Туман
Шрифт:
– Привет, нас снова задержали.
Я расстегнула пиджак и враз застыла, словно налетев на невидимую стену.
– Привет, мы не в обиде.
Кхан с неестественно прямой спиной восседал на стуле возле окна, закинув ногу на ногу и сцепив перед собой руки в замок. Ошеломительно - прекрасный, в безупречно - элегантном костюме и в тон подобранном галстуке. Волосы на пробор вдоль правильного овала лица, пронзительный взгляд из под прямых бровей.
– Ты стала еще красивей, Сани, разлука явно пошла тебе на пользу.
– Присаживайся, пожалуйста.
Учтивый жест в сторону и чьи - то руки опускаются мне на плечи, толкая на стул возле стены, прямо напротив связанного Вила.
– Вынужден был его успокаивать подручными методами, твой друг не хотел униматься, пришлось охране привести его в бессознательное состояние, - небрежный жест рукой на обстановку комнаты и скупое дополнение сквозь зубы.
– У вас здесь мило... приятно, осознавать, что ты променяла меня на так себе дом и посредственного мужчину... не в первый раз, Сани, только с предыдущими ты переспать не успела.
Кхан деланно улыбается, пытаясь казаться дружелюбным и милым, но нервно бьющаяся жилка и судорожное движение шеей, выдают его гнев, едва сдерживаемую ярость. Я бы испугалась... недавно... но я стала другой. Он не имеет на меня прав, он не может мне приказывать, у него нет надо мною власти.
– Вначале одноклассник, сплошной примитив и серость, следом разорившийся художник, потом вот эта глыба мышц, необразованная, нищая, некрасивая, - он смотрит на меня и в глазах отражается то, что он пытается не показать, злость.
– Ты совсем не разбираешься в мужчинах или это я чем - то не угодил бедной сиротке?
– Может быть, тем не угодил, что был и остаешься гребанным извращенцем, у которого встает исключительно на тех, кто может тебе отказать?
Я допускаю, что он сорвется со стула и даст волю испытываемой злобе, но я больше не желаю подчиняться, я устала бояться, хватит с него моего страха и трепета перед ним, несокрушимым и всемогущим.
– Ты научилась разговаривать не только о погоде?
Кхан все еще пытается казаться милым и даже немного ироничным, пытается поддержать беседу.
– Меня не били, не унижали и не принуждали ложиться в постель с монстром.
– По мне, так его внешность показательная для чудовища.
– Он самый добрый человек из встреченных мною...
Кхан нетерпеливо перебивает, почти выплевывая сквозь сжатые зубы:
– Мне ты отвела роль злодея в дешевой мелодраме с беглой супругой и ее любовником?
– Ты называл меня шлюхой.
– Это был комплимент, разве Вил не благодарен за твое обучение?
– Его пугал мой профессионализм.
– Не обманывай себя, Сани, в постели ты совершенна, кто откажется от такой женщины?
– Мужчина... обычный мужчина, без сдвигов и претензий на полное подчинение,
которому не нужно ломать, чтобы самому подняться.– Я правильно понимаю, - Кхан чуть откидывается на спинку стула, и улыбается мне, тепло и искренне.
– Ты не вернешься по доброй воле?
У него нет надо мною власти, я повторяю это про себя и тоже улыбаюсь, только получается не так естественно и лучезарно, как у него.
– Ты мне не нужен.
– И ты мне это прекрасно показывала, я был нужен кому угодно, кроме тебя. Ты сбежала и в этот раз спряталась даже удачней, чем в прошлый твой побег. Пока тебя искали среди нищего сброда, в благотворительных заведениях и в свободных поселениях, тебе хватило ума не уехать, спрятаться в городских трущобах и даже выйти замуж. И вот я, богатый, успешный... самый желанный жених Нассена, но только не для тебя, соответственно, сбиваюсь с ног и трачу кучу денег на твои поиски...
– Для меня ты был самым лучшим насильником Нассена, прочие доблести несколько меркли по сравнению с этой, твой главной и незабываемой гранью...
– По закону жанра ты должна была влюбиться в меня, но ты не следовала законам, почему же я должен был соблюдать правила общепринятой игры?
– Сломать меня было для тебя забавой?
– Я всего лишь учил тебя почтению, привязывал к себе и не ломал, я не ломаю, - Кхан театрально спотыкается на середине фразы и тут же заканчивает предложение.
– Принадлежащие мне вещи.
Насмешливый взгляд из под ресниц, змеиная усмешка на губах, длинные пальцы лениво поигрывают вынутой из портсигара сигаретой.
– Ну, же, - выгнутая иронично бровь.
– Ты не будешь возмущаться, Сани?
– Я тебя ненавижу...
– За то я люблю, этого хватит на двоих, друга придется оставить.
– Я останусь с ним.
– Что может вас связывать, кроме твоей необходимости спрятаться от меня, но больше в этом нет смысла...
– Он дарит мне подарки и устраивает семейные праздники, Вил не задвигает меня в угол, пока веселятся другие.
Кхан прикуривает, затягивается и выдыхает ароматный дым в потолок, потом небрежно кивает в сторону связанного и беззащитного Вила.
– Я не могу позволить быть тебе такой преступно счастливой со своим любовником.
– Он мой муж.
– Я твой законный супруг и единственным им и останусь, если уж не довелось остаться твоим единственным мужчиной.
– Мне плевать, я подам на развод и обращусь в прессу, хочешь пять минут такой славы, дорогой супруг?
– На что ты надеешься, Сани?
Его охрана тенью у стены, равнодушные, подчеркнуто - отстраненные, послушные исключительно воле хозяина.
– На что надеешься ты? В Нассене запрещено владеть людьми, у нас демократия и полная свобода.
Кхан сдержанно кивает, словно бы соглашаясь с моими словами, и произносит: