Тщательная работа
Шрифт:
К Лезажу вернулась его самоуверенность. Мгновение он рассматривал свои башмаки, наморщив лоб.
— Что-нибудь особенное?.. — спросил он.
— Ее изнасиловали. Содомия.
— Одетая?
— Джинсовый костюм, желтые туфли без каблука. Насколько мне известно, всю одежду нашли, кроме одной детали.
— Трусики?
Гнев Камиля мгновенно улетучился. Он почувствовал упадок сил. Посмотрел на Лезажа. У того профессорская повадка уступила место манерам онколога. Торговец сделал несколько шагов, заколебался всего на краткое мгновение и достал с этажерки книгу. Со сдержанным высокомерием протянул ее полицейскому. На обложке мужчина в фетровой шляпе рукой опирался о бильярдной стол, а из глубины кафе на него, как казалось, надвигался плохо различимый силуэт другого мужчины. Камиль прочел: William McIllvanney. «Laidlaw». [30]
30
Уильям
— Черт подери! — вырвалось у него. — Вы уверены?
— Разумеется, нет, но детали, о которых вы говорили, есть в книге. Я ее проглядывал совсем недавно и неплохо помню. А теперь, как говорят, не верьте в худшее. [31] Возможно, есть и существенные различия. Возможно, это не…
— Благодарю вас, — сказал Камиль, листая книгу.
Лезаж сделал жест, подчеркивающий, что теперь, когда и эта формальность выполнена, ему не терпится вернуться к своей работе.
31
«Le pire n’est pas toujours s^ur» (фр.) — цитата из Поля Клоделя: второе название его пьесы «Атласный башмачок».
Заплатив, Камиль крепко ухватил книгу, посмотрел на часы и вышел. Такси так и стояло во втором ряду.
В момент, когда он покидал магазин, Камиль представил себе количество мертвецов во всех книгах, собранных на полках и этажерках Лезажа.
Голова закружилась.
2
По дороге в аэропорт Камиль позвонил Луи и поделился своим открытием.
— «Лэйдлоу», говорите?
— Точно так. Читал?
— Нет. Я передам судье?
— Нет. Не стоит ее тревожить пока. Сначала я почитаю и разберусь вместе с нашими английскими коллегами…
— Шотландскими… Если вы там назовете их английскими…
— Спасибо, Луи. С нашими шотландскими коллегами… совпадают ли детали дела с деталями в книге. Это вопрос нескольких часов. Не поздно будет и после моего возвращения…
Молчание Луи выдавало его замешательство.
— Ты не согласен, Луи.
— Да нет, согласен. Я о другом. Он знает все свои книги до мельчайших подробностей, этот ваш букинист?
— Я тоже об этом подумал, Луи. И червячок меня гложет. Но, честно говоря, я не верю в такие совпадения.
— Он был бы не первым убийцей, который сам наводит полицию на след виновного.
— Это классика жанра, знаю. Что ты предлагаешь?
— Познакомиться с ним поближе. Не засвечиваясь, конечно.
— Действуй, Луи. Для очистки совести.
В зале вылета Камиль пролистал роман Макилвенни, постоянно отвлекаясь и не в силах сосредоточиться. Так прошло десять минут, на протяжении которых он нервно постукивал пальцами по глянцевой бумаге.
— Не надо этого делать, — повторял себе он, пока голос стюардессы не объявил, что посадка начнется через десять минут.
Тогда, не в силах больше сдерживаться, он достал кредитную карточку и мобильник.
3
Тимоти Галлахер оказался мужчиной лет пятидесяти, темноволосым и сухощавым, с привлекательной улыбкой. Он ожидал Камиля у выхода, держа на виду картонку с его именем. И не выказал никакого удивления при виде физических особенностей Камиля. Было, кстати, сложно представить себе этого человека выражающим какое-либо удивление или вообще эмоции любого рода, не вписывающиеся в статус представителя мира и закона, коим была проникнута его персона.
Мужчины дважды созванивались. Камиль счел за благо отметить его великолепный французский, сожалея, что комплимент звучит как конъюнктурное заигрывание, хотя был совершенно искренним.
— Вашу гипотезу здесь сочли… весьма неожиданной, — сказал Галлахер, пока такси катило по Бьюкэнан-стрит.
