Тверской Баскак. Том Второй

О давлении на бояр я знал. Акинфий Ворон этого и не скрывал особо. Ходил среди бела дня, не таясь, из одного боярского терема в другой и вел «душеспасительные» беседы. С моей стороны работала обратная пропаганда в лице тысяцкого Луготы и Остраты.

Кульминация ожидалась на заседании боярской думы, где и должен был разрешиться вопрос на чьей стороне большинство. И тут у наших «друзей» что-то пошло не так. По моему разумению, свое слово сказал Ярослав, и оно сильно не понравилось его наставникам. Отсюда и задержка. Сейчас им нужно время для осознания, что с этим делать: посылать гонцов во Владимир и ждать решения Великого князя, соглашаться с капризами княжича или гнуть прежнюю линию на свой страх и риск?

К такому выводу я пришел сегодня вечером и сам пребывал в сомнении — что мне-то в этой ситуации делать? Ничего путного в голову не приходило, и оставалось только ждать. Это чертовски раздражало, поскольку нет ничего хуже, чем ждать и догонять.

И тут ко мне в горницу заглянул Куранбаса и заявил, что меня там какой-то мутный тип спрашивает. Я приказал привести, и тип оказался писцом при боярине Фроле Малом, что у княжича Ярослава в ближних людях.

Откланявшись и опасливо косясь на не спускающего с него глаз половца, человечек передал мне записку, где меня приглашали на тайный разговор, сегодня в полночь, в княжескую конюшню.

Место и время прямо скажем странные, да и вообще все это выглядело крайне подозрительно, и, сознаюсь, было желание потрясти человечка как следует. Тот видать понял это по моему взгляду и запричитал, что знать ничего не знает, что передал как сказано было и все. А кто, что, он не ведает и умоляет, ради Христа, не серчать.

Подумав еще раз, я решил, что если бы это было очередное покушение, то наверняка сработали бы не так топорно, а тут больше похоже на действия человека сильно опасающегося быть раскрытым и находящегося в крайне стесненном положении.

Прикинув все это, я отпустил гонца целым и невредимым, а сам решил принять предложение. Калида естественно был против, но я настоял, и вот мы идем по ночным улицам Твери на встречу с неизвестно кем.

В кремль зашли через малые ворота, там сегодня наши стрелки на страже, поэтому проблем не возникло. Дальше двинулись в обход, вдоль стены, и, миновав открытые места, вышли прямо к конюшне.

Подойдя к приоткрытой двери, Калида вытащил меч и только после этого потянул ее на себя. Под дверной скрип из черного нутра пахнуло навозом и сеном. Шагнув вперед, Калида на миг задержался на пороге, словно бы провоцируя невидимого врага раскрыться, но темная пустота ответила лишь встревоженным конским храпом.

Прикрыв за собой дверь, я запалил лампу и поднял ее над головой. В ответ из полумрака дальнего угла в круг света вышел человек в длинном грубом плаще.

Присмотревшись, узнаю в нем боярина Малого и ничуть не удивляюсь. Дядька княжича, воспитывавший того с малолетства, именно его я и ожидал здесь увидеть.

— Что же это вы, Фрол Игнатич, как тать-то в темноте прячетесь?! — Не могу не поддеть владимирского гостя. — Али боитесь кого?!

Боярин, человек невысокий, но какой-то квадратный и кряжистый, миролюбиво отмахнулся.

— Да полноте вам, все вы прекрасно понимаете, Иван… — Тут он разводит руками, мол, уж простите, отчества вашего не знаю. — В нашей с вами беседе лишние уши и глаза не нужны.

Молча кивнув, соглашаюсь с ним, одновременно задумываясь о том, что надо бы мне уже озаботиться отчеством. Негоже на Руси без него, должного уважения человеку не выказать.

Пока я отвлекся, боярин уже подошел ближе, и теперь его живые проницательные глаза без стеснения рассматривают меня в упор.

— Должен признать за вами талант производить впечатление на людей. — Губы боярина изобразили доброжелательную улыбку. — Мой воспитанник, хоть и юн годами, но умом не обижен и людей видит насквозь.

Отвечаю доброжелательной улыбкой, но про себя скептически ворчу.

«Ну что за политесы да заходы издали среди ночи! Говори уж честно, чего хочешь и зачем звал».

