Тварь

Вот и сейчас, вместо приветствия, вместо обычных для такого случая дежурных фраз, которые можно адресовать двум измученным, чудом прорвавшимся сквозь Болото людям, Доктор спросил сухим, надтреснутым, даже резким голосом:

– Что с ним случилось?

Глава пятнадцатая. Нелюдь

Он не знал, куда идет, зачем. Ноги сами тянули его в черную пустоту. И нельзя сказать, что это вызывало внутренний протест или тревогу. Вовсе нет – он все больше сживался с этой мощью, наполнявшей все его существо, более того – начинал самого себя ассоциировать с той силой, что так пугала его поначалу. Теперь они были едины – человек по имени Бука и густой концентрат темной энергии, пронизывающей просторы Зоны. И теперь казалось, что эти силы все больше подчиняются его воле – в противоположность тому, как представлялось это в самом начале перемен, начавшихся в его внутреннем мире. С некоторым удивлением он вдруг понял, что перестал противопоставлять себя Зоне, словно утихла в нем эта бескомпромиссная ненависть. Пропало острое желание бежать, навсегда распрощавшись с этими местами.

Это было даже приятно: мысли прояснились, стали определеннее, четче. Ушли куда-то бесконечные, тягучие рефлексии, стало спокойно и легко – словно он сам стал этой силой в чистом виде. И чем дольше он свыкался с этим новым мироощущением, чем яснее становились его новые желания.

Забавно: он и сейчас хотел туда – за Периметр. Но теперь его влекло туда не трусливое желание навсегда забыть про Зону, раствориться в толпе людей, нет. Он знал, что Зона отправиться вслед за ним – медленно, но неуклонно подтягиваясь по невидимым энергетическим линиям, осваиваясь на свежих территориях, высасывая жизненную силу из девственных земель, насыщая ее собственной, чуждой этому миру энергией. Теперь он сам желал привести Зону туда, в Большой мир. Потому что только сейчас начал понимать: Зона – вовсе не то бесконечное зло, как это рисует себе испуганное человечество. Нет, это просто другой мир, пустивший свои ростки на перекошенном от страха лике Земли – совершенно иной мир, со своими законами, собственной, ни на что не похожей энергетикой, своими жизненными целями. Да, понять этот мир непросто. Но ничего: если люди боятся приять его неизбежный приход – он сам придет к ним в дом. В этом и есть его новая цель. Более того – его страстное желание, все сильнее захватывающее разум и чувства.

Бука шел по просторам Зоны – прямо, открыто. Потому что знал: теперь ему не страшны ни аномалии, ни мутанты. Единственное, кого стоит бояться – люди. О, да – люди все еще остаются врагами Зоны. Но это не навсегда. Людям стоит немного измениться – и они станут столь же гармоничной частью Зоны, как все прочие живые существа, заботливо измененные, подстать новой среде. Зона умеет обращаться с земной жизнью, и люди не являются для нее серьезной проблемой – сколько из них уже обрели покой и гармонию, став зомби или снорками, пройдя сложную цепь генетических превращений и обратившись тем, кого они сами презрительно именуют кровососами или бюрерами. Наступит время – и люди перестанут стрелять в этих существ – потому что сами обернутся ими, все до единого. Люди всегда страшатся нового, непривычного, выходящего за общепринятые представления. Но и это – дело времени.

Пора перестать видеть в Зоне пугало для непослушных детей, она не стремится убивать без разбору. Она щедро раздает подарки – тем, кто почитает ее законы и правила. Сталкеры и понятия не имеют, что давно уже служат интересам Зоны и тех разумных сил, что стоят за нею: распространяя по миру то, что считается ценными для науки находками, они старательно готовят почву для нового вторжения, неуклонно приближающегося «дня «Д». И он, Бука – один из первых, кому предстоит перешагнуть условную границу, именуемую Периметром…

Окончательное осознание своего нового качества пришло внезапно. Он стал другим – будто новое существо вылезло вдруг из кокона. Конечно, внешне он так и остался тем же парнем, известным под именем Бука. Только, вот, мысли его, ощущения, цели перестали быть человеческими.

Он остановился – резко, будто кто-то нажал кнопку с надписью «стоп».