— Мы тоже удивились, когда она возникла.
— Понимаю.
Камиль
представлял себе город одного времени года, холодный и продуваемый ветрами из конца в конец. Редко случается, что какое-то место сразу и безоговорочно признает вашу правоту. Эта страна, казалось, не желала ни с кем ссориться.У Камиля возникло ощущение, что Глазго таит в себе нечто античное, безразличное к миру, — он сам по себе был миром. Город, замкнувшийся в своем страдании. Пока такси везло их из аэропорта на Джозэлин-сквер, где располагался Дворец правосудия, Камиль предался созерцанию этого странного и невероятно экзотичного города в серо-розовых тонах, который, как казалось, ухаживал за своими парками в последней надежде, что однажды их посетит лето.
Камиль по порядку пожал несколько твердых открытых рук. И встреча в верхах началась в назначенный час, без спешки. Галлахер нашел время составить резюме, обобщающее результаты следствия, а услышав спотыкающийся английский коллеги из Франции, взял на себя обязанности синхронного переводчика. Камиль послал ему сдержанную благодарную улыбку, как если бы уже усвоил умеренность в манерах, присущую хозяевам.
— Грейс Хобсон, — начал Галлахер, — было девятнадцать лет. Студентка лицея, жила с родителями в Глазго-Кросс. С одной из своих подруг, Мэри Барнс, провела вечер в «Метрополитене», дискотеке в центре города. Единственным заслуживающим внимания фактом было присутствие бывшего бойфренда Грейс, Вильяма Килмара, из-за чего девушка весь вечер нервничала и раздражалась. Она все время исподтишка следила за ним и немало выпила. К двадцати трем часам молодой человек исчез, и Грейс встала. Ее подруга Мэри Барнс ясно видела, как она направилась к выходу. Поскольку девушка не возвращалась, друзья подумали, что молодые люди решили выяснить отношения, и не стали беспокоиться из-за ее отсутствия. К двадцати трем сорока пяти, когда компания начала расходиться, ее принялись искать. Никто не видел ее после того, как она ушла. Ее тело было обнаружено совершенно раздетым утром десятого июля две тысячи первого года в Келвингроув-парке. Ее содомизировали, потом удушили. Молодой человек заявил, что не видел ее. Он действительно покинул заведение около двадцати трех часов и встретился на улице с другой девушкой, которую проводил домой, после чего вернулся к родителям еще до полуночи. На обратном пути он встретил двух своих одноклассников, живущих в том же квартале; они возвращались с вечеринки. Они несколько минут поболтали. Показания кажутся достоверными, и ничего из сказанного молодыми людьми не входит в противоречие с фактами. Три детали вызвали наше удивление. Прежде всего, отсутствие трусиков девушки. Вся остальная одежда осталась на месте, кроме них. Затем — фальшивый отпечаток пальца, наложенный при помощи чернильной резиновой подушечки на палец ноги девушки. И наконец, фальшивая родинка на ее левом виске. Она выглядела очень естественно, и фальсификация выявилась только несколько часов спустя, когда родители пришли на опознание тела. Анализы выявили, что родинка была наложена после смерти девушки.
Камилю показали фотографии.
Тогда Камиль достал книгу, проданную ему Лезажем.
Даже это открытие, казалось, не вывело его собеседников из равновесия. Камиль вкратце изложил им сюжет, пока курьер ходил в ближайший книжный магазин за четырьмя экземплярами на английском.
В ожидании его возвращения выпили чая, и в 16.00 совещание возобновилось.
Перескакивая с английского издания на французское, они потратили немало времени, сравнивая текст оригинала с различными деталями дела, а главное, с фотографиями.
Ее тело было частично покрыто листвой… <…> Голова образовала странный угол с телом, словно она прислушивалась к чему-то. На левом виске он увидел родинку, про которую она думала, что та ее сильно портит.
В качестве ответного вклада Камиль представил результаты расследований, которые проводились во Франции. Шотландские полицейские изучили все детали дел с не меньшей серьезностью, чем если бы речь шла об их собственном расследовании. У Камиля было такое чувство, что он читает их мысли: «Перед нами факты, факты реальные и упрямые, о которых следует думать только одно: если во всем этом есть особое и непривычное безумие, значит полиция имеет дело с сумасшедшим, которого она обязана остановить».