Творчество Лесной Мавки

Но пока я летать умею

невесомой, безбольной тенью,

я для мамы сбираю звезды,

как цветы на лугу весеннем.

* Словно у двери закрытого храма *

 Словно у двери закрытого храма  В зимнем, слепом да неблизком краю —  У изболевшей души твоей, мама,  Калекой, чужой прихожанкой стою.  Может, невольно я варваром стала?  Держит за горло смертельная тьма.  Верно, когда я живая сгорала —  Выла, металась — и храм подожгла.  Поздно. Не смею молить о прощеньи.  Ты не откроешь для грешной врата.  И убегу нераскаянной тенью  Куда-то, где хищная ждет темнота.

* Дочь — обломленная ветка. *

 Дочь — обломленная ветка.  Ранним цветом — белым хмелем,  Ранним цветом — тайной болью, —  Ветка для чужого дома.  Корни древа — память-горечь.  Листья-дни — обрывки жизни:  Отшумят и разлетятся…  Яблоня простит прощанье. Дочь — отломленная ветка.

* Мама, *

 Мама,  мученица моя мама!  Верно, дитяти твоему  кто-то подменил душу:  мою вынул,  а вложил Каинову.  Прости меня!

* Наша горькая вражда — *

 Наша горькая вражда —  Спор серпа с травою дикой.  От жестоких слов твоих  Рухну мертвой повиликой.  Не на равных этот бой.  Не чужие мы с тобой.  Поле в росах, как в крови,  У травинок рвутся жилы.  Не прошу твоей любви —  Я ее не заслужила.  Ночь подходит. Кончен спор.  Травы горькие — в костер.

Серебро и чернь

Александру Блоку

1

 Душа распахнута, как горница,  где много лет никто не жил.  Лишь рыжий месяц, друг бессонницы,  в окно разбитое светил.  Да яблоня, морозом битая,  молилась хрипло у стены…  Душа моя, изба раскрытая,  приют пустынной тишины.  Придет Хозяйка, Дева тихая,  очаг застылый разожжет  и вековую пыль усталости  с иконы бережно сотрет.

2

 Сквозь хрупкий мир иное брезжит,  что ведать людям не к добру.  Я видел, как на кольцах режут  узоры, чернь по серебру.  Я здесь скиталец, Божий странник,  мне режет плечи память крыл,  когда перо бумагу ранит  и проступает кровь чернил.  Я расскажу вам поднебесье,  иной чертог, желанный мир.  Пусть душу, серебра чудесней,  клеймит безумьем ювелир.  Уйду, осмеянный живыми.  Но в Судный, покаянный день  я разгадаю знак и имя  на грозном ангельском щите.

3

 Первая заря  упадет в поля,  заметает путь  вьюгой снежною.  Это — страсть моя,  тяга зверева,  нелюбовь моя,  участь грешная.  Другая заря  упадет в поля,  птицей дикою  в потемь затужит —  это боль моя,  нелюбовь моя,  заколдованный, с нею век прожил.  Третья зоренька  на снега падет  и укажет путь,  горе отведет.  Это — тайная, долгожданная,  та единая необманная,  что в чаду людском  стала мне сестрой,  мне пропащему  стала свет-зарей,  от нее судьба  светом полнится,  за меня она  у престола дня —  на колени в снег —  слезно молится.

Письмо Елизаветы Пиленко Александру Блоку

 Я принесла Вам нынче на заре  лукошко яблок  и свою покорную, живую душу.  Я постучалась с этой ношей радостной  у белого, высокого крыльца.  Мне не стыдно моих скромных даров.  Яблоки были прекрасны.  Они пахли летом и солнцем,  соловьиным щебетом и звездопадом,  они доверчиво светились  в берестяном лукошке.  И не пахли ни чуточки  приближением осени.  А душа, как голубка,  льнула к Вашим мудрым рукам. … Но Вам привезут из города  заграничные крупные, яркие яблоки.  И что Вам до моей души.

ЗВЕЗДНЫЙ ГОСТЬ (Сергей Есенин в Баку)

1. Встреча с Каспием

 Здравствуй, кровный жеребец сказочный,  изумрудный, бирюзовый, лазурный,  но такой же смешной и доверчивый,  как стригунки рязанских лугов.  Сахаром новой песни  кормлю жеребенка с рук,  слушаю напевное ржанье.  А люди везде одинаковы —  то дерутся, то воют с тоски.  К ним нейди с добротой и правдою:  что ни слово, то щерят клыки.  Я пришел не гостем желанным к ним  на изломе земного дня.  Я пришел сюда вечным странником —  оседлать морского коня.  Унеси меня, жеребец-Каспий,  без уздечки, без стремени,  далеко-далеко,  туда, где не заходит солнце,  туда, где не лгут и не предают…

2

 Когда блеснет месяц — разбойничий нож,  я выйду разбойником в потемь дорог.  Я душу как ханское злато берёг  и брошу бродяге, как нищенский грош.  Весь шелк этой ночи персидских долин  изрежу ножом моих песен больных…

3

 Мне легко бросать на ветер злато,  как береза осыпает листья.  Здесь я буду званым и богатым —  как пророк — не для своей отчизны.  Мне легко бросать на вешний ветер  все слова, что не сберег я для одной…  Как моя непрожитая песня,  горло жжет восточное вино.

4. Гадалка

 Цыганки и отрока руки сплелись:  пылающий клен и седой кипарис.  Что книгу судьбы, читает ладонь:  «Всю правду скажу, мой яхонт-рубин!  Нездешней страны ты первенец сын,  в потемках несешь священный огонь.  Ты ранен тоской и кличешь убийц.  Под горло ножа — как счастья просил!  Ты здесь невредим. Убьют на Руси.  Но смертью тебе не кончится жизнь.  В словах будешь жить,  в сердцах будешь жить —  безсмертной души  псарям не добыть!  Небесной страны ты сыщешь ключи…»  Монеты не взяв, исчезла в ночи…

5

 Я лесную Россию увидел во сне.  На востоке — тоскую по Лунной Княжне!  Полюбил я печалью иную страну,  как земную юдоль, как чужую жену.  Ночь изрезал ножом моих песен больных —  оттого, что судьбы моей нет средь живых.  Я лебяжью царевну искал на земле —  в меня смехом швыряли, как в юродов-калек.  Я нездешнюю лиру безответно искал,  вам на дудках пастушьих песни неба сыграл.  И тоскую по той, что другим суждена,  что еще не была на Руси рождена…