Свей мне, княже, полынный венок. Поцелуй меня в губы пропаще. Уведи с человечьих дорог, укради меня в черную чащу! Ветхой звонницы колокола. Волчий оклик в глуши за яругой. Я чужою невестой была — стала верной твоею супругой. Если хочешь, умру для людей — я к изгнанничьей доле готова. Уведи меня в ночь… Мне не надобно царства земного.
* Вошла и промолвила: Здравствуй, сестра. *
Вошла и промолвила: Здравствуй, сестра. Прости, что недобрую весть принесла. И колокол вскрикнул тревожный вдали, когда поклонилась
я ей до земли. А в белые окна ломилась сирень, да где-то закат воспаленный горел. Не время судить — не гони со двора. Мы, верно, похожи с тобою, сестра: любил он таких — чтобы косы как смоль, а в сердце и в голосе вещая боль, чтоб знали наречье озер и дерев, земные ключи, заговорный напев. Одной лишь тебе я поведать смогу — как сдался град Китеж лихому врагу, как предали князя бездушной толпой, как он в одиночку боролся с судьбой… Вот разве что тайны последних минут не знает никто, и не слушай — солгут. Где отдан шакалам таинственный град, там рыжие сосны от боли хрипят. Прости, что недобрую весть принесла. Прости, что беду отвести не смогла. Померкла от боли у окон сирень, откликнулась в ельнике волчья свирель. Взгляд Лунной княжны полоснул, как ножом. Ответила: — Вижу тебя под венцом. Надень жемчуга и лебяжью фату, иди, поклонившись святому Кресту, далекой дорогой иди, не скорбя, неужто не слышишь — князь кличет тебя.
* Стала с проседью — волчья масть! *
Стала с проседью — волчья масть! Не поглянусь тебе такою. Отлюбилась, наверно, князь, даже взгляду теперь не стою. Отлюбилась, наверно, князь, больше нет ни красы, ни силы. Разве — спросишь, горько смеясь, под какой метелью бродила. Бедовали одной бедой, там и выцвели косы русы. Разве мне не скорбеть с тобой над загубленной дурой-Русью? Но — склонился ко мне, как брат, ничего не молвишь, не спросишь, а срываешь мой ветхий плат и целуешь волчиную проседь.
* Вот я пришла. Что поздняя, прости. *
Вот я пришла. Что поздняя, прости. И что не та, какой любил и знаешь, что горе душу выжгло до кости… Но ты меня ни в чем не упрекаешь. В печальных и изломанных чертах глядишь работу Феофана Грека, во мне, пришедшей через боль и страх — лик Русской Музы, что искал полвека…
* Песню слагаешь — для птиц и для сосен, *
Песню слагаешь — для птиц и для сосен, вечную песню реке и заре. Старой рябине, заплаканной в осень, солнце рисуешь на мертвой коре. Вечная песня — то в древе, то в Слове. Да приучился народ к глухоте. Храма нездешнего странная повесть — тайная вязь на грядущем кресте…
.
* В поющих соснах встретимся с тобой, *
В поющих соснах встретимся с тобой, как в час венчанья, ласково и просто. Перед рассветом близко будут звезды, что кажется, дотронешься рукой. В поющих соснах встретимся с тобой, как будто горе силою железной не повело обоих нас над бездной, не посмеялось дерзкою судьбой. В поющих соснах встретимся с тобой. И будет древний дом похож на скит, не знающий беды, почти как прежний, где не смолкают песня и надежда, святая Русь детей своих хранит. Твой дом всегда похож на мудрый скит. В поющих соснах встретимся с тобой, слагая жизнь с нетронутой страницы. Над лесом лишь плат неба голубой. Так далеко, что не найдут убийцы, в поющих соснах встретимся с тобой.
* Ты зимою всегда одинок. *
Ты зимою всегда одинок. Лишь волхвует
невестою вьюга да, как вещий царевичев волк, снег ласкается к мудрому другу. Я приду к тебе жданной княжной, я пройду осторожно над бездной. Погляди — не метель над судьбой, а лебяжья венчальная песня.
* Обрывы и горы — смертельные корчи Земли *
Кате Григорьевой
Обрывы и горы — смертельные корчи Земли Шиповником диким опять по весне зацвели, А в осень шиповник в горсти у дубравы кровит. Неловкого шага такая тропа не простит. Но выбрали мы — над обрывом пройти до конца. Пусть ветер оближет горячие слезы с лица. Здесь птицы вьют гнезда над самою бездной лихой, И держат деревья корнями обрыв вековой. Идем за звездой нашей огненно-рыже-хмельной. На тропах волчиных еще не отцвел зверобой.
Из книги
«Православный календарь»
ПРАВОСЛАВНЫЙ КАЛЕНДАРЬ
Посвящается Фотине Никольской,
Светлому другу и дивной православной песеннице.
От избытка сердца говорят уста.
Евангелие.
Мария Египетская
В день Марии Египетской синеглазое небо светит праведной синью над болящей Россией. Расплела огневые да шелковые косы, лебединое тело отдала в поруганье… Покаяния светом ты поранила сердце. Очи слепли в пустыне, и ступала босая по горячим и колким равнодушным пескам… А молитвам пречистым открывается небо. Ты спасала Египет от вражды и раздора, от беды и укора, ты спасала Египет, нынче Русь защити. В день Марии Египетской синеглазое небо светит праведной синью над болящей Россией.
(праздник 14 апреля\ст.1 апреля)
Матронушке
Родник небесной доброты, Дух Света, болью озаренный. Меж херувимов и святых — земная матушка Матрона. Молитвенно жалела всех, скорбящих, грешных и болезных, оплакала наш лютый грех, и защитила нас от бездны. В кромешной тьме познала свет, и в слепоте Господне зренье, в начале окаянных лет несла надежду и спасенье. Не караваи, не цветы, а ношу бед к ней люди приносили. Родник небесной доброты любовью осиял Россию.
(праздник 2 мая\ст. 19 апреля)
Рождество Пресвятой Богородицы
Высь умыта в слезах рассвета, как лучина, заря зажглась. На окраине Назарета девочка родилась. Тихо пела и плакала Анна, над ее колыбелькой склонясь. Доля женская болью зачата, женской болью рождается жизнь. Увидала над доченькой Анна Божий светлый и страшный венец, оттого так пела и плакала и молилась, склоняясь над ней. Суждено ей быть Матерью Света, безгреховно, безбольно родить, и больную людскую планету от безумия зла защитить. Новорожденная дремала, в небеленый завернута лен, и незримый печальный ангел охранял младенческий сон.
(праздник 21 сентября\ст. 8 сентября)
Введение во храм Пресвятой Богородицы
У храма калеки толпились, горланили, клянчили милость. Озябший маленький город укутала снежная риза. Двенадцать высоких ступеней, почти что в Господень чертог, малютка легко одолела — ей ангел печальный помог.