депрессия, апатия и агрессия. Резкий поворот к обогащению любой ценой оказался для значительной части населения России тяжелой психологической травмой, источником как личных трагедий, так и различного рода общественных патологий.

Хуже всех пришлось представителям прежнего среднего класса, который к началу реформ был весьма сильным и многочисленным (профессионалы с высшим образованием, руководители среднего звена, служащие, высококвалифицированные рабочие). Их жизненный уровень по сравнению с другими группами населения упал особенно резко.

Уже с конца 1950-х годов в СССР стали зарождаться если не элементы, то определенные предпосылки гражданского общества: появился широкий слой преподавательской, технической и научной интеллигенции, управленческого персонала среднего звена, деятелей культуры. Характерными чертами многих представителей этого слоя были не только общественный статус, высокий уровень образования и денежных доходов, но и самостоятельность мышления, высокая самооценка, умение противостоять политическому манипулированию, чувство собственного достоинства, т.е. все те признаки классового сознания, которые отличают средний класс общества от среднего потребительского слоя. Представители этого класса были особенно заметны в крупных промышленных городах. В стране были созданы такие центры концентрации научно-технической и творческой интеллигенции, как Москва, Ленинград, Новосибирск, Свердловск, Горький, Казань, Томск и др., что выдвигало ее на первые позиции в мировой иерархии.

Однако инновационный кадровый потенциал не был задействован реформаторами в строительстве новой России. Более того, именно представители среднего класса в наибольшей мере испытали экономическую и социальную депривацию. Российские реформаторы постарались как можно быстрее избавиться от этой социальной группы. Большинство ее представителей было выброшено на обочину социальной жизни, очень многие эмигрировали. Таким образом, один из главных факторов успешного перехода к рыночному хозяйству и демократическому государству – творческий ресурс населения – не только не был использован, но и оказался в значительной степени уничтоженным. Резкое ослабление научно-технического и человеческого потенциала – невосполнимая и с экономической, и с социальной точек зрения потеря, которую Россия понесла за эти 20 лет.

Бросается в глаза и такое важное социальное последствие российских реформ, как растущая пропасть между властью и народом. Отчуждение населения от государственных институтов, характерное для тоталитарного режима, не только не исчезло, но в итоге трансформации 1990-х даже усилилось. Фактически государство превратилось в замкнутую самодостаточную корпорацию бюрократов, а значительная часть населения – в первую очередь бюджетники, наемные работники, пенсионеры, дети и инвалиды – в обузу для членов этой корпорации.

Таков перечень основных составляющих социальной цены, которую платит страна за радикальные рыночные реформы. Теперь об их политических итогах.

Как известно, в России, в отличие от других европейских государств, либеральные идеи традиционно не имели широкой социальной базы. Обращение к либеральным ценностям характерно лишь для отдельных периодов российской истории XIX–XX вв. Одной из таких эпох было десятилетие второй половины 80-х и первой половины 90-х годов XX столетия – тогда в российском обществе стремительно возросла популярность идей свободы личности и частной инициативы. К началу 1990-х годов они захватили значительную, если не большую, и самую продуктивную часть населения. Словом, возникла широкая социальная и политическая основа для реализации либеральных и демократических принципов. А государственной власти был предоставлен серьезный шанс для развития демократических процессов, формирования гражданского общества, создания цивилизованной свободной рыночной экономической системы.

Однако российские реформаторы не воспользовались этой уникальной возможностью; фактически они сделали все, чтобы опорочить ценности свободы в глазах населения. С конца 1990-х годов в общественном мнении нарастало негативное и даже враждебное отношение к свободе и к понятию «демократия», которое стало синонимом воровства и коррупции. Либеральная идея оказалась скомпрометированной, а масштаб агрессивного неприятия либеральных и демократических ценностей создал реальные предпосылки для формирования авторитарного режима. Дискредитация демократии, разрушение основ российской государственности и создание предпосылок авторитаризма – главный общественно-политический итог деятельности российских реформаторов в 90-е годы. Сейчас общество пожинает посеянные ими плоды. С грустью приходится констатировать, что нынешняя политическая надстройка логически безупречно венчает созданный в годы реформ экономический базис.