Твари
Шрифт:
— Но как они могли узнать, что мы придем сюда?
— Да я болтал языком — спалить осиное гнездо и все такое! Борис слушал и мотал на ус.
— И что теперь делать?
— Не знаю. Для начала уберемся отсюда. Ракеты с лазерным наведением могут быть не только у пацанов.
БМП резво карабкается на пологий берег, гусеницы перемалывают песок в муку и выбрасывают широкой струей, будто заметают следы. Машина переваливает через гребень, останавливается. Рев мотора стихает, лязгает железо, крышка люка сдвигается. Алексей встает в полный рост на броне, в руках бинокль.
— Обязательно торчать на виду у всех? — глухо бубнит из-под брони
— У всех — у кого? Пусто кругом! — грустно отвечает Алексей.
Линия шоссе бежит вдаль, деревья стоят, не шелохнувшись, голые ветки понуро опущены. Мачты канатной дороги расставили железные ноги, на костлявых плечах прогибаются канаты толщиной с руку, болтаются пустые кабины. Окраина родного города непривычно пуста. Взорванные дома превратились в груды кирпичей и головешек, еще дымятся рыжие пятна развалин, остовы сгоревших машин чадят резиной. Город мертв. Алексей опускается в кресло водителя, руки касаются штурвала:
— Едем, опасаться некого.
— А вдруг зомби с бомбой?
— Тут воинской части отродясь не было. Какие бомбы!
Машина мчится по асфальту, набирая скорость. Окраина приближается. На перекрестке лежат трупы мужчин, женщин и детей, части тел разбросаны по обочине, разжиревшие вороны важно прохаживаются, клювы блестят, крылья полуопущены. Заметив приближающуюся машину, птицы разбредаются с недовольными криками, но не улетают, а располагаются на обочине в ряд. Алексей сбрасывает скорость, взгляд бежит по дороге, на мгновение останавливаясь, словно хочет разглядеть знакомые лица. Их нет, вороны и бездомные собаки обгрызли до неузнаваемости.
— Ты чего? — спрашивает Ксения.
— Не вижу объезда. Люди везде лежат. По развалинам нельзя, траки порву.
— Им все равно, Леша, — тихо произносит Ксения. — Езжай прямо.
БМП медленно трогается с места, гусеницы равнодушно грызут асфальт, мелкие камни и мусор дробятся в пыль под напором железа. Трупы приближаются, пропадают из поля зрения, машину слегка приподнимает и опускает, будто под гусеницами небольшие кочки. Их все больше, машина переваливается с боку на бок, клюет носом и качается, как на волнах. Алексей резким движением закрывает люк, щелкает тумблер включения вентиляции. Насос гонит очищенный фильтрами воздух, запах мертвечины пропадает. Дорога буквально завалена трупами, мертвые тела лежат на пешеходных дорожках, на газонах, некоторые сидят на лавочках, опустив головы и разбросав руки. Шныряют мелкие хищники, лисы и волки гуляют по улицам, не обращая внимания друг на друга. Бродят стаи одичавших собак. Среди развалин появилась и исчезла туша бурого медведя. Вороны сидят на покосившихся заборах или топчутся по земле — взлететь на дерево слишком тяжело, да и нет нужды. Звери с любопытством глядят на грохочущую железом машину и отворачиваются, чуя запах отработанной солярки.
На рыночной площади Алексей сворачивает направо, едет прямо по дороге, за железнодорожным переездом поворачивает еще раз и БМП идет огородами, объезжая развалины частных домов. Когда до кладбища оставалось около сотни шагов, Алексей остановил машину. Створка люка бесшумно сдвигается, наружный воздух, густо замешанный на дыму и мертвечине, врывается в легкие. Алексей садится на броню, взгляд бежит по округе, не останавливаясь.
— Где-то здесь был дом. Хрущеба в четыре этажа. И ничего не осталось! — произносит он вполголоса.
