Туманный колокол
Шрифт:
– Готов, - уверенно ответил я.
– Тогда можешь заглянуть за дверь. Там тебя ждет последнее испытание. Сумеешь
его пройти - окажешься в своем мире. Нет - останешься здесь навсегда. Не торопись,
взвесь свои силы.
Я подошел к двери, приказал себе успокоиться и толкнул поддавшуюся створку.
Место за дверью я узнал сразу. Его не скрывал черный туман, как во всех остальных
случаях. Это был кабинет дознания. Или, лучше сказать, пыточная?
Страх всколыхнулся волной
суда, бесконечные допросы, ужас и боль. Я отшатнулся и захлопнул дверь.
– Нет, - затряс головой.
– Нет, нет.
– Передумал уходить?
– с усмешкой спросила Пустота.
– Так я и думала. Бедный
глупенький Анри. Я столько раз повторяла: выход там, где вход. Ты должен еще раз
пройти через все, что привело тебя ко мне, и тогда сможешь выбраться. Впрочем, я никуда
не спешу. Подумай, стоит ли оно того.
Меня трясло, как в лихорадке. Я сел на каменный пол и обхватил голову руками.
Вокруг слышался только шорох платья Пустоты. Она то появлялась, то исчезала. Я же пару
раз сумел заставить себя подняться на ноги и подойти к двери. Опускал ладонь на
дверную ручку и ощущал такой всепоглощающий ужас, что забывал дышать.
– Ты трус, Анри Вейран, - весело приговаривала Пустота.
– Жалкий трус, у которого
не хватает духу взглянуть судьбе в глаза. Как ты вообще добрался до меня живым?
Отвечай!
А я снова отступал от двери. К горлу подкатывала тошнота оттого, что Пустота права
– я трус! Мне страшно. Страшно, демоны всех побери. Ничего не помогало. Ни мысли о
доме, ни ненависть, которая давно захватила все мое существо, ни любовь. Был только
страх.
Не знаю, в какую минуту все изменилось, но Пустота вдруг явилась подозрительно
тихой и задумчивой. Не насмехалась надо мной, не подталкивала к двери, а села рядом на
камни.
– Есть разговор, Анри Вейран, - произнесла серо и безжизненно, без тени издевки.
–
Срок твоего заключения подходит к концу. Либо ты уходишь, либо остаешься навечно.
Подожди!
Я собирался было перебить её, но замолчал.
– Прежде, чем ты решишь, открыть ли эту дверь в последний раз, я покажу тебе кое-
что. Доверься мне.
Довериться? Пустоте? Только кто меня спрашивал! Холодная ладонь опустилась на
глаза. Поначалу я ничего не видел, затем обстановка начала проясняться. Это была...
скорее всего, палата, потому что вокруг царил белый цвет. Много, много белого. У окна
стояла кровать, на
которой метался в бреду какой-то юноша. Я сначала его не узнал. Итолько несколько биений сердца спустя понял - это Филипп.
– Анри!
– звал он.
– Пожалуйста, вернись! Ты нужен мне! Анри!
Что с ним? Я сделал было шаг, но Пустота убрала руку, и видение исчезло.
– Что происходит?
– вцепился я в её балахон.
– Отвечай!
– Ты видел сам. Твой брат зовет тебя. Или хотя бы меня, если ты не откликнешься на
зов. Так как, Анри? Оставишь его одного? Или рискнешь? Только предупреждаю - я все
равно возьму свою плату, вне зависимости от того, победишь ты или проиграешь.
Филипп... Что же могло произойти? Почему ему так плохо? Я нужен ему! Надо идти. Я
поднялся на ноги и снова подошел к двери. Страх только усилился. Меня лихорадило не
хуже брата, а перед глазами плясали радужные круги.
– Твое решение?
– спросила Пустота.
– Помни, что ты сейчас откроешь эту дверь в
последний раз.
– Я иду, - ответил ей и шагнул в кабинет дознавателя.
***
Филипп
Как я и думал, Синтер тянул время. День шел за днем, а поединок откладывался.
Сначала запрещала целительница, затем какие-то неотложные дела возникли у самого
куратора, затем директор приказал на две недели отправить всех на практические
тренировки - и никаких боев не проводить. А вокруг меня образовался привычный вакуум.
Друзья боялись подходить, и я понимал их, потому что из зеркала на меня смотрел бледный
до синевы парень с безумными глазами. Вряд ли с ним хотелось кому-то связываться. Я бы
и сам не стал. Выбора не было только у Роберта - мы по-прежнему жили в одной комнате.
Впрочем, я подозревал, что если бы и был, Роб бы не отвязался. Это своему бывшему врагу
я был обязан тем, что утром поднимался с кровати, затем отправлялся на пары, завтракал,
обедал и ужинал, и даже вовремя ложился спать, потому что ровно в одиннадцать Роб с
боем выключал мой светильник, отбирал любую книгу, за которую я брался, и рявкал:
– Спать!
Можно подумать, я спал. Скорее, это было некое марево, в которое уплывал время от
времени. Снов больше не было. Ничего не было! Только тупая боль в груди, которая не
становилась тише, и безразличие ко всему на свете. Но каждое утро пытка начиналась
снова, и оказалось, что Роберт Гейлен - это нечто неотвратимое, как и смерть.
Я ждал. Потом устал ждать, потому что Роб, как мог, пытался отговорить меня от
<