Туман

Издевательский смешок Кхана не позволяет закончить.

– Нас воспитывали так, Сани, и Энтони получит тоже воспитание.

– Ваш папенька, видимо, тоже любил поиграть в садиста.

– Наш папенька старался заработать много денег, чтобы нашей маменьке было, на что кутить на побережье.

Я не сомневалась в том, что у Кхана получится отобрать у меня сына. Он, щедрый и беззаботный, был гораздо интересней для Энтони, чем мать измученная переживаниями. Всего сутки в руках Кхана и словно не было свободной меня, не было Вила и Сюзи, только он один и сплошная стена страха перед его наказанием. Куда не глянь, не обернись и только он вокруг, неотвратимый, беспощадный, ненавистный.

– Я приказал сделать подвал более комфортным для пребывания, установил сантехнику и заменил двери, скрип не будет тебя нервировать.

– Оказывается, я боялась скрипа...

– Ну, не меня же.

– Я ненавижу тебя.

– Потом голос сорвешь, признаваясь в любви, я подожду, Сани.

– Зачем это тебе?

И его тихий до жути голос:

– Люблю разнообразие в сексе, жесть она тоже, знаешь ли, заводит, иногда покруче бездарной стриптизерки в дешевом белье на сцене дешевого бара.

– Ты видел...

– Немного, - он пребольно тянет за прядь волос, заставляя запрокинуть голову и, злобно выплевывает мне в лицо.
– Очень не понравилось видеть, как ты раздеваешься для других, особенно, если вспомнить о твоей измене...

– Напомнить о твоей?

– Напомни, - на его губах змеится усмешка.
– Когда я тебя в животное превращу.

– Ты требовал от меня улыбаться и поддерживать беседу, не впадать в ступор при твоем появление, я научилась... тебе снова не нравится.

– Я внезапно осознал, что забитое животное меня устраивало больше, чем неверная и весьма болтливая супруга.

– Возможно, ты не умеешь общаться с людьми?

– Считаешь себя единственным человеком в моем окружении?

Кхан, не смотря на все свои угроза, не причиняет боли, не приказывает заткнуться, даже спрашивает, ему интересен мой ответ.

– Тебя окружают слуги и подчиненные, они все зависят от тебя и слова против твоей воли не скажут...

– И только ты нашла в себе силы противостоять власти тирана?

– Ты, все равно, отправишь меня вниз, мне нечего терять.

Наверное, Кхан рассчитывал на то, что Энтони отступится от меня гораздо быстрее, но даже его хваленые няни с соответствующим образованием и кучей рекомендательных писем, советовали не торопить события, не отрывать сына от матери, дать ослабнуть взаимной привязанности, заменить ее на кого - то другого. И Кхан заменил, он проводил все больше времени с сыном и все реже меня приглашали в детскую составить им компанию для игр. Я пыталась поговорить, убедить и достучаться, но он лишь цинично насмехался над моими жалкими дипломатическими попытками. И этим подтолкнул на грань, терять мне было нечего, он отобрал у меня сына и пообещал запереть в подвале, а оттуда человеком выйти практически невозможно. Узнаю ли я собственное дитя или буду забита до такой степени, что даже не посмею взглянуть в его сторону, позабуду его имя, не вспомню своего? Он меня почти уничтожил только за то, что не ответила взаимностью, не поняла его намерений, не превратилась в его тень. Что же он сделает со мной за украденного сына и связь с другим мужчиной? Сколько я еще пробуду в статусе человека, прежде чем меня отволокут в подвал и превратят в дрожащее нечто? Я не боялась, точно нет, но до слез и истеричных всхлипов было жаль сына, оказавшегося в полной власти свихнувшегося на вседозволенности папы. Даже того, что я видела, хватало с лихвой, чтобы испугаться. Он позволял Энтони все, каприз мальчика равнялся приказу, его желания были единственно важными. Сколько времени понадобиться, чтобы превратить дитя в монстра? И Кхан его делал из собственного сына, свое полное подобие, свое продолжение, отталкивающее, жуткое, совершенно чужое.

