Твое сердце – лед
Шрифт:
Но нет, здесь меня страшно штормит. Я понимаю, что если провалю эти игры, то на следующие я просто могу уже не поехать. Мне восемнадцать лет, а там, за моей спиной, подрастают новые звезды, которым всего четырнадцать, уже через год они обгонят меня, и я останусь не у дел.
Поэтому мне нужно собраться, показать все, на что я способна. Главное – напоминать себе, что второго шанса не будет..
И вот я катаюсь, повторяю элементы моего выступления, слушаю замечания тренера… А в голове у меня звучит на автомате: «Только один шанс, только одна попытка».
Кира
– Шишкина! Соберись.
Называет меня по фамилии – значит, я не ошиблась, она тоже на нервах. Я понимаю из-за чего. Вера Орлова – ее последняя олимпийской чемпионка, которая ушла от неё почти сразу после Олимпиады. Честно, не знаю, какой именно у них произошёл конфликт, но считаю это неправильным: уходить от тренера, благодаря которому ты добилась таких высот.
Теперь ставка на меня.
Кира Викторовна говорит:
– Кать, я отойду ненадолго, попробуй тройной аксель, потом прокат, как в последнем круге. Поняла?
Я киваю, она продолжает:
– Сделай сама, я скоро вернусь.
Без пристального взгляда тренера мне становится легче…
Я разгоняюсь, прыгаю вверх, на высоте понимаю, что теряю равновесие и… не доделываю прыжок до конца, приземляюсь не на ту ногу, она подворачивается. Я падаю…
Из меня вырывается:
– Ай, черт.
Я хватаюсь за лодыжку, чувствую резкую боль сбоку стопы.
Первым делом оборачиваюсь: переживаю, что это всё увидела Кира Викторовна.
И я не ошиблась. Увидела. Она уже летит ко мне, чёрт, не успела уйти, кричит:
– Катя, Катя, ну, что же ты делаешь! Падать в такой момент!
Следующий вопрос со злостью в голосе:
– Как твоя нога?
– Все нормально, – вру я.
Кира Викторовна снимает коньки, и мы вместе с ней видим посиневшую кожу.
К нам подходит врач, говорит на иностранном, я от страха ничего не понимаю. Только смотрю на Киру Викторовну… Она сжимает губы, кричит врачу:
– Не надо, у нас есть свой врач, это ерунда!
Затем уже мне:
– Вставай! Пойдём. Тебя посмотрит наш врач.
Я встаю и пытаюсь идти нормально. В зале, кроме нас, есть другие фигуристки… Все они смотрят на меня с любопытством.
Наш врач делает мне сильную заморозку, говорит, что перелома нет, только растяжение.
– Сделай что-нибудь! – кричит ему Кира Викторовна. – Завтра она должна выйти на лёд, ничего не чувствовать…
– Что сделаешь? Боль все равно будет. Могу завтра сделать обезболивающий укол… Но ты сама смотри: знаешь, какое время, могут придраться.
– Укол разрешён? – уже более спокойно спрашивает Кира Викторовна.
– Пока да. Лыжники его колют.
– Отлично. Тогда сделаем.
– Место слишком чувствительное, это будет не стопроцентное…
Тренер снова начинает кричать:
– Ты здесь врач! Тогда что-нибудь придумай: заморозь ей ногу, надень повязку. Не знаю, что еще… но она завтра должна кататься как обычно!
– Всё будет хорошо! – наконец я вмешиваюсь в их разговор.
Кира Викторовна смотрит на
меня с грустью, ничего не отвечает, просто уходит.Я кое-как дохожу до номера. Пока иду, иногда мне кажется, что боль несильная, а иногда так поверну ногу, что вскрикиваю: «Чёрт!».
Я ещё не верю, не понимаю, что наделала…
Так глупо упасть перед самым ответственным выступлением! Ну почему я такая дура?
Я видела, как тренировалась Вера Орлова, она собранная, хладнокровная, как робот. Программа у нее не такая сложная, как у меня, но если я завтра не выполню свои сложные прыжки, она легко меня обгонит.
Чёрт, чем я вообще думаю? С такой ногой мне бы хоть призовое место занять… За первое я уже не поборюсь.
Я ложусь на кровать и начинаю плакать, мысли накатывают и доводят меня чуть ли не до депрессии. Затем встаю и решаю, что нужно что-то с этим делать. Я звоню маме, она меня успокаивает, говорит, что я и так многого добилась, как будто больше не должна бороться… На эмоциях бросаю трубку, разговор с мамой мне не помог.
Я звоню Амелии, хотя знаю, что в этот день у неё шоу.
И точно – она мне не отвечает, наверное, занята.
Кому мне ещё позвонить? А больше некому.
Я могла бы позвонить Максиму, но что он мне сказал бы? Он вообще никогда не понимал моего стремления добиться каких-то результатов в спорте, и сейчас бы не понял, почему я переживаю…
Нет, звонить ему точно не буду, решаю лечь спать пораньше.
Ещё раз мажу лодыжку кремом, который мне дал врач. Перед сном я молюсь всем богам, чтобы моя нога завтра чудесным образом прошла. Хотя в глубине души понимаю, что это невозможно, растяжение не проходит за один день. Наоборот, на второй день оно начинает болеть сильнее…
Глава 53
Катя
Утром я первым делом встаю и смотрю на стопу. Блин, сразу чувствую, что болит, а еще появился большой синяк сбоку.
Я встаю. Наступать на ногу не больно, но чуть поворачиваю вправо или влево – и резкая боль
Ничего! Успокаиваю саму себя: сделаю заморозку, укол, затем зафиксирую повязкой и смогу откатать программу на «отлично»!
Всего лишь пять минут на льду надо потерпеть, я справлюсь! А потом можно сидеть и горевать о своей ноге до следующей программы.
Я чищу зубы и немного радуюсь: встала сегодня с очень решительным настроем. Спала плохо, потому что много думала, поэтому и не надеялась на боевой дух с утра. Хорошо, что мои опасения не оправдались. Проснулась сегодня с четким понимаем того, что я хочу.
Недавно давала интервью одному журналу, там я сказала журналисту, что медаль для меня не главное, что я хочу хорошо откатать свою программу, показать все, на что я способна. Пока лежала ночью и думала об этом, поняла, что наврала.
Я вру сама себе. Меня не устроит ни бронза, ни серебро, я хочу золото! Олимпийское золото! Вот если я его получу, тогда да, я достигну вершины, и всё! Я больше не буду волноваться, что все мое фигурное катание, все мои тренировки на износ, травмы… что это все было зря.