Впереди раскинулся пустырь, засыпанный битым кирпичом, кусками асфальта и мусором. Ветер треплет клочья бумаги, целлофановые пакеты и тряпки. Сразу за пустырем возвышается могучим частоколом березовая роща. Между стволами выглядывают покосившиеся кресты и надгробные памятники, выделяются яркими
пятнами остатки венков и букеты пластмассовых цветов.— Жил возле кладбища? — шепотом спросила Ксения.
— Я место жительства не выбирал. Так получилось, — грустно улыбнулся в ответ Алексей.
— Я не люблю кладбища!
— А кто любит? — удивился Алексей. — Только мне кажется, что сегодня мертвецов здесь меньше всего.
БМП едет прямо вдоль деревьев. Когда между стволов показалась курчавая голова цыганского барона, Алексей останавливается, разворачивает машину и сдает назад. Корма поднимается, гусеницы вгрызаются железными клыками в остатки кирпичной кладки. БМП карабкается задом наперед на холм, образовавшийся на месте гаражного кооператива. Оказавшись в верхней точке, машина останавливается, Алексей перебирается на место стрелка.
— Леш, ты что? Да тут нет никого, посмотри сам! — говорит Ксения.
— Так и делаю, — кивнул Алексей, всматриваясь через прицел.
— Придумал тоже — портал, переход в другой мир… лучше бы уцелевший дом поискали! — бубнит Ксения, сидя в командирском кресле. — Лето пролетит быстро, наступит зима и что? В этой железяке жить? Одеждой надо запастись, консервами…
— А так же солью, спичками, сахаром и мукой! Я знаю. Подожди пару минут, скоро все выяснится, — отвечает Алексей, не отрываясь от прицела.
Заброшенное кладбище стынет в вечерних сумерках, холодный ветер дергает за полуголые ветки, лениво переворачивает прошлогодние листья. Никого не видно, но тревожное чувство не оставляет Алексея. Что-то не то, но что именно, он не может понять. Вроде все на месте… ну, свежие следы от колес на обочине. И что? Мимо проследовал патруль «зеленых» на днях, на сырой земле остались вмятины. Надгробья на месте, деревья тоже — бред какой-то! А куда им деваться-то?
— Кажется, у меня паранойя, — тихо шепчет Алексей. — Проверяю, на месте ли деревья и могилы.
Внимание привлекает странный памятник — скорбная фигура в балахоне склонилась над свертком. Похож на футляр для чертежей, только кто мог притащить сюда тубус и для чего? Он еще и зеленый… Осторожно, словно его могут видеть снаружи, Алексей кладет палец на кнопку электроспуска.
— Нашел что-нибудь? — нетерпеливо спрашивает Ксения.
— Нашел. Муху!
— Какую еще муху!? — возмутилась девушка. — Ты издеваешься?
Вместо ответа грохочет пушка. Снаряды идут веером, начинаясь от скорбящей фигуры. Фонтаны разрывов вырастают до верхушек берез, осколки разбитых вдребезги надгробий разлетаются в стороны подобно шрапнели, все уничтожая на своем пути. Кресты, деревья, памятники исчезают в пыли и дыму, превращаясь в песок и щепки. Кладбище словно оживает — вспыхивают огоньки выстрелов, пули барабанят по броне, будто небеса разверзлись градом с куриное яйцо. Ответный огонь такой густой, что прицел затягивает пылью. Но Алексею точность и не нужна, противника все равно не было видно. Пушка стреляет, не умолкая, ствол неторопливо перемещается вправо и влево, изрыгая полутораметровый сноп пламени. Ответный огонь слабеет, вовсе стихает.
Звучит последний выстрел, лязгает гильзоприемник, в наступившей тишине громко воет вытяжка. Ветер сносит в сторону облако пыли, Алексей напряженно всматривается в открывающуюся панораму разрушений. Кладбище завалено срубленными березами, земля обильно усыпана остатками надгробий и крестов, весело скалятся выбитые зубы свежих щепок. От монумента цыганскому барону остались только ноги, туловище и курчавая голова разлетелись на куски в радиусе десяти метров.
— Говорят, что даже по воробьям из пушки не стреляют. А ты в муху! — неестественно громко говорит оглушенная выстрелами Ксения.