Тверской король

Юрию Степановичу достался двор восемь соток, без бани, но с ветхим сараем, грозившимся покоситься в один из дней, и отличная бревенчатая изба с печью. И печь эта была такая огромная, что занимала чуть ли не всю правую часть избы. В новых домах, построенных колхозом для работников труда, таких печей уже не выкладывали. Убранство внутри дома – никакого. Как входишь сначала сени с одним окном, совершенно пустые и тёмные. Дальше сама изба, пространство которой ничем не было перегорожено. По левую сторону стояла огромная, старинная кровать с кованым изголовьем. В доме этом давно никто не жил. Перед продажей Варвара Семёновна прибрала в избе, но после зимы, охотника встретил бардак. Где-то на полу, по углам был разбросан мышиный помёт, в некоторых местах жук короед сточил в пыль дерево, которое мельчайшими опилками было насыпано где попало. На подоконниках валялись засохшие насекомые, тонкие нити паутины блестели в пространстве. А запах в помещении был влажный и затхлый. Но всё поменялось, когда растопилась печь. Жар и треск дров принесли уют и духоту. Убранный и помытый дом наполнился запахом нагретого дерева и влажными полами. В течения лета охотник немного разграничил пространство. Справа от печки прибил полки для кухонной утвари, слева установил спальное место для себя, в другой стороне избы поставил дочкину кровать и обеденный стол у окна, которое выходило на дорогу. Постепенно в избе стала появляться другая мебель. Она была старая и привезена из разных мест. Кресла, с потёртой и поблёкшей от времени обивкой, коричневый комод для белья с поцарапанным лаковым покрытием, деревянная лавка орехового цвета, старинный шкаф для посуды с резным декором по углам, журнальный столик. Полина навезла много разных игрушек, которые потом выцвели, поломались и были выброшены гнить где-то в почве, в канаве.

Основная жизнь деревни шла на втором берегу, как раз там, где поселился Юрий Степанович. Тут и ферма на пригорке стояла и местный деревянный клуб. Тут делала стоянку автолавка, и дворы были шумнее, веселее.

Лето тысяча девятьсот девяностого года дополнилось новой историей деревни, и кто знает, что ждёт её впереди.

Глава 2

Раннее утро в деревне по ощущениям всегда чистое, прозрачное. Воздух прохладный до мурашек. Ничего кроме оголённого неба, с которого после ночи не успела стереться луна, не предвещает июльского зноя. Лениво поднималось солнце, облокачиваясь о горизонт поля. Совсем скоро оно высоко зависнет в небе, потеряет свои чёткие контуры, когда раскочегарит в полную силу, и иссушит всю росу, что собрала трава за ночь. По этой росе, несмотря на раннюю зябкость, на коленках в садовой траве ползала Полина. По привычке отца она вставала рано и из скучной избы бежала в сад играть, воображая себя тем или иным животным, что запомнились ей в деревне. В корову, пасущуюся на лугу, в кур, расхаживающих по двору и скребущих лапой землю. Играет, пока отец завтракать не позовёт.

– Полька! Иди уже, давно сырники пожарил. Давай, давай, моя дорогая. Позавтракаем и в лес пойдём, мы ещё с тобой за цыганские поля не ходили землянику смотреть.

Цыганские поля носили такое название неспроста. Местные жители рассказывали, что ещё до войны к ним в деревню забрёл цыганский табор. Пришли мирно, спокойно, не воровали, денег не просили, словно бы просто решили пожить. Но в самой деревне не остановились, а разместились за лесом на ближнем поле, как его называли раньше. Жили около месяца там тихо-тихо. Потом ушли и больше их не видели. А поля так и стали называть – «цыганские».

После завтрака Юрий Степанович вышел на крыльцо, держа в руках сапоги и портянки. Присел на край, поднял штанину и стал закручивать вокруг стопы жёлто-серую извалявшуюся материю. В сени вышла Полина, брякнув здоровенным дверным крючком. Дёргаясь от нетерпения, пытаясь застегнуть последнею пуговицу на камуфляжной куртке, которая была на несколько размеров больше неё.

– Камуфляжку надела? – не поворачиваясь к девочке, спросил отец, засовывая ногу в длинный, запыленный сапог.

– Ага.

– Шапку?

– Мигом, – справившись с пуговицей, шмыгнула обратно в дверь избы.

Наконец собрались в лес. Юрий Степанович вышел за калитку, грузно шагая по сухой дороге кирзовыми сапогами, за спиной неся брезентовый рюкзак и ружьё. Девочка вышла следом, немного задержалась, закрывая калитку на крючок. В этот момент на дороге вдалеке показался КамАЗ, столбом поднимая дорожную пыль. Тяжело затормозил у соседского дома напротив, где жила семья Ивановых – Варвара Семёновна со своим мужем Петром Иннокентьевичем. Из машины вышел, громко хлопнув дверью, высокий светловолосый мужчина лет тридцати с небольшим. К нему навстречу из калитки показалась Варвара Семёновна, подбирая выбившиеся из-под платка, русые, местами уже с широкой сединой, волосы. Босая, сонная. Мужчина приветственно махнул рукой, обогнул машину и открыл противоположную дверь. Оттуда поддерживая за под мышки, помог спуститься на землю мальчику лет пяти, такому же светловолосому, как и его отец. Следом спрыгнула мать, красивая, стройная женщина, с высоко заколотыми волосами и улыбающимся лицом. Варвара Семёновна радостно расцеловала внука, обменялась поцелуями с дочкой, обняла зятя.

