Туата Дэ
Шрифт:
Видение гигантского храма, превращенного в костницу, мелькает как кадр на быстро проматываемой черно-белой киноплёнке. Развороченные, начинающие гнить тела, сотни трупов и костей, собранных солдатами Народного Фронта. Было необходимо очистить улицы Мехико от мертвой плоти - пока не начались болезни. И так велел сам де Ланда- спеша превратить город в витрину для репортеров. Но додуматься превратить разбитый храм в мертвецкую… Разместить под гигантским куполом, астрономических размеров, разбитым касательным ударом двенадцатидюймовой гранаты, самую настоящую секционную, аккуратно усадив покойников на разбитые скамьи в макабрической
Впрочем, их высокопревосходительство, увидев сие гнилое собрание( Вонь на жаре стояла просто невозможная, будто из вскрытого скотомогильника), изволили много смеяться. Он даже повелел собрать нотные листы(Собрали все, что нашлось в городе. Коженёвский видел на трупной мессе и Вагнера, и Листа… Костяная рука одного из собравшихся здесь скелетов придерживала запачканную, все время переворачиваемую ветром страничку с "Марсельезой" - ну никак не уместную ни в какой церкви) и разложить их на колени трупов… Какая, в самом деле, какая рождественская служба - без возможности петь псалмы и гимны - вслед за священником? Генерал прав….
Самое интересное, что де Ланда очень точно попал своими вопросами.
Гимназиста Коженёвского, даже розгами, не смогли убедить в царствии небесном. Наверное, это самый неудобный инструмент для убеждения…
Даже на военной службе он, манкировал церковными службами -как мог, - получая за это положенные часы под ружьем и доверху набитым кирпичами ранцем. Он даже бравировал этим.
Но сейчас он не хотел, ни в чем не хотел быть - даже на самую малую песчинку,- таким же как де Ланда!
Наконец, он чувствовал, просто чувствовал, что хоть кто-то на всем Юкатане и Перу, должен просить у даже не у Небес, - у всего мира сразу!
– прощения за творимое генералом.
Но, о Боже, он же был слишком стар, слишком стар - чтобы отправляться за тридевять земель. Почему он…
– Напомните мне когда-нибудь, - пожал плечами де Ланда, - Когда-нибудь…рассказать вам, комиссар, что кровь очень нравится юкатанским святым. Стоящие над людьми всегда жадны до крови. И я досыта напоил ей Деву….
“Какую,к чёрту, Деву!?”
– «Когда-нибудь» -это когда, господин главнокомандующий?
– Когда-нибудь - на всех языках мира, значит одно и тоже. “Когда-нибудь”. Когда у меня будет время и доброе расположение духа. А сейчас -извините, господин военный советник, - генерал распрямляется и поворачивается к нему спиной, - Мне надо продолжать...
– Как так не можете?!
Рычит Капелька и встает с места. Стол прогибается под его тяжестью.
– Вы нам ОБЯЗАНЫ продать ИХ!
Полковник спокойно срезает кончик у своей сигары и закуривает. Видно,что Капелька его ничуть пугает.
– Ничего я вам не обязан,- отвечает Айк, привстав и обдав нависшего над ним Капельку облаком вонючего, холодного
фиолетового дыма, - Сейчас вы покинете этот кабинет...– А что если нет, мистер Бронзяшка?!
– снова перебивает его Гришем, бесцеремонно хватаясь за чернильницу в форме лотоса.
Он делает это так, будто хочет раскроить американцу череп тусклым металлом цветка.
– А если нет, - отвечает ему таким же яростным взглядом полковник, - Я нажму на эту кнопку.
Он показывает на электрический звонок.
– И вы всё равно уйдете. Но в сопровождении Эм-Пи. И я вас больше никогда не увижу. А через неделю ЕЁ И ТОЛЬКО ЕЁ - всё равно разрежут на металл на «Бремер-Вулканн». Останется только запись в архиве. Моя совесть будет чиста. И вы ЕЁ не получите. Ни ЕЁ, ни тягачей.
– Ну хорошо!
– разгибается мой адъютант, - Мы уйдём. И найдем кому рассказать о ваших грязных делишках. Мы пришли к вам не с улицы. И в Лозанго...
Переговоры явно зашли в тупик. И Капелька разошелся настолько,что помянул Лозанго - что было строжайше запрещено.
Никто не должен знать о подробностях контракта - за пределами Агентства.
– И я вообще не знаю о чём вы тут говорите, - помолчав, сказал полковник, - О каких таких делишках. И где это - Лозанго... Возможно, во Франции. Думаю, нам не о чем больше говорить. Тем более, что вы играете не по правилам.
Он поднялся, даже не подумав подать нам руки:
– Прощайте, господа.
Явно пришло время вступить мне
– Господин полковник, где, вы сказали, их разрежут?
Это называется - «растащить ситуацию». Убрать фокус внимания. Он взглянул на меня, отвлёкшись от одной из своих бронзовых безделушек -явно раньше принадлежавших одному из нацистских генералов:
– «Бремер -Вулканн». А вам-то что, Тампест?
– Ничего, - я пожал плечами, проглотив даже его фамильярность. Хотя, будь мы в Такоради,а не в Берлине - давно бы уже окрасил ему зубы в малиновый, дав ему попробовать на вкус собственную кровь, - Бремен? Я-то думал, что повезёте за океан.
– Нету смысла, - в тон мне ответил Айк, - Тащить несколько десятков тонн железа - только ради ради того, чтобы газовый резак его развалил на части для переплавки? Простаивающие без работы мощности судозавода и голодные немецкие рабочие будут рады - и обойдётся это много дешевле....
– Сколько они вам заплатили?
– неожиданно ударил я. Лицо Айка осталось, внешне, спокойным. Но едва заметное движение зрачков выдало его. Конечно же, ему что-то перепало от подрядов на утилизацию, доставшихся именно «Бремер- Вулканн»! Кто бы сомневался, - Ведь сколько-то...
– Я сделал знак рукой, будто бы в ней шелестят банкноты, - И ведь не оккупационными марками,верно?
Через пару мгновений, полковник Айк уже владел собой.
– Что вы хотите, чтобы я сказал вам, Тампест? Наш разговор закончен. А уж свидетельствовать против себя не заставляют даже пойманных на месте преступления убийц. А вы меня ещё не поймали. Да и ловить меня не на чем, - быстро поправился он