В тот, столь отчетливо запомнившийся мне день, Кхан милостиво высказал мне дозволение посетить детскую Энтони, но ничего более обычного присутствия, никаких объятий, улыбок, нежностей... никаких чувств. И я, вынужденно забившись в самый угол дивана, пытаясь насколько это, возможно, находиться дальше от Аканти, наблюдала за играми сына, кусая губы и сдерживая строгий окрик, глядя на то, как красивый маленький мальчик в гневе швыряет игрушки в слуг, топает ножкой и уже приказывает, вызывая на губах Кхана улыбку умиления своим дерзким поведением. Ему все это очень нравилось и нравилось видеть отчаяние, ясно написанное на лице, заломленные руки, слышать прерывистое дыхание.

– Таким он больше напоминает моего сына.

– Зачем ты это делаешь с ним?

– Поставим вопрос иначе, милая, что ты сможешь ему дать, чему научить, какие навыки привить?

Я потерянно смотрю на свои сжавшиеся в кулачки руки и молчу. Что я могу ответить зарвавшемуся подонку с манией величия?

– Ты можешь научить его ненавидеть меня или помочь ему стать полным ничтожеством. Сани, я хотел от тебя детей, но не видел тебя их наставником. Смазливой внешности и высококлассного умения униженно ползать передо мной на коленях достаточно, чтобы я на тебе женился, но этого слишком мало, чтобы воспитывать моего сына.

– Я поступила в колледж...

– И вертела задницей на сцене, как заправская шлюха.

– Ты так часто называешь меня этим словом...

– Это твоя истинная сущность, Сани.

– Кто же тогда ты, Кхан, - я вскидываю голову, обжигая мужчину диким взглядом.
– Ты женился на шлюхе, потому что не достоин лучшего?

– У каждого есть слабости, - он насмешничает, подходит ближе, неожиданно протягивает ко мне руку и его большой палец скользит по моей щеке, раздвигает губы, толкается внутрь, пытаясь проникнуть сквозь преграду зубов.
– Тебе хватило времени прийти в себя?

– Что?

Я не понимаю вопроса, и он опускается на диван рядом со мной, заставляя буквально вжаться в жесткий валик спинки.

– Я хочу тебя и, думаю, ждал достаточно, чтобы ты успела привыкнуть к мысли, лечь под меня.

– К ужасу твоей постели невозможно привыкнуть.

Он уже все решил, меня будут насиловать, возможно, в спальне, возможно, отправят в подвал, Энтони уже, как неделю перестал обращать на меня внимание. Вокруг было слишком много интересного, чтобы отвлекаться на постоянно испуганную и заплаканную маму, неподвижно застывающую в самом углу комнаты. Я судорожно сглатываю и перевожу взгляд на сына, пытаясь запомнить, во что он одет, в какие игрушки играет, о чем говорит с гувернанткой. Кем я вернусь сюда и вернусь ли? Я знала, что меня ждет, но страх от этого не становился меньше, не отступал, наоборот почти захлестывал удушающей ужасом паникой. Кхан был чудовищно изобретателен во всех видах наказания. Кажется, я произнесла это вслух, потому что Кхан криво усмехнулся и медленно, с расстановкой, произнес:

– Не такой уж я и зверь, Сани, каким ты меня представляешь. Неужели, так трудно поверить в то, что я просто хочу тебя в своей постели и ничего более? Обычный секс без претензий на что - то большее.

– Когда тебя устраивало что - то обычное?

Его пальцы замирают на мгновение под подолом моего платья и тут же впиваются в кожу, намеренно причиняя боль.

– Нахожу все больше положительных сторон в твоем прежнем состоянии.

– Животинка не подает голос без команды, это твой идеал отношений?

– Своеобразная прелесть, Сани, рассчитано исключительно на любителя. А ты бы хотела выйти из тени, блистать на званых вечерах, поражать окружающих нарядами и количеством драгоценностей?

– Мое счастье выглядит иначе.

– Извини, - он ловко отодвигает кружево белья в сторону и проталкивает в меня сразу два пальца.
– Я забыл о твоем видении семейного уюта, успешный супруг из высшего общества не вписывается в эту картину.

Я невольно откланяюсь на спинку дивана, тем самым облегчая действия его пальцев, которые тут же начинают двигаться, пока причиняя неудобство и только обещая продолжение кошмаров из моих снов.