Юрий Степанович крикнул гостям.

– Приветствую!

И поднял руку, растопырив все пять коротких пальцев, задержал её в воздухе над головой чуть дольше обычного, покрутив кистью туда-сюда, затем повернулся к дочке, чтобы поторопить. Полина долго не отворачивала головы от гостей Бабы Вари, пока мальчик не взглянул на неё быстрым любопытным взглядом. Тогда она резко отвернулась и засеменила к отцу. Догнав, некоторое время шла рядышком, потом быстро обернулась на машину, чтобы ещё раз глянуть краешком глаза. Гости уже заходили внутрь двора, и из-за забора виднелась лишь светлая голова высокого мужчины.

– Внука погостить привезли к Варе, – прокомментировал Юрий Степанович. – Симпатичный мальчишка. Варя рассказывала про него, у неё ещё внучки есть. Одну вроде Оля зовут, вторую не помню, то ли Ира, то ли Вера… главное, будет тебе с кем пообщаться.

С этого дня Полина очень аккуратно выходила на улицу. Прежде чем показаться из дома, не говоря уже о том, чтобы осмелиться высунуться за калитку, она сначала внимательно и с опаской оглядывала деревенскую дорогу через окна избы, затем какое-то время сторожила соседский дом на предмет движения и после уже выходила во двор. А чтобы зайти обратно в избу, девочка, не глядя, быстрым шагом старалась прошмыгнуть туда как можно скорее. Пару раз, когда Полина таким способом залетала в дом, мальчик замечал её своими быстрыми, ловкими глазками. Это случалось, когда он от безделья сопровождал бабушку за водой к колодцу. Или же видел её в щель между забором, когда сидел на лавочке, жуя содранную, ещё не спелую вишню, морщась и с силой выплёвывая косточки, чтобы они отлетали как можно дальше.

Скучно было внуку одному в деревне. Баба Варя за делами и суетой не замечала его показных вздохов. Когда Стас, придя на кухню приставал с вопросами, и на каждый бабушкин ответ вздыхал в задумчивости, сидя за столом, подложив кулак под щёку. Только дед как-то раз, в отдельную от дел минуту присев на лавочку подымить папиросой, решил сподвигнуть внука на знакомство с соседями.

– Ты бы Стас с соседской девчушкой городской познакомился, что ли, – тянул он слова. – Не чай она тоже скучает без подруг-то, – запнулся в грудном кашле дед Петя, после чего отхаркнул белый сгусток, положил ногу на ногу и молча задымил дальше.

По направлению к калитке мимо проходила Варвара Семёновна, неся в руках увесистый свёрток.

– Варь! – проскрипел Пётр Иннокентьевич.

– Ну чего ты? – остановилась она у выхода со двора.

– К Юрке-бороде идишь?

– Ну.

– Стаса возьми с собой. Пущай с дочкой его познакомются, – не поворачивая головы к жене, продолжал скрипеть Пётр Иннокентьевич.

– Ну… Стас, пойдёшь ли ты молока относить со мной к москвичам?
–

Мальчик молча поднялся с травы и пошёл вслед за бабушкой.

– О, Варь, ты? Заходи! – всегда радостно приветствовал всех Юрий Степанович.

– Ну…, – серьёзно протягивала Варвара Семёновна. – Мы с внуком. Знакомиться привела, скушно же мальцу одному, Тамарка привезла гостить, мне весело, а он скучает, – с этими словами она достала трёхлитровую банку молока, замотанную в пёстрый платок, и поставила её на стол.

– Это хорошее дело, Поля у меня хоть и диковата, но подружатся, Варь, сам прослежу, – крикнул охотник из сеней, куда он пошёл за чистой банкой, чтобы поменять на ту, что с молоком.

– Ну, как вы тут поживаете? Всё по лесам да по полям, ужо с утра смотрю, а вы уж в сапогах, да ты Юрка всё ружьё таскаешь и девку за собой, нябось уже притомилась? Полина, да утомил тебя батька? – улыбалась Баба Варя.

Стас сидел в кресле, молчал, как прибитая к стенке картина. Боялся лишний раз глазом моргнуть, головой повернуть. Полина смущённая сидела на лавочке у печки. Там в углу и не видно было, что румянец ей щёки залил. Она краем глаза изучала своего нового друга, насупившегося светловолосого мальчика с тёплыми серыми глазами. Минут через пятнадцать гости ушли.