К сожалению, сказать ему это прямо я не могу и продолжаю выслушивать дифирамбы в свой адрес.

— Я еще не видел своего воспитанника таким взволнованным, каким он был после поездки к вам за Волгу. Мне даже занятно стало, что же вы такого ему наобещали?

Вопрос прозвучал как бы между делом, почти в шутку, но я уловил в нем настоящую заинтересованность. Уж в тонкостях политической беседы за последние два года я поднаторел изрядно.

«Вот значит как! — Быстро прикидываю про себя. — Юный Ярослав изложил тебе свои впечатления слишком сумбурно, а ты, человек приземленный, хочешь знать конкретно, что я могу предложить! Тебе или твоему князю?! Вот это неплохо было бы понять».

Посчитав, что раскрывать свои карты преждевременно, затягиваю время и отвечаю вопросом на вопрос.

— Неужели ваш воспитанник не поделился со своим наставником?!

На мгновение мой оппонент замялся, а потом с усмешкой махнул рукой.

— Да перестаньте вы, консул! Мы же оба понимаем, князь еще ребенок. У него эмоции превозмогают разум. Для того рядом с ним и стоят убеленные сединами и опытом мужи, дабы помочь княжичу разобраться во всем и принять верное решение. — Его широкое лицо приобрело жесткое, волевое выражение. — Я воспитываю княжича с рождения и пользуюсь его полным доверием. После поездки к вам он сказал мне, что не хочет распри и решил, вопреки воле отца, подписать соглашение с городом и остаться здесь князем.

Я молчу, и боярин, подумав немного, продолжил.

— Акинфий скорее всего не даст этому желанию осуществиться, у него на этот случай есть прямой приказ Великого князя. Если понадобится, он применит силу и желание княжича ему не указ. — Он вскинул на меня оценивающий взгляд. — Я могу этому воспрепятствовать, но для этого мне хотелось бы знать. Что в таком случае получит Ярослав, и что получу я?

Предчувствуя, что торг будет долгим, я не тороплюсь и начинаю издалека.

— Никто обижать юного князя не собирается. — Чуть растягиваю в усмешке уголки губ. — Все что положено он получит, я лишь хочу избавить его от ненужных проблем. Зачем князю лишние заботы! Вся эта головная боль с городскими разборками, со сбором налогов, с судом опять же. Одна мышиная возня — кто кому должен, кому морду разбили и за что… Князю такое надобно?!

Специально утрирую картинку и смотрю на реакцию боярина, а тот, выслушав меня с бесстрастным выражением, вновь расплылся в наигранной простодушной улыбке.

— Ох, консул, хитер ты! Только ведь и мы не лыком шиты. Чтобы все исправно крутилось, за каждым догляд нужен. Кто котел мешает, тот с него и сливки снимает.

Принимаю предложенную манеру и вступаю в игру.

— Согласен, но это ежели ложка одна и доверия нет никакого, но ведь можно же все и полюбовно сладить. Все прописать до последней закорючки, так что князю напрягаться ни в чем не надо будет, все само в руки потечет. — Сказав, я вцепляюсь взглядом в лицо собеседника. — Скажем, князь будет получать от города три сотни гривен серебром в год. — Не отрываясь, слежу за мельчайшей мимикой боярина и вижу, что несмотря на немалую сумму, тот не впечатлился. Не расстраиваюсь и жму свою линию дальше. — А советникам его из числа разумных, город единовременно выплатит по пятьдесят гривен и три места в боярской думе им выделит. — Тут слегка смягчаюсь и растягиваю губы в усмешке. — Для того, чтобы за половник, так сказать, смогли ухватиться.

Последняя фраза придала широкой физиономии боярина выражение задумчивости, и зависнув в ней на пару мгновений, Малой вдруг глубокомысленно изрек.

— Пятьсот и сто пятьдесят! — А подумав еще, добавил. — И семь мест!

— Что?! — Я понял, о чем он, но все равно переспрашиваю, давая себе время поразмыслить.

Пригладив свою бороду, боярин повторил.

— Пятьсот князю и советнику сто пятьдесят. — Он выразительно глянул на меня своими карими слегка навыкате глазами. — Единственному советнику! А в думе князю право семерых бояр своей волей сажать.