Творец
Шрифт:
— Да.
— И когда следующее ваше… мероприятие?
— Не знаю…
— То есть, в ближайшие пару-тройку дней этот смокинг вам не понадобится?
— Нет, — Соня уже поняла, к чему он клонит.
— И вы не будете возражать, если мы ненадолго заберём его?
Она снова пожала плечами и проводила взглядом опера, уносящего чехол.
Казалось, следователь был настолько доволен её сговорчивостью и смокингом, что решил на сей раз быть не слишком нахрапистым, и вскоре она в изнеможении заперлась на все замки и привалилась взмокшей спиной к двери.
Это был другой смокинг. Тот, первый, она спалила в камине, как
Когда нервическая дрожь немного отпустила, она поднялась наверх и отперла мастерскую. Она ничуть не удивилась бы, если бы обнаружила Адика, беззаботно коротающего время заточения за работой, но в последнее время он, казалось, совершенно потерял интерес к искусству, занятый … другим. Тем, к чемуего душа лежала гораздо больше.
Но мастерская оказалась совершенно пустой. Разве что сырой осенний ветерок, пробивающийся в неплотно прикрытое окно, слегка трепал простыни, которыми были укрыты незаконченные скульптуры.
Нутро ее вдруг противно сжалось и заныло от осознания, что, скорее всего, они так и останутся незаконченными. Надо срочно всё бросать и уезжать. Заигралась в «мстителей». То, что поначалу воспринималось, как чудо-чудесное, как невероятный, данный ей свыше за страдания бонус к исполнению главного желания — возвращению Жени — теперь обернулось угрозой.
Ей припомнились все те бесконечные, наполненные до неприличия яркими снами, ночи, где она, ворочаясь в мокрой от пота постели, по очереди методично расправлялась со свиносемейкой, препарировала и Свиномать и подсвинков, как вивисектор… Никем не замеченная, не узнанная, неуязвимая…
Каким удачным ей по началу казалось, что подозрения пали на её главного обидчика — Женю… Сейчас же она оказалась в собственной ловушке… Только бежать!
— Адам…, - позвала она, пытаясь определить, под какой из простыней он притаился, — Можешь выходить…
Тишина… Только шуршание её одежды и стук сердца.
Догадавшись, она подошла к двери, которую Женя давным-давно соорудил над узким пределом — небольшой нишей в стене, куда она порой прятала от чужих глаз незаконченные работы. Сейчас там скрывался ее автопортрет, скульптура, над которой она начала работать задолго до Жениного бегства. Поначалу это была ничем не примечательная работа — Комбинезон, палитра в руке, спутанные, испачканные краской кудри… И только после ухода Жени она стала обрастать… деталями, которые она хотела бы скрыть от посторонних глаз. И вот теперь…
— Адам…, - повторила она дрогнувшим голосом и поднесла к двери руку…
…
— Эй, ты уснула? Что — «потом»?
Соня моргнула, прогоняя воспоминания, и подняла глаза на Иду.
— Ничего, — она встала с колен, — Потом я поняла, что совершила ошибку…
— Еще раз спрашиваю: почему ты сразу не сообщила в Фонд?! Почему позволила зайти так далеко?!
— Они… они бы забрали его, — Соня отвернулась, не в силах выносить старухин пытливый взгляд, — Ты бы позволила им забрать своего Иля, если бы…
— Да Иль даже таракана не мог прихлопнуть! — старуха возмущенно всплеснула рукой, — Все вырученные за работы деньги жертвовал на благотворительность! Столько жизней спас!…
—
Значит, тебе повезло…— И неужели ты думаешь, что заметь я хоть что-то, то стала бы рисковать, как бы дорог он мне ни был?! Рисковать жизнями, судьбами!
Она задохнулась, потёрла выцветшую кофточку над впалой грудью и продолжила уже тише, спокойнее:
— Такие, как у тебя, поломки встречаются. Редко, но бывают. Я только удивлена, как они не вычислили их сразу на своих хитрых машинах. Впрочем, если он перенял не только твои… обиды и мстительные порывы, но и твою выдержку, то…, - Ида заморгала, — Вина и на мне лежит. Ведь я дала рекомендации…
Соня вскинула на подругу глаза.
— Ты говоришь, уже были случаи… И что… с ними делали?
— Это известно только им. Быть может, пуля в затылок, может, инъекция. Знавала я одну женщину, чье Творение забрали. Мы с Илем уже жемчужную свадьбу справили, когда ее Фонд заприметил. Очень была талантливая художница. И её Творение тоже было прекрасно. Она несколькими годами ранее дочку-подростка схоронила, вот и сотворила себе по образу и подобию.
— Это же… запрещено.
— Для неё сделали исключение, ибо прототип был мёртв и не представлял собой публичную личность. Мне потом уже рассказывали, через десятые руки. Что-то им там в девчонке показалось подозрительным, и они не отдали её матери, увели. Говорят, и отклонения то были незначительными, но тогда Фонд всё ещё строго следовал заветам Основателя и никому не делал никаких поблажек. Самое страшное, что Раушания уже получила с дочкой несколько свиданий, готовилась выйти в мир, а потом… повторно дитя лишилась, и стала бесплодна уже как физически, так и душевно, ибо дыхания хватит, если хватит, лишь на одно творение… Что с тобой?
— Что?
— Ты так странно смотришь…
— И что с ней стало потом? С этой… женщиной?
— Да Бог её знает. Кажется, разошлась с мужем и так и осталась в Фонде, сопровождала других Творцов на их крестном пути… Я о ней больше ничего и не слышала…
Женщины помолчали. Ида покосилась в сторону кухни, откуда доносились густые, пряные ароматы жарящегося мяса и лука, и приглушенное пение.
— Давно он мясо ест?
— Почти с самого начала.
— Где дети? Они живы?
— Не знаю, — Соня пожала плечами.
— Подумай… Он следует твоим заветам! Ты бы оставила их в живых?
Соня замялась с ответом. Да, она оставила бы их в живых на достаточно долгое время, чтобы они сто раз пожалели, что покусились на чужое. Чтобы они вдоволь насмотрелись на страдания друг друга… Все вместе, в одной связке… А потом привести Свиномать и натыкать её носом… Но не могла она так ответить своей подруге, а потому глухо произнесла:
— Живы. Скорее всего. Но где они, честно не знаю. Ты меня… выдашь?
— Выдам. Если ты немедленно, сию же секунду сама не сообщишь в Фонд.
— Хотя бы дай нам немного времени! Чтобы уехать…
— С ума спятила! — Ида поднялась и зашагала в прихожую, — Тут ни секунды медлить нельзя!
Соня в растерянности последовала за ней.
— Все-таки верная поговорка про благие намерения…, - взволнованно бормотала старуха, с трудом натягивая полусапожки, — Но кто ж может что-то знать наверняка, кроме Всевышнего? Ничего, дай Бог, еще не поздно и можно всё поправить…
Она распрямилась и вдруг увидела перед собой широкую, покрытую густым курчавым волосом грудь.