Тверской король

– Ну.

– А этот Егор. Новый какой-то малец. Да, я его не видала. Онны в хате сидят не вылазят. Я у Вальки спросила, чего делать то будишь? Она тока злится. Говорю, выгоняй к чертям собачим, убьешься за всеми ходить.

– Ах Боже мой…, – цокала языком Степушина.

– Дура деука, эта Светка, – махнула рукой Варя. – У Вальки сердце доброе, нябось дома оставит, пущай живут.

– Ну и ну… не к добру это, – Дуня вытянула из-под стола оттёкшие ноги, обутые в коричневые, обрезанные из сапог калоши.

– А у москвичей видала какая барыня приехала? – маленькие глазки Варвары Михайловны сощурились ещё пуще, она лукаво улыбнулась, заглядывая соседке в лицо.

– Где? Ничаво не видала. Ты про кого?

– Ту, сядишь тут на лавке то, задом трёшь, всех поди видывала. Ну уж то ты не приглядела? У Николаевича. Его старшой малец невесту привёз. Красивущая деука.

– Ту не болтай ты! Уже жениться собрался? А когда это он успел то?

– Я не знаю про женитьбу. А тока он тут с ней вчера вечером расхаживал по дороге. Я его позвала. Говорю, Олежик, у нас тут все деуки напересчет, а энту откуда взял? Мы таких не помним. Говорит с Москвы привёз. Вот.

– Да, он то ещё вроде малец не сильно взрослый, Варь.

– Да не, у них увсё рано. Я не знаю сколько ему годков, но школу он поди закончил, да. Надька еще в том году говаривала, что Олег её всё позаканчивал, будет в институт поступати. А красавец…

– Ну дай Бог, дай Бог… пущай поступит, женится, внуков принесёть и мы порадуемся, – тяжело дыша от жары говорила Степушина Дуня. За забором, со стороны дороги показался муж Варвары Михайловны.

– Так бабье, трепимся? – заулыбался он, завидев жену.

– Васька твой идит.

– Ага, пойду я.

– Ну давай, давай. Ежели чаво мне стучи, – с намёком на новости, ответила Степушина.

– Как здоровице, Дуняша? – спросил Василий Иванович, цедя в зубах папиросу.

– Ту, не спрашивай! Жарень то, хоть бы смиловался Господь, дождика наслал, – грузно поднималась из-за стола Дуня. – С утра воздуху мало.

– Будет тябе дождь. Будет. Куда же он денется.

– Ну дай Бог. Поволокуся, – и она удалилась за калитку, где её встречал поджидавший хозяйку Тузик. Новый, приблудившийся с весны пёс. Маленький, с курчавой, местами свалявшейся шерстью, с перекошенной на бок головой.

– Тузик, – просипела хозяйка. – Пошли домой, пошли.

Олег уговорил родителей пригласить в деревню свою девушку. Надежда Петровна невесту сына не хотела воспринимать всерьёз, она надеялась, что это лишь временное увлечение, поэтому с самого начала была против. Но Евгений Николаевич, по просьбе Олега, нашёл нужные слова, чтобы уговорить жену. К деревенской жизни Олеся была совсем не подготовлена. Она до крови расчесывала комариные укусы. На третий же день схватила простуду, и от парного молока почувствовала себя дурно. По всему этому в деревне пробыла недолго. Уехала домой и Олегу больше не позвонила. С этого года старший сын деревню не возлюбил и всячески избегал поездок в Излучину, предпочитая проводить лето в городе.

Полинка хитрой росла. Не то девчачья дерзость проснулась, не то любопытство, не то дурной характер – избалованной она росла, под крылом любящего отца. В свои десять лет ей стало интереснее с мальчишками дружить. И мальчишки начали к ней ходить, гулять звали. Она в ответ, сощурит хитринкой глаза: «скучно с вами» – скажет, но потом согласится, словно одолжение делает. Ходили они на сеновале валяться, мальков ловить у мостков или просто купаться.

– А пойдёмте на лошадях кататься? – вдруг предложила девочка.

– А если засекут? – попробовал сопротивляться Паша.

– А мы днём, когда коров уже выгонят и на ферме никого не будет, – рассуждала Полина.

– Дед там будет, он долго с фермы не уходит, – ответил Серёжа, немного покраснев в щеках.

– Ну не вечно же он там будет?

– А как ты запрягать собралась?

– А что, сложно?

– А то нет! – возразил Паша.

– А мы без запрягания.

– Чокнулась совсем.

– Пашка, ты трус!

– Ладно, как скажешь, – Паша поднялся с травы и прошёл вперёд, возглавляя троицу.

На ферме было тихо и сонно. Ребята осторожно открыли дверцу в телятник, где в отдельных загонах держали лошадей. Молодые бычки, еще безрогие, лежали на полу, обильно устеленном опилками и дремали, тыкаясь носом в настил. Полина подбежала к самому беленькому, с курчавым лобиком и круглыми пупырышками рогов. Присела рядышком, погладила по лбу, обняла за шею, встревоженный теленок шумно поднялся на ноги, потянулся испачканным в опилках носом к протянутой руке. Полина играючи отдёрнула руку, на что теленок попытался её лизнуть, высунув длинный вёрткий язык. Потом она поднесла пальцы и глупый бычок засосал палец.

В лошадином стойле было пусто. Ждану цыган взял в поле, Орлик был на выпасе. Недалеко от фермы, на культурных полях чернел широкий круп не высоко в холке коня. Дети побежали к лошади.

– Орлик, Орлик, – пугливо позвала Полина, тихонько подходя к коню. Жеребец продолжал щипать траву, хлестая себя тугим хвостом по округлым, разъевшимся бокам. Когда девочка боязливым движением руки дотронулась до его шеи, конь поднял голову, взглянул на детей, своими блестящими, карими глазами. Потом тряхнул гривой, отгоняя надоедливых слепней, и снова уткнулся мягкими губами в сочную траву.

– Хороший, Орлик, хороший, – приговаривала Полина не смело трогая коня за гриву.

– На Орлике не стоит ехать. Он диковатый, – сказал Серёжа.

– А я видела, как цыганиха на нём скакала. Нормальный конь, животных не нужно бояться, они сами нас боятся. Мне так папа говорит.

– Тогда как мы будем его запрягать?

– На гвозде у входа в телятник сбруя весит, – ответила Полина. – Кто сбегает?

– Твоя идея, ты и беги, – сказал Паша.

– Трусы, – огрызнулась девочка и больше не пререкаясь сама побежала на ферму. – Стойте там, где стоите, – крикнула она им уже издалека. Ребята пожали плечами.

Девочка вернулась с уздой. Раскрасневшаяся от бега и от смелости своей идеи, она дерзко и с вызовом смотрела на мальчишек, внутренне чувствуя своё превосходство.

– А седло? – спросил Серёжа.

– А мы без седла. Обойди его с другой стороны, чтобы он не шуганулся. А я отсюда натяну, а ты, Серёж спереди встань.

Полина ещё долго мялась около коня, крутя в тонких ручках сильно потёртую, старую уздечку. Конь всё также мирно щипал траву, не обращая внимания на детей. Вороная шкура его мелко дёргалась то тут, то там, от укусов слепней и блестела на солнце.