– Я нелюдь… – с удивлением произнес Бука. Поднял к глазам ладони – обычные, человеческие. Только теперь он видел, как в глубине, под кожей струятся недоступные простому взгляду разряды. – Монстр…

Он стоял посреди небольшой поляны, с трех сторон окруженный чахлым кустарником. Вдалеке, в свете зарождающегося утра, уже виднелась окраина Свалки. Неподалеку явственно ощущалось крупное радиоактивное пятно, чуть в стороне притаилась жарка. Бука поднял взгляд от ладоней, посмотрел в сторону аномалии. Нужно было проверить…

Медленно двинулся вперед – прямо в сторону очага радиации. Ступил на зараженную землю, замедлил шаг, прислушиваясь к ощущениям. Сейчас он совсем по-иному ощущал излучение – вовсе не как неприятное пощипывание кожи и потемнение в глазах при критической дозе. Напротив – ощутил вдруг необычайный прилив сил, приятную бодрость, как после чашки крепкого кофе, если, конечно, применять человеческие аналогии. Снова посмотрел на ладони – разряды под кожей заструились активнее.

Тихо рассмеялся – радиация пьянила, не хуже, чем спиртное, только при этом не притуплялось сознание, не замедлялись реакции. Ионизирующее излучение попросту питало его новую внутреннюю силу.

– Нормально… – продолжая улыбаться, сказал он сам себе. Поднял взгляд в сторону пятна темной, выжженной почвы – явного признака затаившейся до времени жарки. – А ну-ка…

Никогда раньше ему и в голову не пришло бы совершить подобное. Да, он с детства умел находить аномалии, чувствовал их особым, почти животным чутьем. Но они были для него так же опасны, как и для любого, созданного из плоти и крови. Теперь же его толкали вперед новые ощущения – власти над стихиями Зоны, абсолютной свободы и безнаказанности. Пожалуй, сказывалось и это необычное, почти наркотическое опьянение от запредельной дозы радиации.

Он медленно поднял руку – и коснулся едва заметной стены дрожащего воздуха. Всей кожей ощутил мгновенный рост температуры. Миг – и все вокруг уже полыхало оранжевым, с синеватыми прожилками пламенем, тем самым которого так боятся сталкеры, оказавшиеся вблизи подобной аномалии. Но, странное дело – с ним не происходило ничего, что могло бы всерьез навредить ему – лишь пробежали по коже синие искры разрядов, активнее забились в глубине тела тончайшие нити-молнии. Бука рассмеялся счастливым детским смехом – и неторопливо прошел сквозь разбушевавшуюся жарку. Она не могла причинить ему вреда, как нож не может причинить вреда ножнам.

Отныне Зона перестала быть ему врагом. Теперь здесь у него был лишь один враг.

Люди.

Бука посмотрел в сторону Свалки, задумался. Зачем он шел туда? Ах, да – он бежал. Бежал от какой-то опасности, суть которой совершенно выветрилась из головы вместе с последними остатками страха. Снова напряг память – его собственное человеческое прошлое возвращалось неохотно, с натугой, словно его приходилось втаскивать из-под бетонной плиты. И все же, он вспомнил.

Там, позади, оставались друзья. Что это такое – друзья? Просто люди. Чуждые ему существа – пока Зона не привела их геном и физиологию в соответствии со средой. Бука прекрасно понимал это – но что-то по-прежнему не давало покоя.

Ника. Она ведь тоже там. Ника… Что это? Просто сочетание букв. Отчего же тогда смешались и поплыли в голове мысли?

Бука сделал шаг назад. Вздрогнул. А вот это было болезненно – словно успокоившаяся, было, внутренняя сила ожила вновь, ревниво сжав что-то в глубине грудной клетки. Беззаботная улыбка сползла с лица, уступив место гримасе боли. Он сделал усилие – и боль прошла. Он развернулся и, не раздумывая, отправился назад – неторопливо, уверенно. Это очень здорово – ничего не бояться.

Он нашел их довольно быстро. Оказывается, Монах с Никой шли прямо за ним, лишь немного отклонившись к востоку. Сейчас они сидели на камнях, устало переводя дух, но схватились за оружие, едва заметив тихо подошедшую фигуру. Настороженность на их лицах стремительно сменилась радостью – сдержанной у Монаха и слегка диковатой – у девчонки. Ника бросилась ему на шею, Бука машинально обнял ее.

И понял, что внутри него – пустота. Он просто не понимал этих чувств, этих объятий и слез, и даже приветливая улыбка на его лице была лишь проявлением въевшегося рефлекса. Эти люди были для него почти чужими. Не настолько чужими, чтобы автоматически превратиться во врагов. Но достаточно чуждыми, чтобы равнодушно воспринимать их присутствие.